Сын (6 лет) играется на полу в комнате,
где отец переключат каналы на телевизоре.
Родитель задерживается на “Камеди ТВ”,
Резиденты показывают миниатюру, где звучит диалог:
— Это кокаин.
— Нет, это алебастр.
— Да нет же, это кокаин.
— Что вы, что вы, это алебастр.
Сын отвлекается от игры и спрашивает:
“Пап, а что такое алебастр?”
История из жизни
Офорт Франсиско Гойи “Сон разума рождает чудовищ” можно переносить на Актюбинскую область, только с заменой слова “разум” на “государство”. Именно запущенность территорий со стороны органов государственного управления приводит к эффектам, называемым “колумбизацией”. В результате нее на местах вырастают альтернативные центры силы, которые могут представлять самых разных игроков – левые партизаны, наркобароны, ультраправые “эскадроны смерти”. В случае с Казахстаном, список дополняется еще и феноменами религиозного свойства.
Довелось проехать Западно-Казахстанскую и Актюбинскую области в середине 90-х годов, потом в середине “нулевых”. Отличия очевидные. Глубинные селения стали более разграбленными, зато в каждом захудалом поселке появилась мечеть. В последние годы ситуация еще сильнее усугубилась. Более мелких, больных, черных и кривоногих жителей, чем в забытых степях Приуралья и Актюбинщины, вряд ли найдешь в других местах страны.
Актюбинская область – чемпион по расстояниям между населенными пунктами. При населении менее 800 тыс. человек, она имеет территорию в 300 тыс. квадратных километров, раскинувшуюся от России до Узбекистана. То есть районный центр запросто может находиться более чем за сотню километров от подчиняющихся ему поселков. В результате даже для районных органов государственного управления подведомственная территория малодоступная и хорошо, если есть хотя бы телефонная связь. Ну а в восприятии областного начальства все эти Шубарши, Кенкияк и Сорколь как Луна-1, Луна-2, Луна-3…
В условиях “самозанятости” и нахождения формально на суше, а по цивилизационным меркам как на острове, масса вещей протекает весьма своеобразно. В советские времена, контроль данной территории был качественно иным. Администрация колхоза или совхоза, парторг, профком, директор школы (далеко не последний человек на селе), работник военного комиссариата… Сейчас от всего этого остались лишь представители районного акима на местах да полицейские.
Поселок-“остров” предполагает более быстрое течение времени и различных социальных процессов, чем где-нибудь в областном центре и даже малом городе. Поэтому и полицейский беспредел принимает здесь законченные формы. Тут важно правильно понимать тиранию пространства. В той же Южно-Казахстанской области в силу ее размеров и количества жителей областная мафия носит сквозной характер, предполагающий элементы и механизмы соподчинения. На пространствах Актобе все подобное в атомизированном виде. Поэтому и полицейский произвол, и механизмы реакции на него оформились быстрее, чем в других регионах страны.
Или взять такой момент, как банда более чем в полторы сотни активных “бойцов” рядом с таможенным постом “Хоргос”. Там они были встроены в систему масштабных коррупционно-рыночных потоков, поэтому сравнительно редко доходило до трагических эксцессов. А вот в условиях полунатурального хозяйства, когда любой сверх “лимита” забранный бычок может послужить спусковым крючком, нечто подобное непременно должно было случиться.
Национальной идеи или чего-нибудь равноценного смыслообразующего нет. Суррогат национальной идеи можно сформулировать как “устроиться при власти и делать дела”. Вот только не у всех это получается. У отлученных от власти (а значит и успеха) духовную нишу занимает ислам, который благодаря детальной регламентации быта ставит и вопрос о социальной справедливости, властями совершенно запущенный. Результат себя не заставил ждать. Уже и не верится, что совсем недавно на улицах Актобе панка можно было встретить чаще, чем набожного мусульманина.
Развал социальной инфраструктуры на местах проходил одновременно с выделением огромных денег на развитие казахского языка, которые в реальности тратились на забывание русского и “распилы”. Если бы все это направили на нормальные школы, библиотеки, спортивные площадки, подключение к интернету, то ситуация была бы во многом иной.
Вряд ли спецслужбы обо всем этом не знали. Вроде бы в силу огромных расстояний трудно вести агентурную работу на местах, зато людей в тех краях мало, и те же чабаны обычно в курсе даже деталей половой жизни окружающих. Возможно, все злоупотребления мелких чиновников и полицейских в поселках “чекистами” воспринимались как нормальный уклад жизни. Зато как только пошла “обратка” все резко всполошились. А “профессионализм” у спецслужб все тот же: один убитый и трое раненых (весь блок-пост), а преступники скрылись. Потом через неделю их нашли в соседнем поселке и в перестрелке всех девятерых подозреваемых уничтожили, потеряв еще одного спецназовца убитым. Сражение в конце концов выиграно, а как с войной?
Так что образовавшийся после свертывания государством своей прежней деятельности на местах “вакуум” заполнился достаточно быстро. Многие его элементы, в силу принципиально иного наполнения, имеют и такую парадигму, которая вступает в конфликт с органами власти. После того, как в ход пошли “пояс шахида” и огнестрельное оружие, аналогии с колумбийскими реалиями стали совсем уж сильными. Вплоть до использования вертолетов против боевиков. Вот только решение проблемы находится не в силовой, а в управленческой, идеологической и социально-экономической сферах.
***
© ZONAkz, 2011г. Перепечатка запрещена