…Между господствующей элитой казахстанского общества
и казахской беднотой
Казахский язык вот уже тринадцатый год является единственным государственным языком Казахстана. Такой статус он получил согласно принятому в 1989 году Верховным Советом республики Закону Казахской ССР “О языках”, который вступил в силу 1 июля 1990 года. Принятые впоследствии нормативно-правовые акты уже независимой Республики Казахстан предполагали лишь дальнейшее укрепление позиции казахского в стране в качестве государственного языка. Но в действительности его роль в общественной жизни за прошедшие годы не только не расширялась, а только сужалась. И продолжает сужаться. Почему? Если сказать коротко, ответ должен быть таков: казахский язык был и остается невостребованным правящим и имущим классом. Покойный ныне писатель Марат Кабанбаев, долго и предметно изучавший социальные причины неуспеха очевидных, казалось бы, усилий по утверждению государственного языка в общественной жизни, в свою бытность заместителем главного редактора специализированной лингвистической газеты “Ана тiлi” (“Родной язык”) пришел в конце концов к выводу, что все дело в том, что “казахский язык – это язык бедных”. Сейчас это никем в среде казахской общественной мысли не оспариваемое классическое определение.
Понятно, почему волнует состояние казахского языка простонародное большинство его носителей или низовые массы казахского общества. Для этих людей он — родной язык, главное олицетворение их культуры, основное средство самовыражения. Другое дело – казахская высшая административная и предпринимательская элита. Она во втором и третьем поколении (которые составляют костяк нынешнего казахстанского истеблишмента) на 90-95 процентов состоит из людей, выросших в русскоязычных городах и привыкших, по меньшей мере, свысока смотреть на язык и культуру народа, из которого им выпало произойти. За прошедшие 10-12 лет их не словесная, а действительная позиция по отношению к казахскому языку и определила полный и безусловный его провал в качестве государственного языка. Сейчас то, что казахская элита практически совершенно не нуждается в казахском языке именно как в средстве общения и получения информации, как в важнейшем составном элементе необходимой для всякого человека естественной культурной среды, уже очевидно. В этой реальности и кроется главная причина того, почему же при социализме и отсутствии у Казахстана конкретного суверенитета казахский язык в общественно-политической жизни пользовался куда большим спросом, чем сейчас, когда он уже имеет статус государственного языка всеми в мире признанного независимого государства.
…Между русскоязычной и казахскоязычной журналистикой
В прежние времена, когда еще казахский язык не являлся государственным и не появились споры о языках, социальный статус, к примеру, казахскоязычных и русскоязычных журналистов был практически одинаков. Что же касается тиражей, то тут с полумиллионой (500-тысячной!!!) на каждого аудиторией “Казакстан айелдерi” и “Мадениет жане турмыс” (ныне “Парасат”) не всякое издание могло тягаться не только у нас, но и во всем бывшем Советском Союзе с его 300-миллионным населением. Точнее сказать, разовый тираж этих двух казахских журналов был больше, чем такой же разовый тираж всех выходивших в Казахстане на русском языке печатных периодических изданий. А ведь тогда у нас в республике неказахского населения было в 2 раза больше, чем коренных жителей, и в целом у него возможностей для общего культурного развития и платежеспособности было заметно больше, чем у казахов. А сейчас реальный (а не мнимый) валовой тираж всех казахских изданий республики сравним с тиражом одного лишь еженедельника “Караван” или “Время”. Не только сохранили, но и значительно расширили свои позиции в Казахстане и бывшие союзные, нынешние российские газеты. Практически все они нынче выпускают свои казахстанские издания, которые распространяются здесь вкупе с их основным тиражом и поэтому тоже имеют огромную аудиторию и общественный вес у нас в стране. Мало того, сейчас сюда добрались уже даже такие сугубо локальные по своему статусу московские газеты, как “Московский комсомолец”, который так же имеет свое казахстанское приложение. Большое распространение в сегодняшнем Казахстане имеют также сотни и сотни новых российских периодических изданий, которые начали выходит уже в постсоветское время.
Такой впечатляющий, намного превосходящий масштабы советских времен успех российских СМИ в Казахстане в условиях, когда республика уже больше не находится под властью Москвы, стал возможным исключительно благодаря тому, что казахская высшая административная и предпринимательская элита отдала им императивное предпочтение во всех смыслах этого слова. Почти обо всех высших руководителях государства и наиболее могущественных бизнесменах-казахах из сведений, распространяемых не без гордости их близким окружением, известно, что они из всей прессы удостаивают своим чтением лишь те или иные 3-4 российские газеты и что казахстанские русскоязычные газеты ими просматриваются от случая к случаю, а казахская периодика к ним в кабинеты просто не заносится. Другими словами, российская журналистика в первую очередь удостаивается и внимания, и симпатий, и всесторонней поддержки с их стороны. Вторыми в этом ряду являются казахстанские русскоязычные масс-медиа. Что же касается казахскоязычных СМИ, больше, чем еще кто-либо не только заинтересованных в утверждении статуса государственного языка и укреплении его позиции, но и способных продвинуть претворение этих задач, их сильные люди Казахстана держат фактически в черном теле. Как местный, так и действующий здесь иностранный деловой люд, держащий уши на макушке и руководствующийся в своей общественной деятельности симпатиями и антипатиями высших административных кругов государства, никакого интереса к казахским СМИ и, что самое главное, государственному языку не питает.
Наиболее ярким примером, неопровержимо подтверждающим правоту такого вывода, является так называемая программа “Английский в действии”, идущая еженедельно вот уже несколько лет на главном в стране телевизионном канале агентства “Хабар”, олицетворяющего собой высшее государственное мнение в Республике Казахстан так же, как агентство “Синьхуа” — в Китае, агентство ТАСС – в бывшем СССР. В рамках этого проекта, финансируемого крупнейшей в мире транснациональной компанией “Экссон-Мобил”, казахстанцев учат английскому не на базе казахского языка, как можно было бы, исходя из формальной логики, предположить, а русского языка. Как будто это государственный язык не Казахстана, а России, великой державы, испытывает острую нужду в прямых языковых связях с английским – мировым языком № 1! Но, если руководствоваться логикой выведенной М.Кабанбаевым формулы “казахский язык – это язык бедных”, все тут становится на свои места. Согласно ей, казахским господствующим кругам, сформировавшимся именно после обретения Казахстаном государственной независимости как класс имущих, казахский язык не нужен, даром что государственный. А поскольку нынче государственные мнение и интересы тождественны мнению и интересам богатых, в таком государстве не оказывается должного места государственному языку. И его конституционно-правовой статус, образно говоря, превращается в тряпку, о которую класс имущих вытирает ноги. По-русски это называется: насильно мил не будешь. А по Л.Гумилеву, симпатии — вещь такая: или они есть, или их нет, и третьего тут не дано. Так что здесь никакой закон, если говорить о казахском языке, не помощник. Он не люб имущему классу казахов. И тут уже ничего не попишешь.
…Между прошлым, когда Казахстан зависел от Москвы, и настоящим, когда его руководителям уже никто не указ
Социалистический строй, ставивший целью создание бесклассового общества всеобщей справедливости, у нас в стране канул в Лету. В Казахстане, как и во многих других бывших советских республиках, в ураганном темпе осуществилось резкое социальное расслоение, приведшее к возрождению классов богатых (имущих) и бедных (неимущих) с их последующей поляризацией. Но от этого открытые и описанные классиками марксизма законы общественного развития не утратили своей жизнеспособности. Они говорили, что любая цивилизация, в которой имеет место социальное неравенство, отождествляет общегосударственные интересы с интересами господствующего класса. И сейчас, глядя на то, как казахский язык, при всех многочисленных выигрышных, по сравнению с имевшимися в советское время условиями, моментах (государственный статус, декларирование приоритетности прав казахов, увеличение количества школ с казахским языком преподавания, появление казахских отделений во всех вузах страны и т.д. и т.п.), из-за одного только вновь появившегося проигрышного момента стремительно (одну за другой) утратил и продолжает утрачивать свои бывшие важнейшие функциональные позиции, невольно приходится признавать несомненную правоту такого вывода марксистов. Ибо единственный проигрышный, с точки зрения интересов его развития, момент – это фактическое отступление казахской элиты от культуры и языка своего народа. Раньше, при советской власти и социалистических порядках ее представители не могли позволить себе такого, если бы даже в действительности тяготились ими. Тогда была тоталитарная система, и она, исходя из своей идеологии, требовала от созданных ею же элит советских социалистических наций верности и служения культурным и образовательным потребностям своих народов.
Пойдя против ее требований, человек запросто мог бы лишиться своего элитного положения. Поэтому желающих рисковать и отказываться от роли и привилегий представителя элиты своей нации находилось мало. Таких объявляли отщепенцами и превращали их жизнь в кошмар. Надо было быть сумасшедшим, чтобы добровольно принять такое. Поэтому в советское время даже самые “отмороженные” от своего казахского происхождения “асфальтные” казахи, если они занимали видное положение в обществе, о своем реальном неприятии казахской культуры и языка не очень-то распространялись открыто. Их, таких, на самом деле было много. Особенно много стало подобных людей накануне распада СССР в силу того, что казахское население стало стремительно урбанизироваться, начиная с начала 80-ых гг. двадцатого столетия. С исчезновением тоталитарной системы и контроля со стороны Москвы за соблюдением ее требований для них отпала необходимость скрывать или сдерживать свое неприятие культуры и языка народа, из которого они вышли. А поскольку это была наиболее элитная, наиболее дееспособная, с точки зрения требований современного мира, часть казахского общества, в условиях государственной независимости именно в ее руки перешли все реальные полномочия. Последние два фактора и определили изменение отношения государства к казахскому языку к худшую сторону.
(окончание следует)