В Агентстве РК по делам государственной службы выясняют этимологию выражения “коррупционное правонарушение”. Глава ведомства Алихан Байменов намерен “внимательно изучить международный опыт”, “очистить это понятие от сопутствующих правонарушений”. И уж тогда рубить дрова.
“Максимилиан, я жду тебя!” — крикнул Жорж Дантон из телеги, направлявшейся на Гревскую площадь, к пьедесталу гильотины. Блестящий оратор Дантон, выступивший против террора якобинцев, превратил суд в спектакль одного актера – ослепил собравшихся гранями ума и оглушил силой голосовых связок. Ему, трибуну революции, бывшему провинциальному стряпчему, нечего было ответить только по одному пункту обвинения – о происхождении несметных богатств. И вот сейчас, “с лезвия ножа”, коррупционер напомнил Максимилиану Робеспьеру, что следующим в руки палача Сансона попадет он – Неподкупный, готовый, как всякий пламенный вождь, положить жизнь на алтарь отечества…
О своем любимом народе Виктор Эммануил II публично заявил: “Итальянцами можно управлять только с помощью штыков либо подкупа”. Как он прав, этот “король-джентльмен”, никудышный полководец, известный женофил и книгофоб. А все почему? Потому что дух продажного Вечного города за полтора тысячелетия никуда не испарился. С третьей пунической попытки молодой зверь вырвал сердце у Карфагена, явив пример борьбы за первенство в воровстве, ростовщичестве и взяточничестве, а затем развратил подачками ойкумену. Юлий Цезарь и император Август пытались бороться с коррупцией, но тщетно.
Впрочем, в мире давно уже процветали взятки и поборы, приношения и дары, гостинцы и бакшиш, хабара и магарыч должностному лицу во избежание стеснений или подкуп его на незаконное и бесчестное дело… Это к вопросу об этимологии.
Трудно сказать, кто кому “дал” первым, если забыть о благодеянии Евы. В числе взяхарей и дахарей попали в историю китайский мыслитель Конфуций, афинский оратор Демосфен, английский государственный деятель Фрэнсис Бэкон… Его прислонили к тюремной стенке, и он покаялся: “Я был честнейшим судьей в Англии за последние пятьдесят лет”. Король замял скандал, выпустил Бэкона из Тауэра и заплатил штраф.
В Пруссии, Франции и России рыба, как и полагается, гнила с головы. Здесь продавалось все! Король Фридрих Вильгельм I округлял владения “копеешного” государства при помощи взяток, его потомок Фридрих Вильгельм III приобрел корону у министров имперской Австрии за 300 тысяч талеров; французский монарх Генрих IV выкупил у жены венец за 250 тысяч экю. Генрих и Марго давно уже не просыпались в одной постели, и корона потребовалась для другой дамы. Спасая в Прутском походе голову, свободу и честь, Петр I обрел волю за 150 тысяч казенных рублей. Недовольный Прутским миром, турецкий султан Ахмед III велел пришить великого визиря Балтаджи Мехмед-пашу, падкого до чужого. В иной раз обошлось бы и без удавки, ведь страны Востока славились терпимостью к “дароподношениям”. Однако удивительно, что именно здесь появились первые исследования о коррупции. Так, в I-II веках мудрый брахман Каутилье, известный под именем Чанакья, в трактате “Артхашастра” описал 40 видов хищений чиновниками и меры борьбы с ними.
На Руси со служивыми людьми, получавшими особое “кормление” от лиц заинтересованных, расправлялись топором Иван III, Иван Грозный и Петр I. Лишь при Николае I у коррупционеров отлегло на сердце.
О бюрократической сущности империи наиболее громогласно бухнул в “Колокол” соня Герцен. Вместе с ним декабристы вывели из дремы Салтыкова-Щедрина, Мельникова-Печерского и Островского. Александр Николаевич на эту тему затягивал куплет при всяком удобном случае, причислив старую “беду” к “дуракам и дорогам”. Ах, какой это был черноземный пласт в литературе – бестселлеры о коррупции!
“Не по чину берешь!” — рявкнул городничий в “Ревизоре”, и Гоголь мог бы поставить точку… Виданное ли дело, русский чинуша, эдакий либерал-патриот, оказывается, “хапает много и всегда”. Правда, дают не всем. Помните брезгливый выпад Карандышева из “Бесприданницы”, кичившегося тем, что он взяток не берет? Это от того, что вам не дают, ответствовала мадам Огудалова, – место у вас не хлебное.
О превращении государевой службы в средство наживы и личного преуспеяния прежде не говорили с таким упоением! В этом-то и состояла философия Белогубова из пьесы Островского “Доходное место”, нашедшая сочувствие и поддержку у тех, кто стоял на высших административных ступенях! Более того, они, эти мундирные иерархи, удивлялись на Жадова, честного трудягу, пренебрегающего “негласными” источниками доходов! Каков вольнодумец, ниспровергатель основ. Да он – революционер!.. И публика повалила на спектакль толпами, пока цензура не навострила вилы.
Со временем “Колокол” заглох, “Полярная звезда” затухла. Дым стал пожиже, и труба пониже.
Но “были люди в наше время”! Если уж кто и не брал взяток, так это писатель-таможенник Александр Радищев, цензор Сергей Глинка, революционер Максимилиан Робеспьер. Но первый чудом избежал казни, а последний сложил голову на плахе. Он так и не смог пренебречь приглашением соратника. И вскоре последовал за Дантоном.
Ходили слухи о его связях с английской разведкой и роялистами, бесконтрольном использовании секретных сумм в бытность министром, об участии в мерзких спекуляциях “национальным имуществом”. За короткий срок Дантон нажил капитал в 200 тысяч ливров. Запросил у английского правительства за жизнь Людовика еще пару миллионов! Но сделка не состоялась, ибо премьер-министр Уильям Питт Младший посчитал, что голова короля не стоит таких денег.
Между тем революционная драма превратилась в фарс. Разбогатевшие выскочки, нувориши из спекулянтов и воров женились на недорезанных аристократках, дочерях гильотинированных или эмигрировавших дворян, устраивали оргии и отплясывали на могильных плитах кладбища Сульпиция зажигательную “Карманьолу”. В моду вошел свежеиспеченный танец с нервным движением головы, соответствующий последнему жесту приговоренного к национальной бритве. Франция погрузилась в болото расточительства, разврата и коррупции. Гильотину разобрали. За годы революции это был уже второй случай. А впервые ее демонтировали в Бордо.
Здесь на хозяйстве находился Жан-Ламбер Тальен. Возглавив Наблюдательный комитет, он немедля приказал расклеить указ, запрещающий гражданам под страхом смерти просить о снисхождении к заключенным под стражу. Город впал в прострацию. Но пока на плакате не высохли чернила, в комитет явилась маркиза Кабаррус, знатная парижская вертихвостка, и вступилась за подружку. Ярость Тальена стараниями компетентной метрессы усыпить в постели было не сложно. Терезия подобрала растрепанные волосы под фригийский колпак, и вышла из схватки с тираном невредимой.
И первое, что она сделала – открыла “Бюро помилований”. За баснословные деньги – взятки до 100 тысяч ливров – возвращала из тюрем сыновей матерям, мужей – женам, дочерей – отцам. Бизнес крепчал. Перед домом шлюхи выстроилась очередь. Признаться, мадам Кабаррус одумалась, и впоследствии помогала людям бескорыстно. Тальену же пришлось гильотину развинтить.
Опыт истории свидетельствует, что отказаться от смертной казни проще, чем решить проблемы взяточничества. Прошло не так много времени: во Франции восстановился порядок, и страсть к наживе вспыхнула вновь. Чтобы обойти заслоны Континентальной блокады и протащить левый товар – кофе, какао, перец и пр. – контрабандисты ублажали наполеоновских дежурных объездных пикетов рулонами тонкого сукна и мешками сахарного песка или одаривали жандармов и таможенников пятью годовыми жалованиями.
Наполеон назначал ревизоров, но их подкупали скопом; устраивал повальные обыски и реквизировал продукцию из Лондона, но пришли американцы и своими флагами прикрыли на тюках, кипах и ящиках английский товарный знак. Тогда корсиканец решил все сжечь. Да только напрасно…
Как встарь, так и ныне политики рассматривали свое положение как источник личного обогащения. Обвиненный в коррупции, покончил жизнь самоубийством премьер-министр Франции Пьер Берегуа; не отмылся от грехов канцлер ФРГ Гельмут Коль; на президенте Индонезии Сухарто застыло клеймо “Мистер 10%”. Такова была мзда для иностранных корпораций.
***
© ZONAkz, 2011г. Перепечатка запрещена