На экраны казахстанских кинотеатров вышел фильм “Карой”. Его режиссер-постановщик, журналист по профессии, Жанна Исабаева была включена в пятерку лучших режиссеров Азии 2007 года по версии азиатской кинопремии Asia Pacific Screen Awards. Именно это престижное признание привлекло мое внимание к картине и заставило меня купить билет за тысячу тенге. Но многого я не ждала. Во-первых, потому, что это казахстанская картина, а, как известно, продукты нашего кинематографа (особенно в последнее время) оставляют желать лучшего. Дело здесь даже не в качестве, а в интеллектуальном уровне их создателей. Во-вторых, я предварительно прочитала аннотацию к фильму и интервью с его автором, которые меня особо не впечатлили. Хотя вначале пересказ сюжета даже заинтриговал. Но после пояснений режиссера все как-то встало на свои места, и иллюзии развеялись.
Действительно, увиденное не выходило за пределы изложения сюжета.
Главный герой картины по имени Азат распадается на две ипостаси, которые соединяются на экране довольно механически. Сначала показано, как он, путешествуя по аулам, грабит, насилует, в общем, портит соплеменникам жизнь, а потом – как ухаживает за больной матерью и возится с племянниками. Метания между двумя жизненными “стандартами”, образами, их сосуществование в одном человеке, переход от одного к другому, его мотивация в картине не артикулированы и остались за кадром. Правда, одно объяснение в картине все же есть. Оно дается устами умирающей матери героя, но ситуацию проясняет мало и звучит крайне неубедительно. Оказывается, в детстве Азат много трудился, пас овец и не раз “заслонял своим маленьким тельцем” мать от избивавшего ее отца. И что получается: из трудившегося с ранних лет ребенка вырастает ни с того ни с сего бездельник и негодяй. Кроме как чудом монтажа такой метаморфозы не объяснишь. Конечно, главная задача кинематографа не в том, чтобы наглядно продемонстрировать все причинно-следственные связи и предоставить всю полноту объяснений. Его цель – подтолкнуть аудиторию к размышлениям, заставить работать его воображение, когда увиденное так убедительно, что ни в каких дополнительных пояснениях уже не нуждается. Главное не остается за кадром, а происходит в голове зрителя. Кадр сцеплен с тем, что переживает зритель, и это является неотъемлемой частью происходящего на экране. В случае же с “Кароем” за кадром остается только недоумение, вопросы, а главное – неоправданные ожидания. Это не более чем череда событий, которые, возможно, и заставят наивного зрителя испытывать разрозненные, преимущественно негативные, эмоции, но не смогут составить целостное ощущение от фильма.
Объяснение замысла фильма, данное режиссером в интервью, довольно банально – даже очень плохой человек способен на хорошие поступки. Со времен русской классической литературы эта истина человеческой жизни звучит скорее так – и самый закоренелый грешник может искренне раскаяться. И ни о каких двойных стандартах и шизофреническом раздвоении в стиле доктора Джекила и мистера Хайда здесь речь идти не может. Это, как говорится, о другом. А в “Карое” получилось так – неясно, о покаянии, об искуплении идет здесь речь или же о чем-то еще?
Что касается операторской работы, то здесь можно поставить твердый плюс. Картинка казахского кинематографа стала лучше. Ужасы жизни в “Карое” перемежаются радующими глаз пейзажами казахской степи. Еще одно объяснение тому, что Исабаева удостоилась престижной награды и рассчитывает на дальнейшее признание и прокат своей картины в Европе – не приукрашенный (в отличие от природы) социальный контекст. Без прикрас и лирических отступлений картина рисует нищую и беспросветную жизнь народа нефтяной державы. Хлипкие мазанки, тандыры, в которых до сих пор (но отнюдь не от избытка экзотики) пекут хлеб, потрепанная одежда, отсутствие телевизоров и других признаков цивилизации – все эти декорации взяты из жизни современного, но затерявшегося в степях аула, жизнь которого не просто застыла на рубеже тридцатилетней давности, но еще и деградировала в безвременье. Но этот, как казалось, трезвый взгляд на социальные реалии тонет в модной ныне, ставшей стереотипом авторского кино установке на “жизненную историю”. История же “Кароя” полна нестыковок и, похоже, рассказана только ради брутальных, шокирующих сцен. Когда “плохой Азат” жестоко и цинично насилует предложившую ему согласно обычаям дастархан беременную женщину, а затем когда “хороший Азат”, рыдая и обливаясь слезами, душит подушкой (других, более гуманных, средств в диком ауле не нашлось) безнадежно больную мать (по ее собственной просьбе), режиссер явно пытается эксплуатировать модную на Западе тему эвтаназии. Видимо, не осознавая, что она здесь явно не к месту. Дела со здравоохранением в нашем обществе таковы, что и здорового залечат насмерть. Смесь дикой азиатчины и “понятных” западному зрителю проблем – приметы не очень умного фестивального кино, сделанного на потребу западной публики. И хотя Жанна Исабаева утверждает, что не рассчитывала на признание и успешный прокат своего фильма в Казахстане, название картины зачем-то получило нелепое, но явно с расчетом завлечь местного зрителя пояснение – “Карой: между ангелом и бесом”.
Но все-таки зацепки, развитие которых сделало бы фильм более внятным, были. Например, когда к тяжело больной женщине пришли соседки, чтобы похвастаться “достижениями” сына одной из них, инспектора ГАИ, живущего в городе, у которого много денег, джип, два телевизора. Если и развивать тему двойных стандартов, то в применении к казахскому обществу, по которым оно живет: когда разбой с ножом в руках осуждается безоговорочно, а разбой другого сорта, с жезлом на дорогах – принимается как должное и, мало того, становится предметом гордости. Такие люди даже награждаются титулом “уважаемого, большого человека”. Но, увы, сцена не приобрела характера общезначимой метафоры. В общем “Карой” (в переводе с казахского – черная впадина, провал) – название поселка в фильме и метафора состояния души героя – так “кароем” и остался.