Чтобы снова окунуться в культурную среду Советского Союза,
нужно ехать в Израиль
— Ура, независимой Грузии, — хором скандировали перед началом занятий выходцы из бывших советских стран, приехавшие по приглашению израильского МИДа на землю обетованную в международный институт “МАШАВ”. – Мира, дружбы и мудрого правительства, — желали мы грузинским журналистам Нине и Артёму, государство которых в этот день отмечало принятие независимости.
— Как было раньше хорошо, — вздохнул Артём, — никто не делился и за одним столом пили наше вино, закусывали казахстанскими арбузами и пели украинские песни: не делились на русских и нерусских.
— Давайте сегодня организуем такой стол, — предложила я. – Что нам границы, ведь историю нашу всё равно не изменить.
Сказано – сделано. После лекций мы направились в каньон (большой продуктово-вещевой магазин), чтобы купить то, чем у нас в бывшем Советском Союзе (да и сейчас тоже) было принято отмечать праздники.
После тщательной проверки на взрывоопасность мы попали в салон супермаркета. Ещё не зная порядков израильской торговли, обратились к парню с бейджиком, который, судя по внешнему виду, был менеджером. Объясняя на всех языках, которые нам были доступны, что нам нужна водка, мы никак не могли взять в толк, почему молодой человек так скептически на нас смотрит. В конце концов, служащий соизволил открыть рот.
— Ду ю спик иврит, — отчего-то издевательски хмыкнул он.
— Да-а-а, — протянула я. – Найти в этой махине спиртное будет крайне затруднительно.
— Ду ю спик иврит? — снова спросил нас менеджер, ядовито улыбаясь.
— Если бы мы знали иврит, — спокойно сказала я, ни к кому не обращаясь, — так мы бы сами нашли то, что нужно.
— Ну, так и ищите сами, — выговорил мерзавец с бейджиком на чистом русском языке.
Наши ребята напряглись.
— Идём искать – это будет интересно, — попыталась я разрядить обстановку. – По крайней мере, мы теперь знаем, что нас понимают…
Прозрачной жидкости в бутылках, напоминающих водочные, было много. Но отличить их от уксуса или чего-то ещё экзотического мы не могли. По дороге мы полакомились арахисом, цукатами из бананов, финиками, конфетами, которые лежали в открытых лотках “на пробу”. Всех уже подташнивало от сладостей, но спиртного видно не было. И тут в конце ряда с вареньем (или чем-то на этот продукт похожим) я увидела литровые бутылки с надписью на английском языке “ARAK”.
— Это водка, — радостно воскликнула я.
Ребята на меня посмотрели как-то недоверчиво.
— Нет, нет, — пыталась я их убедить, — это точно водка. На казахском языке это звучит точно также.
Мы стали пристально изучать этикетку, которая была расписана ивритской вязью. Однако “46%” убедило нас, что мы не ошиблись. Рассчитав цену в национальной валюте своей страны, каждый из нас мог только выдохнуть: “Ни фига себе…”. “ARAK” стоил 22 шекеля. Подсчитала и я. В переводе на доллары, потом на наши деньги, цена водки равнялась примерно около 847 тенге. Ну, праздник, так уж праздник. Сложив имеющиеся шекеля, прихватив кое-что из закуски, мы направились к кассе.
— Эта водка арабская, — улыбаясь, на чисто русском заявила нам продавец.
— Ну и что? — удивились мы. – Она же выставлена у вас на продажу? Тем более, другой нам никто не предложил.
— Это арабская, — упрямо повторила девушка и отставила бутылку в сторону.
— Она что, не продаётся? – спросила я.
— Продаётся, конечно, — ответила продавец.
— Тогда подсчитайте, сколько мы должны.
— Сейчас, — как-то туманно выдохнула торговый работник и, закрыв кассу на замок, пошла вглубь зала.
Ждать пришлось минут пять. “Нас тут не арестуют за покупку вражеского продукта?” — посмеивались мы между собой.
Вскоре пришла наша кассир и принесла с собой кусок колбасы, по внешнему виду и весу очень похожий на тот, что намеревались купить мы. Колбаску девушка бросила в корзинку, стоявшую под кассовым аппаратом и стала выбивать нам чек. Что-то в этих манипуляциях мне не понравилось. Взяв чек, я — въедливая хохлушка – стала сверять цену, стоящую на продукте, с той, что была выбита на чеке. Обнаружив, где собака зарыта, спокойно объяснила продавцу, что мы взяли в магазине пять наименований товара, а она выбила нам шесть.
— Ну и что? – возмутилась та.
Тут пришёл черёд возмущаться нам.
— Как это “ну и что?” — чуть ли ни хором спросили мы. – Вы выбили нам лишний товар и взяли за него лишние деньги.
— Ну и что? – повторила кассир.
— По-русски говоря, — как можно более сдержанно сказала я, — вы нас обокрали.
— Ну и что? – опять повторила невозмутимая продавщица. – Мы, евреи, выживали в разных странах, поэтому воровство не считается у нас преступлением.
— Можем ли мы поговорить с хозяином магазина? – потребовали мы.
Нашу настоятельную просьбу тут же исполнили. К кассе подошёл дядечка! И представился владельцем каньона. Объяснив ситуацию, мы не ожидали того, что произошло позже.
— Спасибо, — сказал хозяин кассирше и улыбнулся. Повернувшись к нам, он заявил строгим голосом, что, дескать, воровство не считается достаточной причиной для наказания работника, а уволить он её и подавно не может, поскольку в этом случае будет платить огромную неустойку.
— Нас не интересуют моральные и рабочие ваши подробности, — ответила я в том же тоне. – Мы хотим получить обратно незаконно взятые деньги и удалиться из вашего магазина.
— Деньги вы получить назад не можете, — заявил бизнесмен, — поскольку их провели через кассу. Возьмите что-нибудь на ту же сумму, и будем считать конфликт разрешённым, в противном случае вы никогда их назад не получите.
Красивого выхода из этой ситуации мы не видели, поэтому, возмущаясь, взяли ещё один батон колбасы и пошли праздновать.
Организовав на лужайке что-то наподобие стола, разложив нехитрую снедь, открыли злополучный “ARAK”, из-за которого столько претерпели. Тут оказалось, что некоторые предприимчивые белорусы привезли и своей огненной воды. Но решили начать с экзотики. Разлив водку по пластиковым стаканчикам, все притихли: над столом разносился запах детских анисовых капель от кашля. Рискнули попробовать. “ARAK” на вкус оказался ужасно сладким, жгучим и действительно напоминал анисовое лекарство.
— Ключница делала, — стали смеяться все, вспоминая Ивана Грозного из фильма “Иван Васильевич меняет профессию”.
Слово за слово, беседа под огненную воду потекла в русле происходящего в странах, бывших ранее единой семьёй. То ли анисовка на меня подействовала, то ли что-то другое, только стало мне казаться, что российская делегация, которая, к слову, была самой многочисленной, очень пренебрежительно отзывается о Казахстане. И студенты наши самые глупые, и в Москву казахов не пускают, и вообще мы пожизненно были российским сырьевым придатком.
— И слышали мы, — не без ехидства заключили русские журналисты-мужчины, — что женщины в Казахстане вообще как скот.
Этого я стерпеть не могла.
— То, что вы говорили сейчас о моей стране, — начала я, — не имеет под собой никакого основания, по крайней мере, на сегодняшний момент. Один вопрос, россияне: почему три представительницы казахстанского “скота” приехали за границу в международный институт? А что в это время делают ваши представительницы прекрасного пола? Кастрюли чистят? Неужели из восьми мест, предоставленных России по гранту, ни одно нельзя было предложить умной женщине или у вас таковых нет?
— Уела, — примирительно засмеялись российские журналисты.
Несколько в другом ракурсе, но разговор этот получил продолжение на следующий день. Наша куратор сообщила группе, что все посольства и консульства, государства которых мы представляем, поставлены в известность о месте и времени нашего пребывания в Израиле. “Посол Казахстана, — добавила куратор, — передал слова приветствия в адрес своих соотечественников и в ближайшее время обещал справиться о благоприятности впечатлений с тем, чтобы в военное время никто из его земляков не чувствовал себя в опасности. В случае вашего желания, немедленно будете доставлены на родину”.
— Вот как вас держат под колпаком, — смеялись россияне, хотя и надеялись, о чём высказывались вслух, что их посол России тоже поприветствует.
Через два дня к нам в аудиторию вошёл мужчина-казах. “Где наши девочки?” — улыбаясь, спросил он. Мы трое подняли руки.
Мужчина представился помощником посла, извинился, что Кайрат Абдрахманов сам не имеет возможности лично приехать. “Но, — сказал помощник, — посол поручил мне передать, что в честь прибывших в Израиль соотечественниц он даёт в своей резиденции торжественный приём”.
Не стану описывать наши чувства после приёма, на котором нас принимали как лиц королевской крови. Только скажу, что больше россияне не подсмеивались над нами, поскольку Казахстан был единственной страной, которая принимала участие в жизни своих граждан за рубежом, в лице работников посольства отзывалась на малейшую просьбу с нашей стороны и организовывала встречи с представителями СМИ Израиля, о которых мы просили. “Ваша страна вас любит, — сказали нам на прощанье белорусы, когда уезжали на родину. “А в такой стране, скорее всего, и “ARAK” пьётся веселее”, — подхватили россияне…
— Ну, уж за тем, сколько пьют в России, Казахстану ни за что не угнаться, — парировала я и села в машину. Мой путь лежал в аэропорт, откуда самолёт меня доставит в страну, которая меня любит. По крайней мере, за рубежом.