Возвращение в ЕССР: нацпаты против, а кто – за?

Итак, не успели добрые люди отоспаться после новогодней ночи, с 1 января к работе приступила Евразийская Экономическая Комиссия, созданная президентами Казахстана, Беларуси и России. Соответственно, мы живем теперь на Евразийском Экономическом Пространстве, политическое предназначение которого – через сколько-то лет преобразоваться в Евразийский Экономический Союз. Прирастая при этом Киргизией, Таджикистаном, а там, глядишь, и Украиной (Европа через год-два окончательно перейдет от расширения к сжатию) с прочими молдовами. Суверенитетом, конечно, никто не поступится, но компетенцией с союзными органами поделиться придется щедро. То есть, на новом историческом витке воссоздается теперь уже ЕССР – Евразийский Союз Суверенных Республик.

Ментальное отношение к этому судьбоносному процессу как раз понятно, и оно делит население Казахстана где-то пополам: кому распад СССР представлялся бедой, те сейчас обнадеживаются, кому он был в радость, те не рады сейчас.

Но жаркие дискуссии вокруг Таможенного союза, — чем он хорош или плох, нужен Казахстану или не нужен, как раз этого обнаженного ментального нерва стараются не касаться, — слишком уж опасно он обнажен. Разговор идет как бы по экономической части: что выиграет, или проиграет, наш бизнес, что приобретет, или потеряет, наш покупатель.

Причем если в ментальном восприятии позиции сторон примерно равносильны, то в экономическом дискурсе сторона противников интеграции явно перевешивает. Не мудрено: негативные последствия с самого начала действия Таможенного союза в виде роста цен и ухудшения качества снабжения проявились уже выпукло и зримо, официальные же заверения об увеличении товарооборота и будущих выигрышах звучат не слишком убедительно.

Известно – именно бытие определяет сознание. Да, “русскоязычные” конечно, ментально за ЕССР, но ведь обращенная к кошелькам казахстанцев экономическая аргументация национал-патриотов насчет ненужности (и даже вредности) для Казахстана интеграции с Россией звучит достаточно убедительно:

Да (говорят нацпаты) мы построили собственную государственность, признанную всем миром (хотя не все в это верили, и не все радовались – добавляют они). И на развалинах советских производств подняли собственную национальную экономику, открытую теперь всему миру. Да, наша экономика имеет сырьевой перекос, но это поправимо, — есть Программа ФИИР и она худо-бедно реализуется. Будь у нас Правительство более профессионально и менее коррумпировано (а так, рано или поздно, будет) – вообще могли бы жить, как в Эмиратах.

Мы (национал-патриоты) не против России, но зачем же нам (маленьким и слабым) возвращаться под этого монстра, с такой же, как и у нас, сырьевой экономикой, такой же разваливающейся инфраструктурой, такой же коррупцией и монополизмом. Давайте “дружить домами” — этого достаточно!

Возразить против этого нечего – здесь все правильно. А вот кое-что пояснить, — стоит. Пояснения эти касаются того, насколько суверенна наша экономика ныне, и каковы ее дальнейшие перспективы, в нынешнем ее качестве. Причем лишь разобравшись с этим можно ответственно судить, насколько нам нужно, или не нужно, объединение с кем бы то ни было.

Забегая вперед, скажу: главный экономический тезис нацпатов – о самодостаточности нынешней нашей экономики, способности ее к дальнейшему самостоятельному существованию в современном мире и способности к самостоятельному развитию – он ложный.

Нет, нацпаты не лгут, — они этого просто не понимают, пребывают в искренних таких иллюзиях – как дети. А потому разберем их иллюзорный фундамент по кубикам:

Сколько народу нужно на рынке?

В начале общий такой ликбез — насчет пространств, требующихся современной индустриально-инновационной экономике:

В Средневековье, на том уровне развития техники и технологий, производственные коллективы редко выходили за численность в несколько человек. Скажем, гончар с женой и детьми сами и глину копали, и замешивали, и горшки на круге вытягивали, и обжигали, и разрисовывали, сами и продавали. Соответственно, такая производственная ячейка могла обслужить свое селение, или три-четыре городских махалли, не более.

Или, например, кочевой род кибиток на пятнадцать-двадцать, — меньше для хозяйствования в Степи нельзя, но и свыше того не требуется. Большие коллективы необходимы только для военных набегов, но мы здесь не об этом. Опять-таки, кроме самообеспечения, кочевому производству рынок для обмена излишков своей продукции требуется совсем небольшой – от силы раз в пять-десять больше собственной численности.

По мере же развития производства все более укрупнялись и специализировались, втягивали в себя все больше народа. Причем чем более механизмов и работников было занято на данном производстве, тем в разы большее количество покупателей это производство обеспечивало. И вот, в современном мире мы имеем экономику, в которой все мало-мальски значимые товары, от плазменных панелей и цифровых камер и до детских присыпок и туалетной бумаги, создаются через длинные цепочки производств, расположенных на громадных пространствах, и втягивающих в себя десятки тысяч самых разных специалистов. Если же брать рынок, который эти десять тысяч человек обеспечивают, скажем, компьютерами или туалетным мылом, то это – миллионов сто, или двести, или триста.

В результате мы имеем такой замкнутый круг:

Чтобы приступить к выпуску, например, простой (но – современной) сенокосилки, надо иметь рынок хотя бы миллионов на пятьдесят человек – иначе производство не окупается. С другой стороны, чтобы обеспечить производство простой (но – современной) сенокосилки национальными кадрами, нужно пространство с несколькими десятками миллионов населения – иначе нужного количества и качества инженеров и техников, вместе с должного уровня школьными учителями и университетскими преподавателями, не наберется.

В общем же более-менее самодостаточный круг современной индустриально-инновационной экономики описывается радиусом в 100-500 миллионов человек. Это – как минимум, при условии, что наиболее продвинутые производства имеют возможность экспортировать свою продукцию еще и вовне.

Транснациональные производители и малый-средний бизнес: кто при ком?

Вы, конечно, уже сообразили, куда я гну, поэтому недовольные таким моим пояснением легко поймают меня за руку, сходу назвав массу товаров и услуг, производимых совсем небольшими коллективами (или вообще одиночками) и для небольшого круга покупателей. Наиболее же экономически продвинутые из моих критиков вообще укажут, что как раз в индустриально развитых странах основную долю ВВП дает малый и средний бизнес.

Да, это так, но … попробуйте-ка назвать хоть что-нибудь малое и местное, редиску, например, вырастить, или в парикмахерской постричься, или машину на “коәлiқ жуу” помыть, но чтобы вообще без применения того, что производится индустриальным способом и на многие миллионы человек сразу.

Современная жизнь такова: шагу невозможно сделать, глотка воды не выпить, чтобы не быть потребителем продукции мировых корпораций. Так и малый-средний бизнес: он целиком зиждется на экономике крупно-индустриальной, и питается исключительно от нее (как и она от него).

Так вот, я гну туда, что никакой суверенной экономики Казахстана, работающей на наш суверенный 16-миллионный рынок – не существует. Соответственно, в экономическом (а значит и политическом) смысле не существует и суверенного государства Казахстан.

А что же существует? Продолжим разбирать по кубикам…

Сколько людей нужно экспортной экономике?

Возьмем такой важный экономический пазл, как экспорт. В структуре казахстанского ВВП доля производства нефти, черных и цветных металлов, зерна и муки для продажи за границу составляет 45-48%, — почти половину. Если же учесть обслуживающие добычу и вывоз сырья транспорт, энергетику и строительство, то экспорт формирует до трех четвертей национального ВВП.

Обратившись же к импорту увидим, что в структуре ВВП по потреблению его доля также внушительна — около трети. Опять-таки, с учетом транспортных, торговых и прочих услуг, завоз в Казахстан готовых товаров формирует не менее половины национального ВВП.

Суммируем: мы имеем экономику, которая производит (на три четверти) то, что не потребляет, и потребляет (наполовину) то, что не производит.

Не будем пока говорить, хорошо это, или плохо – просто зафиксируем. И еще зафиксируем, что такая наша экономика (хороша она, или плоха) функционирует достаточно устойчиво, и обрушиваться (пока в земле есть нефть и металлы) не собирается.

Казалось бы, все это опровергает наши утверждения об обязательности каких-то там 100-миллионных рыночных пространств. Наоборот, у нас во всей экспортно-сырьевой отрасли задействовано-то меньше полумиллиона человек, прибавь сюда еще полтора миллион чиновников, силовиков и разного рода разводящих – вот и вся потребность в населении. Остальные 14 миллионов (между нами говоря) для такой экономики (и государственности) — вовсе лишние.

Ан нет, это как раз не опровергает, а лишний раз подтверждает устойчивость современных экономик только на больших географических и человеческих пространствах!

Суть нашей “многовекторности”

Да, Казахстану для производства трех четвертей национального ВВП требуется всего-то около пятисот тысяч (охранников и разводил считать не будем) работников от 16-миллионного населения. Однако … все эти рабочие и специалисты имеют кусок хлеба, а владельцы месторождений и металлургических заводов — высокие прибыли, именно потому, что работают на рынок … в три миллиарда человек, не менее.

Причем рынок этот, – китайско-европейско-американский, для нас вполне свободный, без каких-либо таможенных границ. Поскольку нет на этом свете такого глупого государства, которое закрывалось бы ввозными пошлинами от чужого природного сырья. Торгуют казахи нефтью, медью, свинцом, ураном, черным металлопрокатом и зерном – милости просим!

Тоже и по импорту, но тут уже мы сами гостеприимно распахиваем таможенные двери, — без внешнего обеспечения нам не жить!

Так вот, в производственном смысле экспортно-сырьевое государство Казахстан в национальном рынке не заинтересовано вовсе – оно заинтересовано во внешнем. В этом смысле сама страна – лишь эдакая мировая сырьевая промзона, на которой не бастовали бы нефтяники (чтобы не пришлось их расстреливать) и ладно.

В потребительском же смысле о национальном рынке тоже особо говорить не приходится. По сути, мы есть оконечная, периферийно-сбытовая зона китайских, российских, корейских, турецких и прочих индустриальных производителей. Только благодаря которым у нас существует-развивается и кое-что местное.

В этом смысле Казахстан тоже есть окраинная часть примерно трехмиллиардного рынка.

А еще мы – мировая валютная провинция

Извините, что говорю обидные вещи, но это уж как есть. Мне ведь и самому остро обидно – поэтому и говорю.

Впрочем, самое обидное (строго в экономическом смысле – никакой политики!) еще не сказано. Так вот, скажу: какого фундаментального аспекта экономического суверенитета Казахстан не имеет вовсе – так это своей валюты.

Национальная валюта тенге, — если брать именно монетарно-экономические аспекты ее эмиссии и обращения, есть не что иное, как казахский доллар. Отсюда и неуклонный рост внешнего долга, двукратно превышающий накопления Нацфонда и ЗВР Нацбанка, отсюда и инвестирование исключительно из-за границы (и исключительно в сырьевой сектор), и вывоз доходов на инвестиции, превышающий их ввоз. Отсюда и стоимость кредитов “от 16%”, что элементарно самоубийственно для любой нормальной экономики! Тема эта требует отдельного разговора, ограничусь здесь лишь такой горькой констатацией…

Патриотизм – последнее прибежище … ханьцев?

Ну вот, а теперь, господа сторонники и противники ЕССР, давайте сравнивать варианты:

Если просто “дружить домами”, тогда надо иметь в виду, что никакого индустриально-инновационного развития просто не будет. Сырьевым экспортерам высокие переделы на территории добычи сырья попросту не нужны. Здесь ничего личного, только бизнес! Поставщикам же готовых товаров в Казахстан тем более нет смысла вкладываться в производства на такой территории сбыта. Здесь и рынок слишком мал, и население не приручено к разного рода конвейерным и отверточным сборкам.

Правительство, конечно, может и дальше продвигать Программу ФИИР, финансировать битумные заводы и откормочные площадки, даже модернизацию НПЗ, что-то будет получаться, и не без пользы. Но принципиально это ситуацию не изменит.

Хотя принципиально ситуация как раз быстро меняется, — мировой кризис ее меняет. Относительно комфортное наше положение, как сырьевой и монетарной периферии просвещенных США-Европы объективным ходом глобального переформатирования уже поставлено под вопрос.

Нет, как территория добычи сырья (ну и попутного сбыта готовых товаров) мы остаемся в цене, “дружить” с нами готовы сразу несколько геополитических “домов”. Только не дружба это, а элементарное “многовекторное” использование – это надо понимать.

И еще: если не объединяться в Евразийский союз, и сохранять нынешний наш “суверенитет”, то втягивание Казахстана в по-настоящему крупную экономику (а потом и подтягивание под соответствующую государственность) все равно произойдет – китаизация добывающих (и потребляющих) мощностей уже идет полным ходом! (С этим, кстати, и ЕССР может не совладать.) А по мере этого процесса решится и проблема нынешней нашей экспортно-импортной “многовекторности”: мы станем внутренней территорией для использования земли и подземных богатств, с соответствующим внутренним товарным снабжением. Правда, без социальной ответственности Поднебесной за такую свою экономическую провинцию. Вот если будут случаться забастовки и бунты вокруг китайских труб и месторождений – тогда мало не покажется!

Борцы за неприкосновенность национальной государственности этого добросовестно не понимают. Сказано ведь — дети…

ЕССР – светлое туманное будущее

Теперь что касается ЕССР – тоже не сахар!

Если брать не настроения, а прагматический расчет, то единственное (хотя и безусловное, и стратегическое) преимущество – это формирование такого экономического (а, значит, и политического) пространства, на котором Казахстан имеет шанс стать не используемой кем-то и как-то территорией, а – реально суверенным, экономически и политически, субъектом.

Шанс в том, что ЕССР – это такое объединение, которое по численности населения, территориям, ресурсам, производственному и культурному потенциалу (и совместному историческому опыту, разумеется) самодостаточно и для по-настоящему современного индустриально-инновационного развития, и для поддержания не придаточного статуса в посткризисном мировом раскладе. Само собой, и образующие ЕССР государства, делегировав ему часть внутреннего суверенитета, взамен приобретут общий для них мировой суверенитет.

Но это – лишь шанс, с реализацией которого – очень большие проблемы. Интегрируются-то правления отнюдь не парламентские, а феодально-авторитарные и олигархо-монополистические. Главное же (кроме Беларуси) — компрадорские. А такие режимы (между нами говоря) – не интегрируются.

Какая уж тут цивилизованная интеграция, если и в России, и в Беларуси, и у нас в Казахстане, президентские режимы (с придаточными Парламентами при них), каждый по своему, попали в кризисные для себя ситуации, и даже самое ближайшее политическое будущее в наших странах – в тумане неопределенности.

Впрочем, здесь мы переходим к политике, я же планировал разобраться только с экономическими аспектами нашего общего будущего – ЕССР. Единственно, вот от какого политического тезиса не удержусь в заключение:

Какая роль нам достанется в ЕССР — зависит не от Путина или Лукашенко, — от нас самих! Продолжим воспроизводить президентскую феодалию – останемся и без суверенитета, и без самостоятельной экономики. Осилим преобразование власти в парламентско-президентскую республику – вырвемся в евразийские лидеры, укрепим свой национальный суверенитет общесоюзной экономикой!

***

© ZONAkz, 2012г. Перепечатка запрещена