Жописы и мудописы (список киндеров)

Пару лет тому назад заседала я в одной экспертной комиссии…

Властители обожают церемонно топтаться на ярко освещённой сцене, щеголяя штопаными камзолами и мифическими добродетелями. Но со временем публика в зале начинает шикать, шаркать подошвами, шумно сморкаться и дерзко посвистывать: «Сколько можно, идите уже на пенсию». Вельможные старцы недоумевают, чешут репу под париком и, скрепя сердце, вводят в спектакль сорокалетнюю малышню, которая начинает выкидывать забористые коленца и делать устрашающие антраша.

Алматинский градоначальник четыре года отплясывал под гиканье и свист рассерженных горожан; его, наконец, задвинули куда-то взад. И что же? Хулители, уставшие тянуть книзу большой палец, неожиданно растрогались, а иные и пригорюнились. Зарыдали – вернись, я все прощу! Непостижима душа народа.

Так же юркнул в сточные воды забвения некий культработников начальник и спортсменов командир. Его, клятого-мятого, вообще никто не помянул ни злым, ни добрым словом. Был, да весь вышел.

Свято кресло пустоты не терпит. И вот прочла я жизнеописание свеженазначенной министерши. Так сказать, преемницы. Прочла и думаю – ага, угу. Понятно. Это так, присказка. Сказка дальше.

Пару лет тому назад заседала я в одной экспертной комиссии. Мы писали внутренние рецензии на сценарии, присылаемые в небольшую киностудию имени крупного казахского режиссёра. Задачи перед комиссией стояли трогательно благородные: «отобрать для запуска в производство наиболее лучшие и ценные произведения».

заседание

Artodyssey Michael Sowa. (mandrinhomes.com)

Мы были добросовестные дураки. Наши высокие представления об искусстве кино сталкивались с низкими, но мощными приступами графомании у сценаристов. Им, наверное, казалось, что их опусы излучают силу, правду, рассказывают о мире и человеческой душе что-то новое, важное, ранее никем не высказанное. Нам же, экспертам, так совсем не казалось. Внимательно изучив очередной текст, чаще всего мы ставили безжалостную резолюцию – из этого не надо делать кино. Ни в коем случае. Сценарий ужасный. Персонажи ходульные, сюжет и фабула затасканные. Пожалейте бедолагу зрителя, он ещё от пути лидера не отошёл. И в конце концов, сколько можно распылять казённые деньги! Побойтесь, наконец, Бога, министр мырза! (Считалось, что наши экспертные цидульки читает сам министр.)

Однако самый циничный и умный из нас, тертый драматург и режиссёр вздыхал, ставил свою подпись и говорил – бесполезно. Наши резолюции в министерстве на самокрутки пускают (в лучшем случае), а над нами ржут самым вульгарным конским смехом. Победит сценарий, который от кого надо сценарий.

Мы вскакивали с мест, запальчиво восклицали – как, ну как? Как можно? Надо же совесть иметь? Ну, нельзя же совсем без совести… Сценарий чудовищный! Фильм провалится в прокате, киностудия покроет себя очередным позором, а немалые казённые денежки аля-улю, мухамеди-улю. Но гуру, сложив мохнатые лапищи на могучей груди, припечатал – а вот увидите. Раскакались тут…

Один из сценариев был особенно безобразен. Начнёшь пересказывать, те, кто рядом, вызовут «скорую психическую». Сочинила его литераторша из Татарстана, а ставить фильм возжелала алматинская режиссёрка. Эффектная, артистически рассеянная, в дорогих богемных лохмотьях, прикуривающая одну сигарету от другой, режиссёрка здорово умеет изображать творческий процесс. Сидя, ножка на ножку, в раскладном дерматиновом шезлонге с надписью «direktor» на спинке, в огромных наушниках, с матюгальником в изящной лапке, она отдает команды кинобанде, кокетничает с мужчинами-актёрами из тех, что попородистее, заумно и тонко рассуждает о кино, сыплет именами – Феллини, Тарковский, Пазолини… Одного не умеет – кино снимать.

Но у режиссёркиного мужа совместные гешефты с тем, от которого всё зависит. И потому, грустно итожил наш мэтр, деньги на фильм ей по-любому дадут.

Как в воду глядел. То есть мы не увидели грубо и зримо, каким образом обошлись с нашей резолюцией, но режиссёрка финансирование получила и снимает своё недокино по заклеймённому нами недосценарию. Третий год мучает камеру. Даже позвала на главную роль знаменитого российского актёра. Видно, совместный бизнес у чиновника с режиссёркиным супругом не трёхкопеечный. Актёр, по слухам, очень приличный человек, вполне справедливо посчитал, что один раз не керогаз. Это тоже присказка.

На одном из наших скорбных заседаний один товарищ, тоже режиссёр, рассказал, что некое родовитое семейство хочет, чтобы сняли документальный фильм о нравственном столпе их рода, известном, ныне покойном казахском писателе. А в фильме желают сняться разнообразные его потомки, чада и домочадцы. Қай жеріміз кем? Правнуки, племянники, зятья, снохи, свояки, свояченицы, шурины, жёны шуринов и мужья золовок. Сорок человек родни. И показал листок со списком фамилий. Вполне состоявшиеся люди. Чиновники, композитор, военные в чинах, несколько врачей, преподаватели, художники, учёные со званиями. Кандидаты, доценты и пара профессоров. Захотелось им вставить свои пять мемуарных копеек. Про то, как маленькими сидели на коленке у писателя и дёргали его за седые усы. А он им «козу» показывал. У-тю-тю… Или просил «апчу».

Любопытно, что некоторые из воспоминателей родились после смерти писателя.

Их заявку изучили и доброжелательно предложили – скиньтесь на фильм. Пустяки, по паре сотен долларов с родственного носа. Раз так цените память о патриархе-писателе. Раз так хотите засветить свою родственную физиономию на всю страну. А мы все сделаем в самом лучшем виде.

Семейство ка-а-ак оскорбилось… Ка-а-ак раскакалось: «Как? Как можно? Надо же совесть иметь! Наш дедушка-прадедушка-двоюродный дядя есть великий казахский литератор! Его именем названы улицы в верхней части города и на берегу новой столицы! Почему мы должны скидываться? Мы будем жаловаться министру! Президенту напишем! Манкурты! Прощелыги! Хапуги! (далее непечатное)

В общем, обиделись.

Я видела список своими глазами. Написанный от руки, неопрятный, с помарками и зачеркушками. И уточнила ещё – это вот они сами заполняли его? Ну да, отвечает режиссёр. Подлинник. Принесли и торжественно вручили.

Живо представила, как составляли список. Пихаясь локтями и бодаясь учёными лбами. Перекрикивая брат брата, шурин свояка, племянница тётушку. Рядились, кто пращуру роднее. Наконец, сошлись в муках. Определились, кто жописы, кто мудописы. Культурные люди. И предъявили к исполнению генеалогический документ на вырванном из тетради листке в клеточку с одним рваным краем. Думаю, классик, будь он жив, всыпал бы им камчой по первое число.

Маленькая деталь: свеженазначенная госпожа министерша тоже принадлежит к этому обширному, как Кызылкумы, семейству. Она натуральная внучатая племянница вышеизложенного советского классика.

Нет, её имени я в этом «списке киндеров» не видела, лгать не буду. И вообще, желаю государственной даме всяческих удач и свершений, и вовсе не стремлюсь шатать ножки её ненасиженного пока кресла. Речь об ином.

Государственный спектакль, тянувшийся тридцать актов подряд, стал настолько невыносим, что публика в зале ладит свой, любительский и хулиганский: опрокидывает лавки, строит из них новую сцену и пробует новые формы. Актёры погорелых театров возвращаются с дачных участков и, подпоясавшись ветхим реквизитом былых времён, кричат в древний, как Иерихонская труба, мегафон свой приговор вельможной труппе: вы взвешены и найдены слишком лёгкими!

Пусть так. Пусть придут новые, молодые, прекрасные, длинноногие и политически грамотные. Только не по сорок родственных голов сразу.

 

* Жописы – ироническое наименование писательских жён. Мудописы – мужья дочерей писателей.

***

© ZONAkz, 2019г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.