|
Даже если вы смотрели фильм «Кыз Жибек» сто раз, есть прекрасный повод сделать это в сто первый и, так сказать, новыми глазами. На киностудии «Казахфильм» отреставрировали и десятитысячным тиражом выпустили DVD-версию фильма.
В своё время картине крепко досталось от кинокритиков и от части зрителей старшего и преклонного возраста. Особенно бушевала белобородая литературная общественность. Автора сценария Габита Мусрепова обвиняли чуть ли не в утрате национальной аутентичности, в вольном обращении с сюжетом поэмы «Кыз Жибек» и тысяче погрешностей. Знатоков казахского быта раздражали и чёрные одеяния вдов, тогда как траурным цветом считается белый, и то, как Толеген лежит с заложенными за голову руками. Теперь уже только этнографы помнят, что по казахскому этикету эта поза считается неприличной – так лежат пленные. Бурно ругали за костюмы героев, за их опереточную пестроту и избыточную декоративность, за расшитые блёстками кимешеки старух, за неубедительные с ювелирной точки зрения серьги Жибек. Распекали за «неказахские» лица в массовке, за неточность некоторых орнаментов, за расточительность в декоре, когда девушки бегают по экрану, таская километровые полотнища шифона и крепдешина, тогда как в казахском быту ткани ценились едва ли не на вес золота.
Бичевали русский перевод с его ляпами – например, Бекежан обзывает Толегена щенком, тогда как в казахской версии «кушiк куйеу». Позднее эту ошибку исправили — «щенок» заменили на «жених-нахлебник». Что тоже не вполне точно. Кушiк куйеу — это зять приживала.
Распекали за недостоверность — мавзолей Айша-биби на фоне гор, а рядом нет мавзолея Бабаджи хатун, Толеген скачет вдоль Борового, а камера движется со скоростью автомобиля… Теперь, по прошествии стольких лет, эти претензии потеряли всяческий смысл. Фильм живёт своей отдельной жизнью, у него масса поклонников, и картину есть за что любить.
Реставрация сняла «пыльную» плёнку с изображения, убрала шорохи со звуковой дорожки — и он заиграл новыми красками. На одеяниях из бархата и шёлка проявились присущие им складки и тени, выступили ранее незамеченные детали — светильники в форме лебедей в стиле ар-деко. Отчётливее и рельефнее проявились шрамы на лице Бекежана, о происхождении коих акунинский фон Дорн «дамам говорил, что это шрам от стрелы Купидона, а девкам — что это след от кривого турецкого ятагана».
Засияла свежими, ещё более нежными оттенками жемчужная красота Меруерт Утекешевой. Известно, что Г.Мусрепов прочил на эту роль актрису Раису Мухамедьярову, и хорошо, что этого не произошло. Краса Мухамедьяровой была слишком «сытая» и полнокровная для образа Жибек.
Расхожий синоним слова «фильм» — «картина», как нельзя лучше подходит к «Кыз Жибек». Это именно картина — с дальними и ближними планами, с перспективой, с буйством цвета и чёткой графикой.
Кое-где реставраторам вкус изменил. Работа с цветом — сложнейшая составляющая кинематографического искусства. Так, в реальной жизни терракотовый мавзолей Айша-биби неожиданно окрасился в густой сине-бирюзовый цвет, как будто его отделали дешёвым кафелем. Ещё в одной картинке «пережали» с красками — лебеди, плывущие в воде с кровью, порозовели, как карамельки. Не случайно кинематографисты в свое время так боялись прихода цвета в кино.
А вот если бы окрасили изнанку плаща Бекежана в алый цвет, то это было бы здорово. Получился бы постмодернистский коллаж чистейшей воды — «В белом плаще с кровавым подбоем…».
Несмотря на некоторые длинноты, пафос в речах персонажей, слабость батальных сцен, где копья пронзают тела исключительно в районе подмышек — в целом фильм прекрасен, и заслуженно является одним из алмазов в сокровищнице национального достояния.
Прекрасна музыка в исполнении лучших музыкантов того времени — гениальные кюи в исполнении Нургисы Тлендиева, рвущие душу звуки кобыза, женский вокал, звук боевого рога Бекежана. Как ещё телефонные компании не додумались сделать из него рингтон.
Смелость большого художника и подключённость Мусрепова к мировому литературному процессу подсказали ему, что никак не может иметь успеха у современного зрителя история, где героиня выходит замуж за брата своего любимого. Умелая игра культурными символами — Офелия и Катерина топятся, Джульетта закалывается кинжалом, Анна бросается под поезд — сделала фильм по-настоящему зрительским. Зрителю, не имеющему удовольствия наблюдать такие истории в реальной жизни, чрезвычайно импонируют литературные и экранные героини, сводящие счёты с жизнью из-за любви. Тут срабатывает простой психологический эффект. Женская аудитория втайне думает — и я бы так смогла. Если б было из-за кого. А мужчинам и подавно нравится думать, что они составляют весь смысл существования своих подруг и спутниц.
Есть в фильме параллели и с другими прототекстами. Эпизод с претендентами на руку и сердце Жибек — почти буквальная цитата из «Одиссеи»:
«…Шумно вошли со двора женихи горделивые в залу
И по порядку расселись на креслах и стульях…”
История, к которой обратились в “Кыз Жибек”, несёт в себе определенную нравственную задачу. Отсюда и возникают устойчивые ассоциации, от которых трудно освободиться и зрителю, и, вероятно, автору. Зрителю предлагается заклеймить Зло, и оплакать убитое Добро.
Советское искусство тоже настаивало на этой оппозиции – если в девушку влюблены двое, то один непременно должен быть плохим парнем, а другой – хорошим. Так, в соответствии со сложившимся клише, на роль негодяйского негодяя негласно назначили Бекежана. А если посмотреть на ситуацию преисполненными неведения глазами? Глазами человека, ранее фильма не видевшего, ничего о фильме не слышавшего, и не читавшего поэму.
Если спокойно и по возможности беспристрастно попытаться разобраться, кто выше и чище, хотя бы с точки зрения обыкновенного здравого смысла? Если уж так велика охота повесить на героев ярлыки и рассовать их по соответствующим нишам.
Итак, вставляем диск в дисковод.
Кровь, брызнувшая на такыр, лебеди, бьющие крылами по воде, Бекежан объявляет о победе над неприятелем, Жибек откидывает чёрную чадру под восхищённым взглядом Бекежана…
И внимательно, очень внимательно слушаем диалоги.
Вот отец Кыз Жибек Сырлыбай обращается к Бекежану:
— Ты отстоял нашу честь и заслужил любую награду. Требуй, выбор за тобой. Я отдам в услужение любого сына шекты и любую дочь шекты. Слово за тобой, Бекежан мырза. Проси, что хочешь.
Что отвечает на эти слова Бекежан? Он не уподобляется женихам типа Апломбова из чеховской «Свадьбы»:
«Простите, maman, но я многого не понимаю в ваших поступках. Например, кроме предметов домашней необходимости, вы обещали также дать мне за вашей дочерью два выигрышных билета. Где они?».
Бекежан — само великодушие и честь. Много ли людей, способных произнести слова:
» Мне ничего не надо. Мне и того достаточно, что Вы по достоинству оценили мои заслуги».
Безусловно, тут имеет место быть и поза, и самолюбование. Но человеку, спасшему народ от истребления, можно простить эту маленькую слабость. Победителей не судят.
А вот Толеген, предтеча партийных секретарей, в свойственной ему пламенной манере клятвенно обещает своему почти тестю, что приведёт войско отца и встанет на защиту шектинцев.
А по дороге останавливается, чтобы выбить на скале тамгу своего рода. Что, как вы понимаете, требует неких временных затрат. Очень “своевременное” занятие — невеста и весь её род ждут подмоги, а жених, на которого «вся надёжа», стучит молоточком по камню под одобрительные возгласы Шеге — высеки нашу тамгу так, что она не сотрётся и через тысячу лет! Это как её надо высекать, чтоб на тысячелетия?
Правильно и справедливо Бекежан позже говорит о Толегене: «Они хотят доказать своё родство в постели, а не на поле брани».
Бекежан, несмотря на свою жесткость и вменяемое ему коварство, исключительно простодушен в движениях своей души: «А как же — враг нагрянул… Тут без меня не обойтись. А вот опасность минует, и обо мне забудут. Сырлыбай хочет, что бы я поднял знамя над его войсками и повёл джигитов в бой. Так что придётся ехать…».
Вслушайтесь – “придётся ехать”. “Потому что враг нагрянул”. Вот оно, вожделеемое обществом умение ставить общественное выше личного.
И это после того, как Сырлыбай, удостоверившись, что у Кыз Жибек и Толегена всё слажено, пренебрежительно отмахивается: “Бекежан, нечего здесь показывать свой нрав. Я не из трусливых. Я благословлю того, кого выберет моя дочь!».
А как же обещание «отдать любую дочь?» А так. Сырлыбай, как и положено правителю, хозяин своему слову — хочет — даст, хочет — заберёт обратно. А потом, после такого оскорбления, нанесённого Бекежану, аксакал как ни в чём не бывало опять посылает к нему гонца с просьбой помочь. И Бекежан вновь откликается на зов. Разве так ведут себя инфернальные злодеи?
И после всего этого «зиялы кауым» единогласно приговорит Бекежана к смерти, а негодующие аульные кумушки его дружно оплюют.
Да, он убил Толегена выстрелом в спину. Да, такое поведение не очень благородно и не одобряется социумом. Но он столько раз проявлял благородство, сколько можно? Как будто рок влечёт Бекежана к трагической развязке. Он, а не Толеген, поистине трагическая фигура, жертва обстоятельств.
Рассмотрим внимательно эпизод, когда после схватки с джунгарами Бекежан вполне искренне напутствует Толегена — не заставляй Жибек ждать, скачи быстрее! И только когда Толеген уже отъехал на приличное расстояние, Бекежан видит джунгарскую стрелу. Далее следует гениально придуманная Ходжиковым сцена. Бекежан только ещё наклоняется за стрелой, а за кадром мы уже слышим томительный, высокий, протяжный звук её полёта.
Бекежану мысль об убийстве приходит только после того, как он отправляет Толегена в путь. А не убить он не мог. Потому что он — человек побеждающий, Homo Victorius. В любом конфликте побеждает тот, кто способен сделать на шаг дальше, чем его противник. И Бекежан этот шаг делает. Подозреваю, что симпатии большинства зрительниц всегда были на стороне обладателя отрицательного обаяния Ашимова, и именно после этого фильма за ним окончательно закрепился имидж главного секс-символа казахского кино. О самом понятии тогда ещё не слышали, а символ уже был.
Бекежан — единственный активно действующий персонаж. Сырлыбай неспешно вырезает на посохе знаки, отец Толегена лениво приторговывает лошадьми, Шеге поёт, Жибек — вся ожидание, Толеген митингует. Почти все мужчины в фильме произносят в театральной манере зажигательные спичи про то, что казахам надо бы объединиться, но дальше этого не идут.
И поэтому “Кыз-Жибек” — современное и очень своевременное кино. Оглянитесь вокруг, и вы увидите, что Бекежан и Толеген как социальные типы – наши современники.
Только Бекежанов по пальцам пересчитать — повывели, а тип его соперника-резонёра чрезвычайно распространён. «Красавчеги» Толегены в костюмах от итальянцев благоденствуют, со вкусом “высекают” свои родовые тамги на своих авто, айпадах, клюшках для гольфа и бесконечно много разглагольствуют о благе народа. И о единстве. И о всеобщем народном счастье. Попивая виски.
Толегены, безусловно, не злодеи. Но и не Герои, в подлинном и первом смысле этого слова. Для Героев они слишком много говорят.
Если не верите, посмотрите фильм, в первый или в сто первый раз.
Хотя бы для того, чтобы пройти своеобразный личный тест, о результате которого узнаете только вы сами и никто больше. Если при звуках плача матери Толегена, или когда девушки сбрасывают в пропасть траурные одежды, или в финале, когда Жибек рыдает — Акбозат, где твой хозяин? — у вас ни разу не защемило сердце, ни разу не сдавил горло спазм, не выступила хотя бы одна слеза — это повод задуматься.
Возможно, что с душой что-то не так.
***
© ZONAkz, 2012г. Перепечатка запрещена