Наши женщины стремительно матереют. На днях гражданку из Павлодарской области арестовали на 5 суток за магазинную бузу, сопровождавшуюся бранной шрапнелью, накрывшей продавца; в Актюбинске подруга мужчины, приговоренного судом к выплате взыскателю солидной суммы, обложила матерной кладкой судоисполнителей, явившихся изъять его “Крайслер”. Остается лишь констатировать, что все чаще “шекспировские Джульетты, Офелии и Дездемоны” в экстренных ситуациях прибегают к языку сантехников и шоферов, сталеваров и дорожных работников, – языку образному, красноречивому и с конкретным посылом. Белошвейки вновь пошатнули мужские приоритеты.
На инциденты, когда мужички изъясняются с торговцами на арго – высокой вульгарной волне – и топчут хозяйский товар, пресса не реагирует. Зачем, если и встарь аргонавты Петр I, Фридрих Великий и Наполеон Бонапарт, сколачивая свои державы, не обходились без синтаксической подпорки, да и сейчас все вокруг держится только на добром слове или на матерном. Биограф Десмонд Сьард писал: “В дни революции Бонапарт заимствовал у санкюлотов площадные жаргонизмы, от которых так и не избавился”. Он поносил всех подряд, оттого преуспел во многом. Как и основатель теории научного социализма Карл Маркс, изрядный клеврет нецензурщины.
То ли дело, когда матюгаются женщины! Но как давно они потащили одеяло на себя?
В пятой главе “Евгения Онегина” говорится, что Татьяна выменяла гадательную книгу Мартына Задеки за “собранье басен площадных, Грамматику, две Петриады, да Мармонтеля третий том”. Нигде более не уточняя о глубине Татьяниных знаний сих “басен площадных”, не ясно, зачем пиит упомянул о прескверной книжице? Может, отдавая дань моде, Александр Сергеевич подчеркнул, насколько сие чтиво востребовано. Так сказать, приперчил, добавил “пикантизму”. Будучи и сам мастак по раздольному кабацкому словоблудию, он весьма почитал знаменитого скабрезника Ивана Баркова, и позже вместе с кумиром угодил в стиральную машину: ненормативную лексику первого разбирал поэт Осип Мандельштам, а на поэтическом сквернословии второго обломал зубы критик Семен Венгеров.
Да уж, просторечие парижских voyous – оборванцев – занимало не одну Татьяну.
И ведь какое удивительное совпадение: в то самое время, когда Пушкин навязывал своей героине пристрастие к непечатному слову, итальянский композитор Джоаккино Россини постигал под присмотром жены Олимпии Пелиссье, дамы с сомнительным прошлым и неустойчивой моралью, французский язык и заодно патуа – грязный говор парижских бродяг. Живой, выразительный, ядреный. Овладев азами, болезненный Джоаккино взбодрился, повеселел, и вернулся к роялю, крышку которого захлопнул четверть века назад! Сочинил цикл романсов, а затем набросал ряд пьес, названных почему-то “Грехи моей старости”.
Видимо, перлы, скормленные итальянцу, Олимпия извлекла из девичьей памяти, потому как парижский лексикограф и философ Пьер Буаст еще пару десятилетий назад изъял все неприличные обороты речи из составленного им одного из самых полных толковых словарей французского языка. Но вот парадокс: в том, что он зря старался, его убедила дама, похвалившая автора за очищение родной речи от нецензурщины. Однако со своим неловким книксеном она напоролась на мину: “Да как же вы, мадам, узнали, что этих слов там нет? Стало быть, их там искали?”.
Искали и находили. Была бы охота. Европейские Татьяны-рукодельницы припадали к книжным источникам, пропитанным жаргоном таверн и остроумием вертепов. Порнографичные произведения англичан Джона Уилмота и Оскара Уайльда, французов Де Сада и Мюрже, австрийца Мазоха и русской эмигрантки Дины Верни роняли девиц в обмороки и учили жизни. На этой ниве трудились десятки вертопрахов, ибо жажда на хлесткие выражения одолевала свет. Философ Дэвид Юм составил список жаргонизмов, которые следовало исключить из шотландской речи; русский поэт Алексей Кольцов, изучив народные песни, обронил грустное: они “похабщиной набиты”, и устыдился за бранчливое отечество.
Кабацкое сквернословие доносилось даже с театральных подмостков. По словам Дорошевича, певица Дарья Леонова, умная, нелепая и вульгарная актриса, владела лексиконом “многоэтажных кварталов” и не дамской манерой рассказывать о себе физиологические подробности. На ее счету дебоши, площадная брань и склока с соперницей Александровой-Кочетовой, лишь немногим уступившая знаменитому побоищу на премьере оперы “Астианакс” в лондонском театре “Кингстиэтр”.
Тогда на сцене сцепились две примадонны – Франческа Куццони и Фаустина Бордони. Местные меломаны разбились на два лагеря. И вот, после традиционных зрительской какофонии и иных малопристойных вещей стервозные бабы сошлись в рукопашной. И это в присутствии супруги принца Уэльского Каролины! Фурии царапались, визжали, таскали друг дружку за космы и выкрикивали трактирные словечки. Скандал был настолько велик, что оперный сезон закрыли.
Они еще хорошо отделались. Русскую поэтессу-футуристку Нину Хабиас, выпускницу Смольного института, приобретшую известность по выходу сарамшинного сборника “Стихетты”, чуть не хлопнули. На одном из поэтических вечеров “революционные матросы сказали “амба” и пошли ее убивать за матерные стихи”. Существует версия, что “славнейшую из всех поэтессин”, как она именовала себя, прозвали “графиней Похабиас”. Но это наветы. В “Стихеттах” только раз встречается “заборное слово”. Зато какое, ежели немногословные балтийцы решили поднять ее на штыки!
А это вам не пять суток ареста.
***
© ZONAkz, 2012г. Перепечатка запрещена