Есть в Берлине «Русский дом» — большой. Здание с мрачным интерьером, украшенным кое-где лежалыми артефактами дипломатической скуки. Обычно оно пустует, изредка в нём устраивают художественные выставки или встречи с малоизвестными литераторами. Но в день, когда давали премьеру фильма «Географ глобус пропил», там апфелю негде было упасть. Я впервые увидел в обширном фойе очередь за билетами, она петляла, как речка, пробивающая дорогу в скалистом грунте.
Фильм к тому времени я уже смотрел в Сети и пришёл, чтобы взять интервью у Александра Велединского, режиссёра-постановщика. Он оказался похожим на молодого архимандрита — высоким, крупного сложения, с львиной гривой, с умным, живым лицом, к тому же – очаровательным собеседником. Мы закончили работу и спустились в пустое фойе – из зрительного зала доносились приглушённые взрывы хохота и аплодисменты. «А вот и продюсер фильма, — сказал Александр, указав на невысокого, начинающего полнеть ботаника зрелых лет в очках. – Валерий Тодоровский!». Велединский познакомил нас и сделал едва заметный приглашающий жест, означавший, что интервью можно взять и у продюсера. Но я замялся и перевёл разговор на пустое.
Спустя пару недель, на Первом канале началась «Оттепель», и я раздосадовался: как можно было упустить случай? Но это была тщета и ловля ветра, разве можно угадать?
Фильмы Тодоровского-младшего я, разумеется, знал. Запомнились ранняя «Любовь», очаровательная «Страна глухих», несколько сомнительным, но трогательным показался «Сводный брат – Франкенштейн», «Стиляги» увиделись стилистически вымученными, а вот «Любовник» я числю в шедеврах. Роскошный сценарий и блестящий дуэт Янковского и Гармаша.
Ну и «Оттепель». На мой взгляд, редчайшая удача российского телекино.
С недавних пор в кинотеатры Казахстана пришёл последний фильм Валерия Тодоровского – «Большой».
Я был на премьерном показе в Esentai Mall, роскошные интерьеры которого не могли скрыть изъянов вкуса устроителей, тяготеющих к провинциальному шику. Пусть их. Поговорим о картине.
Меня сразу же насторожил главный плакат. Крупными литерами — БОЛЬШОЙ и мелкими, ниже: фильм Валерия Тодоровского. Как ни крути глазенапами, а всё равно получается — большой фильм, то есть большое кино. Нечто подобное уже выкомаривал Никита Михалков, у которого был похожий рекламный слоган. Типа «Великое кино о великой войне». Все эти кунштюки со шрифтами и смыслами напоминают околонаучную брехню о «25 кадре» и прочих тайнах нейролингвистического программирования. Несолидно.
Фильм «Большой» оказался, скорее, длинным. Он был как ручей в джунглях, извилистый, заросший непроходимыми деталями и повторами. Публика брела по его руслу, плутая в сюжете и его ответвлениях, более двух часов. Что не грех, когда не скучно. Но именно так и было. В течение 120 минут зрителей нудно убеждали в том, что балет это тяжкий труд, что танцклассы есть подобие рабских галер, а дортуарная жизнь танцоров и танцовщиц — адский ад, сравнимый лишь с казармой, где призывники отбывают курс молодого бойца. Занятия – сущая полоса препятствий. Пуанты, разбитые ступни прелестниц и грозные, сержантские команды надзирательниц: «Плие!» «Пур ли пье!» «Жете!» «Гранд батман!» И прочее фуэте. Всё это занимательно, познавательно, но несколько однообразно и, увы, давным-давно известно, рассказано и показано в кинолентах повестях, романах и мемуарах. Общее место, фон, хорошо загрунтованный холст, не более.
Сюжет киноповествования, разумеется, вынырнул со дна «Лебединого озера». Есть Одетта, несчастная провинциалка, чудом выбравшаяся из густой тины народного неблагополучия, и есть Одиллия, столичная штучка из богатой семьи. Меж ними бесконечное, как фуэте в «Дон Кихоте», соревнование. Что, признаться, завораживает, поскольку в этом неистовом соперничестве есть нечто мускульное, вульгарное и потное. Похоже, балет близок к спорту как никакое другое искусство. Если не считать цирк. «Она по проволке ходила, махала белою ногой…» — помните такую песню? Ну, примерно так.
В таком сюжете нельзя обойтись без принца Зигфрида, и он таки наличествует! Это бывший этуаль Антуан Дюваль (господи, не слова, а музыка), который, естественно, бездарно ошибается, перепутав Одетту с Одиллией, но хлюзда на правду всё же выйдет, хотя и ненадолго. От более подробного изложения перипетий сюжета увольте, идите и смотрите!
Что вредит этому, в общем, добротно и добросовестно снятому фильму? На мой взгляд, излишняя вязкость повествования. Зрелище сие делает бесконечные петли, забрасывая героиню то в далёкое детство, то в безрадостное отрочество, причём в эти «временные карманы» зритель попадает всегда неожиданно и некстати. Да и карманы, к слову сказать, пошиты наскоро, если не халтурно. Диалоги балетных сослуживцев Одетты и Одиллии отменно нехороши. Эти сокурсники вообще смахивают на персонажей массовки, которым сдуру дали возможность поиграть в артистов. Впрочем, главным протагонисткам-антагонисткам так же изрядно не достаёт актёрского мастерства. Что поделать, они — реальные, как сейчас говорят, балерины, их учли играть иначе, то есть другими органами организма.
Убедителен и уместен, как ни странно, Домогаров, исполняющий роль спившегося «этуаля» российского разлива. Ему, впрочем, как мне показалось, ничего и не нужно было играть. Он – харАктерный актёр с характЕрной мимкой и дикцией. Это природа.
Фильм от полного провала спасла Алиса Бруновна Фрейндлих. Всякий раз, когда она появлялась в кадре, начиналось кино и кончалось в тот миг, когда она из кадра исчезала.
Её героиня до мелочей напомнила мне Надию Абрахманову Шарипову, которая воспитала Алибека Днишева, Майру Мухамедкызы, Лаки Кесоглу — список велик. Я присутствовал на её мастер-классах и репетициях, когда она работала с Даригой Назарбаевой. Резкая, суровая, властная, не выбирающая выражений, она не просто ставила голос, но лепила характер, сценический образ. Руки её, искорёженные артритом, бессильно лежали на коленях. Я кое-что втихаря снимал на любительскую камеру, она это замечала, но не пресекала. Где теперь эти записи – бог весть. Маленькая, седая женщина с отчётливыми следами былой красоты, с низким голосом и повелительными манерами королевы, которой вместо трона уготовано было инвалидное кресло, она творила новую реальность, в которой не было искусства, но где дышала почва и судьба. Они даже внешне – при всей разности происхождения – похожи: Надия Шарипова и Алиса Фрейндлих.
Это примирило меня со всеми недостатками фильма.
Ну, с кем не бывает, подумаешь – неудача. Зато какая! Яркая, сочная, наполненная шумом, яростью, кровью, потом, скрежетом зубовным и – аплодисментами.
Пусть даже провал! Но – крупный.
Большой.
***
© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.