В словаре Ожегова нет этого слова. Есть слова:
Пагуба (устар). Погибель, вред. Такое воспитание – п. для ребёнка.
Пагубный. Очень вредный, губительный. Пагубные последствия. сущ. пагубность.
Словарь впервые был издан в 1949 году и было слово пагубник устаревшим, ненужным в обиходе. Зато было оно в широком употреблении в 19 веке, при прОклятом и проклЯтом царизме и обозначало родителей, посылающих детей на заработки обычно из села в город, и своими настойчивыми просьбами о денежной и иной помощи, толкающими их на бесчестные и безнравственные способы зарабатывания денег, как то: проституция, воровство, попрошайничество – можете дополнить список сами. Есть знаменитый очерк Лескова под этим названием, неистовый Виссарион тоже, как сейчас сказали бы, мониторил эту тему. Тогдашняя действительность щедро подкидывала этим уважаемым авторам много примеров из жизни. В институте я писала курсовик по этому очерку и не знала тогда, что через много лет опять столкнусь с этим явлением, но уже не в виде курсовика, а в самом его грубом, всамделишном виде.
Карлыгаш работала у моей подруги пять долгих, тяжёлых лет. Подруга переманила её к себе с оскорбительно-низкооплачиваемой работы санитарки в хосписе, ухаживать за её тяжелобольным мужем. Лечение и уход за ним требовали кучи денег – дорогущие лекарства, витамины, специальный массаж, горы памперсов. Подруга моя, профессор и проректор университета, крутилась изо всех сил. Тайком от подчинённых, стыдясь неизвестно чего, запершись в кабинете якобы на обед, давала частные уроки английского и испанского дочерям нуворишей, делала переводы толщиной с “Капитал”, ради научной стипендии Евросоюза, дважды в год моталась в Испанию, в Саламанкский университет, за свой, естественно, счёт — подтверждать свою приверженность идеалам Евросоюза вообще и испанофонии в частности. А Карлыгаш, девочка откуда-то из под Талды-Кургана, ухаживала за её мужем и вела всё хозяйство. Делала всё очень точно, честно, скрупулёзно и с душой. Какое это удовольствие – ухаживать за парализованным чужим человеком, может себе легко представить любой, обладающий хоть каким-нибудь воображением. Подруга, из благодарности и обыкновенной человеческой порядочности, поощряла девушку подарками в виде одежды, косметики, каких-то милых девичьих пустячков… И постоянно эти вещи куда-то исчезали… Потом стало известно местонахождение этой “чёрной дыры” – родительский дом, который “начало начал – ты в жизни моей надёжный причал”. Едет Карлыгаш проведать родителей к себе в аул, надевает подаренное ей кожаное пальто, берёт новую сумочку, а приезжает без пальто и сумочки – мать и сёстры отобрали. Только ей подруга выдаст зарплату, как на следующий день является из аула её отец и забирает деньги, то на бензин для трактора, то на запчасти. Несколько раз приезжала матушка. Со скорбным видом, печально пила предложенный чай и просила заплатить за работу дочери месяца за два-три вперёд. Но эти просьбы подруга твёрдо отклоняла, мотивируя отсутствием денег. А то звонит братишка, проходящий службу в армии и просит пополнить баланс. И так постоянно. Мы всей своей компанией возмущались: Девчонка зарабатывает эти деньги таким трудом, что они там себе думают — что она на курорте?! Нет ответа…
А прошлой зимой, в предновогоднюю ночь, тихо ушёл муж подруги и осталась Карлыгаш без работы. Подруга обошла весь университет, все кафедры, обзвонила всех знакомых и попросила взять Карлыгаш к себе домработницей. Расхваливала девушку на все лады, но слышала неизменный ответ: какая домработница, до того ли, всё делаем сами. Возвращаться в хоспис девушка не захотела — и металл устаёт, не то что человек. Опять таскать судна, переворачивать — переодевать тяжелобольных людей, делать перевязки гангренозным больным, смазывать пролежни, видеть боль и смерть каждодневно – не каждому дано быть Терезой Калькуттской. Несколько раз подруга пристраивала девушку к кому-нибудь на разовые генеральные уборки, но потом, видя, что и это делается ради того, чтобы поддержать её, деликатная Карлыгаш попросила больше за неё не беспокоиться, она сама взрослая и устроится как-нибудь. Ну что ж, взрослая так взрослая…
Несколько раз я спрашивала у подруги: как там Карлыгаш, не звонит, не приходит? Та отвечала, что у неё у самой сердце болит, не отпускает чувство вины – всё таки надо было её куда-нибудь как-нибудь пристроить. Где она теперь, что она теперь?
А на прошлой неделе выхожу из супермаркета и слышу знакомый смех.
— Карлыгаш, ты!? Ты где, ты как?
— Да я тут…с подругами! и застеснялась чего-то. Волосы обесцвечены, ярко подведённые глаза и брови, дешевая куртка с блёстками, шарфик с люрексом, сапоги-ботфорты на шнуровке. Бритниспирсообразные подружки одеты примерно также, все с сигаретами. Весёлые, с возбуждённо-блестящими глазами, но веселье какое-то натужное, вымученное.
— Ну как ты, как родители твои, здоровы?
Усмехнулась криво, в глазах блеснули слёзы:
— Здоровы, только успевай им деньги отдавать…