В дискуссионном клубе “Политон” шла речь о современных процессах в казахстанской культуре. Своего рода тематические доклады сделали директор национальной библиотеки Мурат Ауэзов и директор музыкального колледжа Жания Аубакирова. Культуролог проанализировал кино, изобразительное искусство, литературу, музыкант – классическую и поп-музыку. Если полагаться на мнение потомственного писателя, казахстанская культура переживает своего рода ренессанс: новые течения, новые лица, которым есть что сказать зрителю, читателю. Если верить народной артистке, “это неправда, что культура никому не нужна”. И классику сегодня слушают для души, а не в качестве составляющей государственной идеологии. В общем, все не так плохо, как мы думали, за исключением некоторых оговорок.
Снимается кино. Дубль первый
— Я к счастью, недавно имел возможность освежить свои представления о том, что происходит в казахском кино. Участвовал в кинофестивале “Звезды Шакена”, посмотрел очень много фильмов. И поэтому я могу констатировать совершенно определенно, что здесь идет разнонаправленный поиск, – говорит Ауэзов.
По его словам, в поисках “творческой, личностной самоидентификации” казахские режиссеры достигли “впечатляющих успехов”. Корифеем авторского кино был назван Дарижан Омирбаев, фильмы которого “очень хорошо воспринимаются по всему миру”. Культуролог отметил Амира Каракулова, Серика Апрымова. Совершенно новая тенденция — “не замыкаться в мире индивидуального сознания, а стремиться быть понятым большим числом людей”, плюс “потепление к человеку, зрителю”.
Увы, как и большинство казахстанцев, я не видела ни одного фильма, созданного нашими кинематографистами за последние десять лет. И дело здесь не только в природной лени, хотя этот всеобщий фактор просветителям надо учитывать в первую очередь. Зайдите в любой специализированный магазин, полки которого завалены новинками западной киноиндустрии, советской классикой. Наших фильмов нет среди множества предлагаемых видео, CD, DVD-дисков, нет в прокате, нет даже контрафактных копий. К слову, нарушение авторских прав, как бы это ни кощунственно звучало, может сыграть позитивную роль в “окультуривании”. Ведь среди потребителей видеопродукции есть продвинутые индивидуумы, которые бы не поскупились на приобретение фильмов made in Kazakhstan, окажись они в продаже.
Наши телеканалы покупают туповатые бразильские и мексиканские телесериалы, дважды в год показывают “Бригаду” и “Остановку по требованию”, но ни разу тех же “Киллера”, “Жол”, “Акусат”, “Трех братьев”. Неужели руководители каналов настолько невежественны? Однако ж транслируют показы “Оскара” и “Ники”!
За рынком личности не увидать
В изобразительном искусстве, по словам Ауэзова, есть традиционалистское и модернистское направления, особо развито неомодернистское – слияние традиционных, национальных мотивов и символического.
— И эти работы хорошо покупаются. Видят, возможно, в этом экзотику, а возможно, некие символы, к расшифровке которых всегда склонно человеческое сознание. Это все красиво по цветовому решению… Здесь получается рынок. Причем покупатели, как правило, не местные меценаты, а те, кто собирает картины, приезжает из-за рубежа. И мало кто из художников продолжает, как кинематографисты, выдерживать личностную линию. Рынок и спрос тут определяют многое.
Возникает вопрос, насколько верно называть зависимость творчества от рыночной конъюнктуры творчеством как таковым? В Алматы, например, работают художественные галереи, музеи, регулярно проводятся индивидуальные выставки. Только поименно, вернее, покартинно наших художников знают либо в очень узких кругах, либо за рубежом. В основном жители мегаполиса и приезжие о казахстанской живописи судят по картинам на Арбате. И многим невдомек, что “у нас очень много ярких и интересных художников”.
“Литература отстает катастрофически от быстро меняющейся действительности, – констатирует писатель. — И если картины покупаются, и художники как-то держатся “на плаву”, то в литературе практически все перестали писать романы, потому что нет гарантии, что книга будет продана”.
В казахстанской литературе нет литературной критики и эссеистики, говорит Ауэзов. Откуда же взяться местным Анненковым и Эпштейнам, если вообще мало пишут? Даже на обывательском уровне видно, что литература и изобразительное искусство теряют “кадры”. Маленький пример: не рисует известный в российской тусовке “эпатажный” Канат Ибрагимов; видимо, не располагает к творчеству и дипломатическая деятельность Олжаса Сулейменова.
Под музыку Вивальди
Жания Аубакирова оптимистична в своих оценках, но оговаривается, что ее оптимизм субъективный. Считает, она одна из немногих, кому повезло. Наверное, пианистка из той породы людей, в которых совмещаются творчество и деловая хватка. А таких на культурном небосклоне всегда было мало. Пианистка призналась, что ей нравится частая смена правительства: у каждого можно попросить поддержки, и каждое посчитает своим долгом помочь. А для бизнесменов, отмечает она, спонсорство классической музыки является вопросом имиджа. Может быть, на какое-то время “культурность” должна стать имиджем каждого уважающего себя индивида, которых в нашей стране найдется немало.
Казахстан сохранил в музыке народные истоки, но это “не наша заслуга”, просто до недавнего времени мы были “закрыты”. Теперь же, считает Аубакирова, эстрадная музыка выходит на “естественный путь развития”. Выведи на мировую арену казахстанских представителей классической музыки – они будут иметь бешеный успех: “школа у нас хорошая, московская. И потом, казахи сами по себе талантливы”.
Между прочим, государство пытается вносить свою лепту в культуру. В частности, правительство объявило о среднесрочной программе “Культурное наследие”. Но Ауэзов опасается (однозначно – не только он), что программа власти может стать “профанацией”, потому что “в ней нет души”. Он считает, что нам “…необходимо осуществить историко-культурную преемственность, установить связь времен”.
— …Если мы себя ориентируем на определенное будущее, то отсюда наши критерии подхода к истории. Нужно очень точно определить наш общественный интерес на сегодняшний период: что мы за страна, государство, народ, культура и так далее. И тогда мы уже определяем, с какого времени начинать саму историю. Она же бесконечна, это такой колодец времен, не имеющий обозримого, досягаемого взором дна. …Тут логическое, философское, если хотите, обоснование проблемы начала. Вот такого рода рассуждения в государственной политике на сегодняшний день нет. …Скажем, преемственность обязательно должна учитывать взаимодействие, наше взаимодействие с Китаем, иранским миром, арабоязычным миром, наше взаимодействие со славянским миром. Вот эти взаимодействия должны быть заложены как критерий осуществления преемственности.
С одной стороны, при всей философичности идеи есть в ней рациональное. Но с другой, боюсь, пока мы будем искать истоки, устанавливать “связь времен”, потеряем наработанное. Особенно если этим будут заниматься чиновники от культуры. Наверное, каждая творческая личность должна самостоятельно искать и начало начал, и музу щекотать…
Когда в СССР к культуре “приобщали” в добровольно-принудительном порядке, Ю.Визбор писал: с каждым годом в нашей стране становится все больше образованных и все меньше культурных. И все же тогда был шанс, что из десяти посетивших, скажем, художественную галерею, один да проникнется живописью. Теперь никто никого не принуждает: хочешь – приобщайся, не хочешь – сам троглодит. Поэтому складывается мнение, что есть у нас и таланты, и поклонники, но культуры нет. Кажется, мы обитаем в параллельных измерениях, не соприкасаясь друг с другом, и никак не сойдемся в этом безумном-безумном мире.