Современный мир стал ближе к Создателю. Он удивляет его и радует. На площади в один квадратный километр, где, по преданию, царь Вахтанг Горгасал основал Тбилиси, издавна сосуществуют еврейская синагога, мусульманская мечеть, армяно-григорианский храм, русская и грузинская православные церкви, католический собор. Теперь этот уникальный в мировом масштабе ансамбль пополнился лютеранской церковью.
Но не такой уж он и уникальный, если 800 лет назад на островке Лампедуза находилась пещера, служившая приверженцам разных религий одновременно мечетью и церковью. На одной ее стене висело изображение Девы Марии, у противоположной стены находилась могила мусульманского святого. Христиане складывали свои дары у ног девы, а мусульмане – рядом с могилой святого. И все приношения считались неприкосновенными. Это покажется невероятным, если учесть, что дикий островок, расположенный южнее Сицилии, приглядели для починки кораблей пираты! В это же самое время, на задворках Вселенной, в столице Великого хана в Каракоруме насчитывалось две мечети, одна христианская несторианская церковь и двенадцать буддийских храмов.
И подобная лояльная политика не была внове. Ответственность за поддержание мира, урегулирование конфликтов между конфессиями монгольские ханы, вторгшиеся в сферы влияния основных мировых религий, возлагали на ученых, философов и риторов, устраивавших культовые дискуссии. Эренжен Хара-Даван привел убедительную цитату: “Джасак предписывает терпимость в вопросах религии, почтение к храмам, к духовным лицам”. Эту деликатную тему “прощупывал” еще Чингисхан. Намереваясь переосмыслил поклонение Высшему Существу, он не решился обнародовать свои мысли, дабы не внести в войска религиозную смуту. Поступок, достойный удивления. Его внук Хубилай, завершивший завоевание Китая, говорил более дипломатично: “Христиане поклоняются Иисусу Христу, сарацины – Мухаммеду, иудеи – Моисею, идолопоклонники – Согомом-Баркану. Я молюсь всем им, дабы тот на небе, кто старше воистину, помогал мне”.
Конечно, это смахивает на конформизм. Но здесь все же больше политической мудрости, чем изворотливости Фигаро. Уместно даже стыдливое признание Мехмеда Завоевателя: “Боюсь прогневать Бога обидой святых народов, ибо там есть места, где ходил Христос, Моисей, Давид и Мухаммед”.
Византийский император Константин Великий и королева Франции Екатерина Медичи пошли дальше обычных разговоров, выпустив в свет Миланский и Январский эдикты, утверждавшие толерантность по отношению к любым вероисповеданиям; знаменитый английский философ Джон Локк в 1689 году издал “Письма о терпимости”, утверждая, что государство не имеет права вмешиваться в культовые вопросы граждан. И это только начало “благочестивого” списка, свидетельствующего о перманентном намерении монархов остудить религиозные котлы внутри страны и направить их энергию на совместные действия.
После нескольких посольских контактов двух полюсных повелителей Гарун аль-Рашида и Карла Великого народы были преисполнены воодушевления. В очередной раз получив подарки от султана, дальновидный политик Карл Великий, рассматривая бронзовые часы необычайно искусной работы, наказал потомкам дружить с мусульманами, живущим за берегами Средиземноморья. Возможно, если бы эти связи упрочились и после кончины государей в 809 и 814 годах, то вражда ислама и христианства не выплеснула бы в будущем реки желчи. Судите сами: пожелал король франков защиты и обережения Святой Земли и Гроба Господня – и халиф, славившийся своей правоверностью, дал в том слово истинному христову воину!
Нет, не так уж было все черно в этом худшем из миров…
Не обращенные к вере метрополии, покоренные народы стояли под римскими орлами, монгольскими бунчуками, знаменами османов и наполеоновскими штандартами. Так, при империалистической форме государствования и силе оружия ускорялся процесс религиозного примирения народов. Иной раз монархи сами призывали иноверцев расселяться на подвластных землях. Так было во времена Римской империи, царской России, курфюршеской Пруссии. Великий воитель Фридрих, осматривая истлевшие останки своего прадеда Фридриха Вильгельма, воскликнул: “Господа, он совершил здесь великие дела!”
В масштабах Старого Света курфюрст, конечно, и на кефир не заработал, но то, что он на собственном огороде вырастил и взлелеял крохотную Пруссию, безусловно, ему зачлось. Старый лис, беспокоясь за численность населения ювелирного государства, запустил в свой курятник гугенотов из Франции, лютеран и кальвинистов из Германии и не препятствовал иммигрировать католикам и евреям. Вскоре у него закрутились колеса бумажных и шелковых мануфактур, а число бравых полков заметно прибавилось.
Это был какой-то религиозный сброд! С подобными же “пестрыми” армиями задавали трепку неприятелю генералиссимус Альбрехт Валленштейн и шведский король Густав Адольф. Впрочем, дело кончилось и вовсе нонсенсом: в Тридцатилетнюю войну католическая Франция купила протестантскую Швецию, дабы та выступила против Католической лиги! Как будто кровавого спора о сути колоколов, алтарей, икон и статуй не было вовсе.
Канцлер Бисмарк, рассуждая о политике Великобритании по части ее заигрывания с Фридрихом Прусским, отметил: она “всегда заключалась в том, чтобы сыскать такого дурака в Европе, своими боками защищавшего бы английские интересы”. Спору нет, Фридрих, кичившийся своим атеизмом, готов был молиться любому богу, ниспославшему ему крепких и бездумных солдат. Безразличен к религии был и Наполеон.
Он как-то заявил: “Мне кажется, это и называется уважением к суверенитету народа. Я стал рьяным католиком ради того, чтобы покончить с войной в Вандее, потом турком в Египте, еще позже – ультрамонтаньяром в Италии. Если бы я правил иудеями, я бы восстановил храм царя Соломона”. Не нужно забывать, что Наполеон порывался предложить свою шпагу турецкому султану и включал в состав армии мамлюков-мусульман, к каковым присоединил бы и буддистов, сумей осуществить свой бросок в Индию.
Принятию веры Индия обязана правителю династии Маурьев Ашоку Жестокому. Будучи на вершине власти он неожиданно закопал топор войны в землю, а колчан со стрелами повесил на гвоздик. А затем покаялся в невинно пролитой крови! В эдикте, выбитом на камне, свидетельства его печали: “И сколько бы людей не было убито или умерло, даже тысячная часть тяготит теперь мысли”. Отныне Ашок взывал к милосердию и “пощаде, насколько просто невозможно”.
Таким образом, он, обратившись к лику Будды, начертал первую страницу истории человеческого примирения, преподав урок сердечности Библии, Талмуду, Корану, Шастаху и Зендавесту.
Но возникает вопрос: не оттого ли индийский солдат так никогда и не прославил свое оружие на мировой сцене, а Индия, обладавшая несметными богатствами, бесчисленными человеческими ресурсами и неоспоримыми достижениями в области познания, не замахнулась на заглавные роли в “человеческой комедии”? Иное дело ее непримиримый враг – Англия. Это Оливер Кромвель оказал влияние как на воинов буржуазной революции, так и на соотечественников последующих поколений. Без него миниатюрные Оловянные острова не превратились бы из бедной церковной мыши в международного хищника. “Людей чести должны победить люди религии”, — утверждал он, комплектуя армию единоверцев. Это был действенный, но очень опасный тезис, ибо солдаты-фанатики от идеологии или религии – исчадья ада, а значит – богоборцы.
Они не могут понять, что, воюя во имя Всевышнего, сражаются против него. Себе на погибель.
***
© ZONAkz, 2011г. Перепечатка запрещена