Казалось бы, очень частный вопрос на фоне всех тех проблем, которыми озабочены казахстанские ученые, наблюдая, как постепенно все дальше усилиями чиновников продолжается деградация отечественной науки. Но все же об этом стоит поговорить отдельно, поскольку для изменения существующей порочной системы планирования и отчетности в науке практически не требуется ни материальных затрат, ни изменений в законодательстве. С другой стороны, конечно, это — лишь фрагмент, одна из сцен того театра абсурда, который представляет нынешняя система “управления наукой”. В этой системе ученый по-прежнему, увы, так и не получил того “высокого статуса”, о котором столь торжественно говорилось перед принятием нового Закона о науке. По-прежнему вся система планирования научных исследований и отчетности по ним отвечает лишь интересам чиновников, имитирующих кипучую деятельность придумыванием все более хитроумных схем и требований. С позиций чиновников ученый предстает в этой системе некоей довольно таки бесправной рабочей скотинкой, если не сказать просто “научным быдлом”. Все, кому не лень, требуют от него бумаг, бумаг, бумаг, начиная с десятки раз переделываемых заявок на проекты и кончая все более объемистыми отчетами, которые уже можно принимать “на вес”.
Составляя требования к оформлению заявок и отчетов чиновники не утруждают себя дифференцированием этих требований в зависимости от вида научного направления и характера научных исследований. Всех “стригут под одну гребенку”, тогда как у каждой из наук есть своя специфика в методах, сроках и условиях проведения научных исследований.
Стоит привести одно высказывание более чем 150-летней давности, но вполне актуальное и сейчас. Что поразительно, оно принадлежит не ученому, а высокопоставленному чиновнику: “Ученый имеет право на выбор направления и цели исследования, ибо открытие нового знания несовместимо с жесткими нормами и формами научной мысли и экспериментирования. Помощь ученым должна оказываться на долгосрочной основе, без ограничения во времени, ибо ученые не в состоянии приспосабливать исследования к произвольным календарным срокам бюджета” Г.Ф. Хасслер – первый директор службы берегового надзора США — 1842 г. Процитировано в статье Ю.А.Шрейдера “Свобода как условие развития науки”.
Согласитесь, мысль главная – нельзя так грубо регламентировать непрерывный и длительный творческий процесс научного исследования, как это делается у нас требованием представления поквартальных и помесячных планов. При этом строго требуется не только точное указание нелепо нормированных, скорее даже — квантованных по времени, задач исследований, но и уже сформулированных “ожидаемых результатов”.
Не раз уже говорилось и писалось, что наука – это самоорганизующаяся система, а наука и производство – это существенно разные понятия. Жесткое планирование на производстве совершенно необходимо, поскольку там все взаимосвязано. Нет смысла изготавливать болтов больше, чем гаек к ним. Работа конвейера должна быть строго разбита по этапам и по времени. Научная же деятельность – это не конвейерное производство. Любое исследование – это уникальный творческий процесс с далеко не всегда прогнозируемыми и достигаемыми результатами. Наиболее ценны как раз не ожидаемые, а неожиданные результаты. Для их получения ученому приходится и уходить в сторону от намеченной заранее программы, и тратить гораздо большее время на детальное исследование, на поиск возможных ошибок и уточнение получаемых данных. И невозможно заранее сказать, сколько времени займет решение той или иной исследовательской задачи, и расписать все это по жестким срокам, причем еще и зачастую в пожарном порядке. Ведь доходило до того, и это многие помнят, что некоторые ретивые чиновники требовали от ученых даже понедельных планов и уж совсем смешного — сетевых графиков работы!
Обычно приходится в календарном плане в качестве ожидаемых результатов, которые пишутся в правом столбце, просто переформулировать задание, которое пишется в левом столбце. Например, задание – получить данные о скорости прорастания семян конопли, ожидаемые результаты – данные о скорости прорастания семян конопли. А что еще можно написать? Нужно ли это эксперту для оценки вашего проекта и так ли ему важно, в каком месяце или квартале вы будете проращивать эту коноплю. Его будет интересовать, зачем вы собираетесь это делать, и какая польза от этого будет науке или государству. А календарный план нужен только чиновникам – большого напряжения ума не требуется, чтобы сличить формулировку плана с формулировкой в отчете.
В этом отношении правильно и четко записано в Законе о науке, что ученым гарантируется свобода научного творчества. Но на деле получается далеко не так.
На сложные исследования, эксперименты или наблюдения требуются многие годы, а не установленные по чьему-то недоразумению трехлетние сроки проектов и грантов на них. Так, наибольшую ценность в астрономии имеют не случайные разрозненные наблюдения, а регулярные и длительные ряды. По ним можно проследить или эволюцию объекта, или выявить многолетние закономерности происходящих на нем изменений и их связи с другими процессами в космосе. Тогда-то и появляется то, что называется научным открытием или, поскромнее – новым научным результатом. Если бы астрономы не вели регулярные и однородные наблюдения солнечных пятен в течение четырех сотен лет, мы, возможно, и сейчас не имели бы представления о цикличности солнечной активности, оказывающей весьма ощутимое влияние даже на нашу жизнь и деятельность.
Но, упаси Боже, если представленное вами в отчете будет отличаться по срокам и содержанию от указанных в календарном плане и расписанных на три года вперед помесячных формулировок! Тут и оказывается, что ваша свобода творчества ограничена печально известным предупреждением: “Шаг вправо, шаг влево …” Да еще, не дай Бог, где-нибудь в тексте отчета поставишь не предусмотренную ГОСТ’ом точку или тире, или преступно напечатаешь заголовки жирным шрифтом, так придется все перепечатывать, причем в семи экземплярах! Бумагу у нас жалеть не принято, как и тот лес, который вырубается для ее изготовления. А уж создавать шаблонные формы планов и отчетов , где требуется по нескольку раз повторять одно и то же, у нас любят!
Кстати, тут возникает вопрос и к министерству финансов. Почему финансирование научно-исследовательских институтов осуществляется помесячно, а не хотя бы на полгода вперед? Получается какая-то поденщина: отчитался за месяц, получи свое жалование. Из-за этого, в частности, приходится писать отчеты не по завершении запланированного срока, а гораздо раньше, чем закончен этап работы. Строго говоря, при этом нас принуждают к тому, что раньше называлось очковтирательством. И правда, годовой отчет требуют представить в октябре, так как иначе не будет открыто финансирование следующего года. То же происходит с месячными и квартальными отчетами.
Более того, например, в 2007 году в четвертом квартале вдруг было прекращено финансирование нескольких институтов по космической программе, несмотря на отсутствие каких-либо претензий к ним по выполнению плановых работ. Однако отчет за этот период с научных работников все же потребовали!
Крохоборская система финансирования не позволяет своевременно приобретать не только дорогостоящее оборудование, но и самую элементарную, но необходимую, оргтехнику и материалы. А, ведь этим тоже выражается явное неуважение и пренебрежительное отношение к научному труду. Это в западных научных институтах заявки на материалы и оборудование выполняются за считанные дни. Мы же ждем этого годами… Чтобы только надеяться на получение нужного прибора, надо загодя подать заявку, сопроводив ее прайс-листами, объяснением, почему нужен именно этот прибор или компьютер, а не более дешевый. Этим обычно дело и кончается. На следующий год снова составляем те же заявки и так без конца. Похоже, что и дальше будет так, поскольку на фундаментальные исследования на 2012 год, оказывается, предусмотрено менее 10 процентов от тех 42 миллиардов, что государство выделяет на науку. Куда же пойдет все остальное?
Все это, как и многое другое – фактически откровенное проявление недоверия, можно сказать – “презумпция недоверия” к ученым. Часто говорится о том, что, дескать, это недоверие возникло потому, что некие лица приобретали далеко не честным путем кандидатские и докторские степени и звания. Но эти прохиндеи, как правило, не работают в научных учреждениях, а чаще всего преуспевают на административном поприще, и не им приходится писать все эти планы и отчеты. Тем же, кто всегда был науке предан, приходится вынужденно отрывать значительное время от нее, от исследований, расчетов и экспериментов на никому, по большому счету, не нужную писанину. А заявлять, как это сделал министр, назвав скомпрометировавшей себя существовавшую систему ученых степеней и званий – это обидеть тысячи добросовестных научных работников — профессоров, докторов и кандидатов наук, собственным честным трудом заслуживших эти степени и звания. Вряд ли и сам министр откажется от своей “скомпрометировавшей себя” ученой степени доктора наук в обмен на образовательную степень PhD!
Скомпрометировали себя как раз те, кто продавал и покупал незаслуженные дипломы и звания или способствовал этому, порождая довольно распространенный миф о засилье в науке лжеученых. Так пусть они и несут за это хотя бы моральную ответственность. Но пока еще никто из них не пострадал и не покаялся… Интересно, а диплом доктора философии нельзя будет купить где-нибудь в подземном переходе?
Презумпция недоверия к ученым культивируется теми вышестоящими чиновниками, кто о других, видимо, судит по себе – если я могу украсть или обмануть, значит и все эти “яйцеголовые” — такие же. Отсюда и вся эта система непрерывной отчетности, причем не перед коллегами, способными объективно и квалифицированно оценить твой труд, а перед … да не известно даже перед кем. Ведь никто из неспециалистов не станет читать “талмуды” промежуточных отчетов, они ложатся навсегда на полки “уполномоченных учреждений”, а чиновникам нужно только показать, что результаты соответствуют запланированным, а значит, все в ажуре! Никого из них не интересует, были ли или есть трудности в работе, обеспечены ли вы необходимым оборудованием, которого не получаете уже многие годы. Лишь бы с ответом сходилось…
Зато с вас требуют обязательных рецензий даже на промежуточные отчеты, причем от внешних, а не от ваших институтских коллег. Это еще раз подтверждает, что чиновники сами не в состоянии оценить хотя бы по общим признакам ваш труд. Рецензентам же совершенно не интересно читать ваш стостраничный трактат и тратить на это свое время, так что не секрет, что по крайней мере заготовки этих рецензий пишутся самими авторами отчетов. Ну, и кого мы этим обманываем? И зачем вся эта канитель? Ладно, итоговый отчет, действительно, должен получить какую-то оценку, но и он должен быть достаточно кратким, чтобы хоть кто-то мог прочитать его полностью.
Как показал опрос ученых, работающих в дальнем зарубежье, они вообще не пишут пухлых манускриптов, в худшем случае представляется даже по итогам за несколько лет отчет на 2-3 странички. Естественно, что при этом у вас появляется гораздо больше времени на подготовку и написание научных статей, а отчет и статья – это далеко не одно и то же. Ведь для самих ученых ценны публикации, а для чиновников там достаточно информации о выполнении работы. Действительно, например, по долгосрочному гранту Международного научного фонда от нас в свое время затребовали заявку в 9 страниц, а отчет — всего на полторы страницы. Иностранцы уважают свое и чужое время, и в этом-то как раз стоило бы им подражать, а не копировать слепо то, что нам вовсе не необходимо. А потом мы удивляемся нашему отставанию по публикациям даже от очень третьих стран…
Совершенно очевидно, что все эти нелепые требования, вплоть до совершенно шизофренических форм составления библиографических ссылок – упражнения чиновников, иначе чем же тогда заниматься немалочисленным инстанциям, громоздящимся над собственно научными институтами и пожирающим немалую толику из средств, выделяемых государством на научные исследования.
Интересно, что в Законе о науке перечисляются все эти инстанции, но даже нет понятия научно-исследовательский институт и его ученый совет. Наука-то делается специалистами, сосредоточенными в НИИ, а не чиновниками наднаучных надстроек. Творчество ученых, их повседневный труд кормит и эти надстройки, а не наоборот, как, видимо, полагают чиновники. Так может пора действительно, а не декларативно, предоставить именно ученым “высокий статус” и уважительно доверить им самим и в рамках собственных лабораторий и собственных ученых советов решать, что, как и когда делать в научном творчестве, без постоянных помех от малокомпетентных в науке надсмотрщиков.
Чувствую, что кто-то наверняка скажет – вот эти научники создают проблему из такой ерунды. Ну, заставляют их расписывать помесячно планы работы, ну, требуют с них ежемесячные отчеты. Пусть сидят и пишут – чем им еще заниматься, как не писать. Зарплата-то им, хоть и не всегда во-время, но все же идет. Чего еще надо? Действительно, многие примерно так и рассуждают и предпочитают помалкивать, а то, не дай Бог, сидя на годичном контракте, получишь от начальства под зад коленкой за строптивость. И молодежи, той, что еще горит интересом к науке и желанием реального творчества, внушается именно такой образ существования. А это печально…
Так постепенно и хиреет наша наука, задавленная чиновниками, снижается эффективность научного труда, несмотря на роскошные апартаменты вновь создаваемых лабораторий. …
Почему бы нам не отказаться от тяжеловесной конкурсно-грантовой системы финансирования научных исследований, заимствованной еще в советское время, но с неудачными переделками, у капиталистического Запада. Ведь еще лет пять назад уже высказывались вполне обоснованные сомнения в ее целесообразности. Почему бы не вернуться к обычным пятилетним планам научных исследований, разрабатываемым и утверждаемым учеными советами научных учреждений.
Ведь когда-то так и было, ученым доверяли, а наука в республике преуспевала. В сущности ведь это будут те же исследования, что и представляемые в виде заявок на гранты, и расходы на них будут те же. Все равно ведь, руководитель проекта, как и сейчас, не сможет распоряжаться даже выделенными средствами по своему усмотрению, исходя из интересов дела. Но суеты и бумажной волокиты будет гораздо меньше. А конкурсы пусть проводятся среди красавиц, а не среди ученых, для которых важнее сотрудничество, а не конкуренция. Пройдут в планах слабые предложения? А много ли их будет? Вот из поданных 437 заявок на гранты по фундаментальным исследованиям в области естественных наук было отклонено 74, то есть всего 17 процентов. Из этих процентов заметная часть могла быть отклонена просто из-за их чисто прикладной направленности, а не слабости, судя по наименованиям проектов. Значит, подавляющее большинство предложений вполне соответствует требованиям актуальности, новизны и прочим категориям, предусматриваемым формами заявок. Значит, наука наша еще способна обеспечить интеллектуальный потенциал страны. Так стоит ли огород городить из-за этих нескольких неудавшихся процентов, даже если и их оставить для выполнения. Не такие уж большие затраты на это потребовались бы, особенно на фоне тех миллиардов, которые просто разворовываются или пускаются на ветер.
Несколько лет назад министерство образования и науки выступило с идеей проявить с 2012 года “Нобелевскую инициативу” — готовить будущих Нобелевских лауреатов. Но как-то вскоре об этом забыли. А ведь не так уж сложно и совсем не требует больших усилий сделать пока хотя бы вот такой простой шаг – освободить ученых от всей этой никчемной и осточертевшей суеты с заявками, планами и отчетами, дать им реальную, а не скованную, свободу творческой деятельности. Глядишь, и наука начнет развиваться и даже безо всяких дополнительных административных реформ и “новых моделей”. А там и Нобелевка кому-нибудь засветит!..
***
© ZONAkz, 2012г. Перепечатка запрещена