В общественной жизни Казахстана наших дней есть немало парадоксальных вещей. Одна из них это то, что представители интересов как русскоязычной, так и казахскоязычной части населения совершенно уверены в том, что их языки подвергаются ущемлениям. А через это – так же и их права носителей языков. Выслушав аргументы сторон, даже самый здравомыслящий человек не может не придти к выводу, что каждая из них по-своему права. Почему так получается? И кто же тогда находится в выигрышном положении?
Прежде чем попытаться найти ответы на такие вопросы, давайте рассмотрим эти самые аргументы. Ведь щепетильность ситуации именно в том и заключается, что каждая из сторон не сомневается, что в выигрышном положении находится другая сторона, а не кто-то третий. С такой уверенностью и обидой в душе две крупнейшие общины живут бок о бок вот уже десять лет. И спорам, и взаимным упрекам нет конца. Итак, аргументы. Защитники коренных казахских интересов говорят, что казахский язык, хотя и является по Конституции государственным языком, вытеснен на край общественной жизни. Вместе с ним оказались выброшены на обочину и стали маргиналами все, для кого он — основное средство общения. Хозяева положения в Казахстане, делают вывод поборники прав низовых масс коренного населения, — русскоязычные. Они живут активной и полнокровной жизнью, а мы, как непрошеные гости на чужом пиру, прозябаем… Ну да, решительным образом возражают им активисты русских и славянских общин, если для русскоязычных в Казахстане созданы райские условия, почему так много их покинуло страну за считанные годы?! Свыше двух миллионов! Это же, похоже, повальное бегство. Разве из рая так бегут?!
Права ли казахская сторона? Она абсолютно права. Чтобы убедиться в этом, ни к чему проводить какие-то специальные исследования. Достаточно ознакомиться с положением дел в СМИ, походить по улицам, пройтись по учреждениям, послушать политиков и государственных деятелей. Вся общественная и государственная жизнь осуществляется практически только на русском языке. А казахский возникает эпизодически — как бесплатное приложение, как условность. То есть как дань общепринятой, хотя и ненужной, бесполезной норме. В силу такой природы он деградирует в этой сфере просто катастрофическими темпами. Возьмем деятелей политики, государства или даже культуры — скажем, даже таких, которые ни в коей мере не могут считаться русскоязычными. Вот они начинают свою речь, вывернув наизнанку казахский порядок слов в предложении, с тем чтобы он совпадал с требованиями русского синтаксиса: “Мен айтар ед
iм…” или “Мен ойлар едiм…”. И побоку, что казахская грамматика, казахский образ мышления требуют, чтобы такие обороты завершали предложение, мысль, а не начинали его. Такого рода духовные уродства, на которые, кстати, никто решительно никакого внимания не обращает, свидетельствуют, что прикладное функционирование казахского языка в сфере общественно-государственной жизни – это миф. Он лишь дискредитирует казахский народ, понятие о котором, с моей точки зрения, не ограничивается только нынешним поколением его представителей… Что же касается вывесок и реклам, их казахский напоминает искаженную русскую речь дьякона из чеховской повести “Дуэль”, с которой тот обратился к духанщику Кербалаю, полагая, что с татарином так и надо говорить, чтобы он скорее понял: “Мой хочет кушать…”. Только в данном случае речь идет об искаженном употреблении государственного языка Казахстана. Кербалай-то все равно понял, чего от него хочет лицо духовного звания. А вот казахам с нормальными казахскими мозгами зачастую просто не разобрать смысла казахских вывесок и реклам. И если бы рядом не было русских вариантов, им было бы худо… Сейчас реализуется требование о том, чтобы этикетки были на казахском. И это при том, что казахский на тех этикетках, где он уже присутствует, сродни русскому на этикетке товара скажем, с тихоокеанского острова Фиджи, где никто не знает языка далекой России, поэтому написали как могли с помощью словарей и справочников. И это отнюдь не ирония. Я могу в связи с этим привести десятки и десятки примеров совершеннейшего безобразия! Будь моя воля, не допускал причастных к ним людей к работе с казахским языком ближе, чем на 100 километров. Но боюсь, что если поступать по такому принципу, вообще слишком многих придется отправить за 101 км. И неизвестно, будет ли кого оставить на этой стороне. Потому что русификация (если уж не языка, так мышления) мало кого не коснулась. По сути дела, этот процесс сейчас развивается со скоростью снежной лавины.Независимые наблюдатели (то есть такие, которые не являются гражданами ни Казахстана, ни России) считают, что наша страна, наряду с Белоруссией, является таким государством, где положение русского языка сравнимо с его положением в собственно России.
Раз это так, то в чем правда представителей русских и славянских общин? Они тоже совершенно правы в своих утверждениях. Казахстан покинули миллионы русскоязычных европейцев. Ежегодно упаковывают чемоданы и отправляются в путь сотни тысяч таких людей. И не всегда подобные переселения объясняются желанием вернуться на историческую родину. Большинство из них считает, что у них здесь нет будущего. Но почему из Белоруссии, где ситуация (в смысле языка) сравнима с казахстанской, русские практически не выезжают насовсем, а из Казахстана эмигрируют нескончаемым потоком?! Почему Казахстан является абсолютным лидером не только среди стран СНГ, но и среди всех бывших союзных республик СССР по количеству покинувших страну русскоязычных, тогда как Белоруссия – абсолютный аутсайдер по этому показателю. Из Белоруссии, кстати, русских выезжает даже меньше, чем из самой России. Теперь, когда Россия и Белоруссия вновь становятся единым государством, конечно, подобного рода проблемы и вовсе отпадают… Так в чем все-таки причины столь огромной разницы?
Мне думается, что тут присутствуют такие причины. Во-первых, русские и белорусы – очень близкие по всем показателям народы. У белорусского русского с коренным-то белорусом нет никаких проблем, а уж русскоязычный белорус и вовсе ничем не отличается от него. Так было всегда. Что же касается казахов, к ним у русских нет такой близости. Даже в самый разгар советской эпохи граница между ними была очень четкой. Русские главным образом жили в больших городах и зерносеющих районах. Казахский массив населения находился в животноводческих районах, на которые приходится большая часть страны. Выходцы оттуда в городах расходились по административно-партийным структурам, по вузам и учреждениям культуры, чтобы олицетворять государственность казахской социалистической нации. Но государство-то было практически русским, европейским. Весь каркас государственно-партийного груза держался на них. Они сами принимали все самые важные решения, сами их осуществляли. У казахов была этнокультурная автономия. Чрезвычайно развитая, надо сказать. Казахские же партийно-государственные администраторы исполняли по большей части роль “свадебных генералов”. Если они за кого-то и отвечали в действительности, то это было в основном свое казахское население. Как русские оценивали казахов, их способности? Без конкретных примеров в виде оригинальных высказываний тут не обойтись. Вот что, к примеру, говорит о коренных жителях страны, где он родился и вырос, наш земляк В.Жириновский, известный российский политик: “Принимали в институты полуграмотных и совсем неграмотных жителей аулов. Приезжают в город, кошмы трясут, чего только в этих кошмах нет. Люди совсем другой культуры, а их втягивают в городскую жизнь”. А вот другой пример. Высказывание бывшего вице-президента России В.Руцкого о казахах: “Мы их сняли с ишаков, научили туалетной бумагой
пользоваться”. Приведенные цитаты представляют из себя довольно стереотипичные мнения. Не принимая их во внимание, трудно, а то и невозможно объяснить, почему значительная часть русскоязычного населения Казахстана испытывает моральную угнетенность и подавленность в стране, где их родной язык — хозяин положения? Почему люди рвутся уехать куда подальше? Все нынче изменилось кардинальным образом. И такое положение вещей людям с мировоззрением представленного выше порядка трудно принять. А адаптироваться в новых условиях – и вовсе мучительно. “Одна палка, два струна, я хозяин — вся страна”, — иронизировали раньше казахстанские русские, имея в виду казаха с его этнокультурной домброй. Но теперь то, над чем смеялись, стало реальностью. И можно теперь представить чувства тех, кто смеялся. Тут, чтобы успокоиться и умиротвориться, одного того, что русский язык сохранил и расширил свои позиции, мало. Это обстоятельство может лишь подсластить слегка пилюлю. Но она от этого не перестает быть горькой… Все это я излагаю исключительно для прояснения сложившейся ситуации, а вовсе не для того, чтобы погрузиться в субъективизм.Вторая причина – это, естественно, переход рычагов управления в руки элиты коренного населения. Обычно элита любого народа начинает навязывать всему обществу, которое оказывается под ее властью , культуру и язык этого самого народа. Казахская же верхушка, получив в свое распоряжение реальные рычаги управления, стала постепенно переходить на базу русского языка и культуры. Таким образом, она приняла на себя функции, связанные с властью и правами, но не приняла функций, связанных с обязательствами перед своим народом. Теперь она, очевидно, желает, чтобы ее считали элитой всего многонационального и русскоязычного казахстанского народа. Но при этом не очень желает делиться властью и особыми правилами и привилегиями с представителями других этнических групп, составляющих население страны. То есть она создала и поддерживает такую ситуацию, при которой истеблишмент должен быть главным образом этнически казахским
, а общество может быть русскоязычным или еще каким угодно. Лишь бы оно не оспаривало ее право властвовать над ним. Это как раз то, что имеют в виду многие русские, когда говорят об отсутствии у них будущего здесь.Так что и у казахскоязычных, и у русскоязычных мало причин быть довольными друг другом. Потому что в такой ситуации каждой стороне кажется, что другая за счет нее находится в более выгодном положении.
А
Affirmative action – это правило положительного действия. Согласно этому правилу, в США и некоторых других странах при принятии на работу, выдвижении на должность и т.п. предпочтение отдается, при прочих равных условиях, представителю меньшинства при его конкуренции с белым американцем. То есть уступка сильного слабому. У нас действует нечто похожее на это. В обществе русском по культуре и языку, проевропейском по духу и гражданской форме, где реально наиболее дееспособными являются европейские этнические группы и их представители, в отношении верхушки более слабого в этом смысле и при этих условиях казахского населения при приеме на руководящую или любую иную престижную работу действует пресловутое правило положительного действия. Но внизу положение может быть совершенно иным. Оно и является иным. Об этом свидетельствуют все чаще появляющиеся в СМИ объявления типа “требуется на работу программист (бухгалтер, секретарь и т.п.) европейской национальности”. Наверное, включился уже компенсационный механизм. Так что кто в наибольшем проигрыше, (если иметь в виду простых людей) — это еще вопрос.