“Лишние роты” в голодную годину?


Еще на самой заре независимости, выступая на Первом всемирном курултае казахов была поставлена задача — шире раскрыть объятия соотечественникам, мировой казахской диаспоре. Сказано – сделано. Был введен в современный казахский язык специальный термин “оралман” (буквально – “возвращенец”), обозначающий категорию соотечественников, откликнувшихся на призыв и выразивших готовность переехать на историческую родину. В республиканских СМИ оперативно развернулась кампания, объясняющая населению причины и значение нового миграционного явления. Дипломатические представительства Казахстана за рубежом принялись активно агитировать местные казахские диаспоры: “Возвращайтесь! Вас ждут!”. Обещаний и пропагандистского шума было действительно много, толку и реальных действий – значительно меньше.


Казахстанский бюджет не справлялся с социальными нуждами старых граждан, а тут еще появились новые. Как писал в одной из статей бывший ответственный работник Казахстанского института стратегических исследований при президенте РК Султан Акимбеков, “Опыт репатриации… начиная с 1992 года оказался в целом не слишком успешным. Переселенцы сталкиваются с комплексом проблем в обеспечении работой, жильем, получением гражданства и т. д. … Одновременно стало ясно, что государство, по большому счету, не готово сегодня обеспечить массовый приток и адаптацию переселенцев. Речь идет даже не об отсутствии целостной государственной политики по переселению, а о неспособности решать тактические вопросы вроде смены гражданства… Фактически о государственной поддержке идеи переселения заявлено как о важной идеологической задаче, которая тем не менее не подкреплена практическими разработками”.


Миграционные службы были созданы во всех областях страны, образованный тогда же “Государственный иммиграционный фонд принялся финансировать кампанию по привлечению и абсорбции новых граждан. Впоследствии департамент миграции был преобразован в самостоятельное Агентство РК по миграции и демографии (декабрь 1997 г.), снова расформирован в департамент при Минтруда и социальной защиты (январь 1999 г.), восстановлен в статусе агентства (с марта 1999 г.)


Но ничего путного из широкомасштабной аппаратно-бюрократической деятельности казахстанской миграционной службы не вышло. Директор Агентства по демографии З.Турисбеков в конце 1998 года делился бедами: “За шесть лет” функционирования программы по приему и размещению оралманов из 170 тысяч прибывших только 137(!) человек “стали полноправными гражданами республики”. На ноябрь 1998 года 4700 семей не имели жилья, 54% вернувшихся “не могут найти работу”. Попытка государства (в качестве именно государственной политики) переложить все расходы по приему оралманов на местные (областные) бюджеты себя абсолютно не оправдала. Областные акимы наскребли лишь 11% от требуемой суммы, да и откуда взяться большему. При потребности “на первоочередные нужды” в 1 миллиард 780 миллионов тенге на 1999 год в бюджет заложили на оралманов 900 миллионов. Учитывая, что бюджет этого многострадального (1999-го) года трижды подвергался секвестру, досталось денег еще меньше. Местные бюджеты просто не выдержали новой нагрузки, пытаясь накормить, обеспечить работой и жильем одних голодных, отобрав последнее у других. Попытки переложить основное бремя приема оралманов на северные русскоязычные области создали массу дополнительных проблем и явно не способствовали укреплению межнациональной стабильности.


Правительство, как бы поделикатнее выразиться, сознательно дезинформировало оралманов. Даже председатель парламентской комиссии по миграции и связям с соотечественниками Уалихан Калижанулы признает, что “репатриация казахов из Монголии началась с подписания соглашения между министерствами труда обоих государств о сотрудничестве в области рынка труда. Монгольские казахи приезжали по трудовым соглашениям, предусматривавшим их возвращение после истечения контракта в Монголию. Однако в реальной жизни все они остались на постоянное жительство”. Но из ответа не совсем ясно – добровольно ли остались? Или по секретному соглашению с Монголией якобы нанятых на время решено было отдать навсегда? И можно ли было по истечении срока контракта требовать своего возвращения? Калижанулы прямо считает, что “особое значение репатриации” именно в том, что она “компенсирует эмиграцию из страны”. “Будущее страны зависит от активной, целенаправленной демографической политики”, “особое геополитическое положение Казахстана требует” такой политики.


Массу репатриантов, оказывается, требует “будущее” и “геополитическое положение”. И в целом, устами З.Турисбекова резюмировали казахстанские власти, “соотечественники очень довольны возвращением на историческую родину”.


Видимо, довольны были и власти, хотя поводов к оптимизму, казалось бы, не было абсолютно никаких. К середине 1999 года (через семь лет после начала кампании!) Агентство по миграции не сумело даже “разработать образец удостоверения, которое в соответствии с Законом “О миграции” должно было выдаваться репатрианту”, обещанные пособия не выплачивались годами, работу не давали, обещанный Фонд поддержки репатриантов учрежден не был. Из 60 тысяч мигрантов из Монголии на май 2000 года только около 10 тысяч смогли получить казахстанское гражданство. 80% “монгольских” казахов, размещенных в Павлодарской области, – безработные. Павлодарская – достаточно благополучная область Казахстана, что тогда в остальных?


Даже при всех вполне понятных экономических трудностях совершенно необъяснима на первый взгляд ситуация с тем же гражданством. Почему на протяжении столь длительного времени официальные власти не давали оралманам гражданства, без которого они, естественно, не могли ни устроиться на нормальную работу, ни учиться, ни вообще самостоятельно решать свои проблемы? Зачем нужно было настолько усложнять их и без того сложную жизнь, усугублять бесправное положение, ввергнув растерянных людей в ментально чуждое окружение, оторвав от привычного кочевого уклада жизни?


Казахстанские СМИ констатируют: ““Монголы” (имеются в виду казахи-переселенцы из Монголии. – В.Х.) легко поддаются обработке. Значит, государственная политика и государственный замысел состояли не только и не столько в переселении на историческую родину как таковом, а именно в беспорядочном и хаотичном переселении, кампании сознательного нагнетания напряженности среди оралманов с целью… транслировать эту напряженность?.. Куда? Вовне?


В 1999 году оралманов вселяли в г.Астану (бывший Акмолинск), Бурликарабалыкский, Сарыкольский, Федоровский и Узункольский районы Костанайской области, Кзылжарский район Северо-Казахстанской области, Исатайский район Атырауской (бывшей Гурьевской) области и др. “Для изменения демографической ситуации в северо-восточных районах Казахстана руководство республики стало переселять сюда казахов, проживающих в Афганистане, Иране, Китае и Монголии. Цель данного мероприятия – повысить долю казахов в республике…”, — пишет известный публицист З.Тодуа. Причем, как признают вполне лояльные власти авторы (академика М.Х.Асылбекова никак нельзя отнести к диссидентам или оппозиционерам), — “проблема репатриантов может стать очагом социальной напряженности в регионе”.


Всего, по официальным данным, на начало 2000 года в Казахстан прибыли 184 тысячи репатриантов, но на самом деле, как уверяет руководитель одной из переселенческих общественных организаций К.Бодауханулы, — “незарегистрированных в несколько раз больше”.


Никакие трудности и издержки не остановили зачинателей “великого переселения” казахского народа. Тем более что трудности и издержки выпали исключительно на голову самих оралманов, но никак не организаторов переселенческого движения. Заданный курс проводился с упорством, достойным лучшего применения.


В июле 2000 г., выступая на международной конференции “Демографическая ситуация и основные направления стратегии народонаселения в Казахстане”, вице-премьер правительства Даниал Ахметов заявил о намерении властей принять на поселение в “ближайшие годы” еще 500 тысяч этнических казахов. Министр Айткуль Самакова уточнила, — “в ежегодную квоту иммиграции надо включать как можно больше молодежи… она быстрее адаптируется в новой среде. Выучатся, обзаведутся семьями…” (так и просится добавить – размножатся), “затем сами помогут своим родителям и родственникам… перебраться в Казахстан”.


Сами оралманы возмущены таким подходом. В первом номере за 2000 год в газете “Агайин” они пишут: “Нельзя рассматривать проблему нации, диаспоры и миграции с позиций лозунгового подхода… Надо решить, стоит ли и дальше оставлять в повестке дня задачу переселения казахов… на историческую родину…”. Но активного включения оралманов в протестный потенциал нет, и понятно почему: традиционный менталитет и полная языковая оторванность от неказахских этносов в некоторой степени изолируют их в кругу собственных проблем. Абсолютно бесправное положение в статусе неграждан, безработных, живущих от одной подачки правительства до другой гуманитарной помощи, делают их орудием в руках властей. Орудием стихийным, малосознательным и управляемым, точнее – направляемым. Здесь также важен и психологический момент. Уезжают люди хоть отчасти обеспеченные (имеющие какие-то суммы от продажи нажитого годами имущества, квартир, машин, дач и т.п.), по официальной статистике каждый эмигрант из Казахстана вывозит порядка 10 тысяч долларов США, а приезжают – в основной своей массе нищие и голодные люди, многие просто больны или находятся в нетрудоспособном возрасте. Уезжают – врачи, инженеры, деятели культуры, квалифицированные рабочие и крестьяне; приезжают – вчерашние кочевники без какой-либо профессиональной подготовки. Да само поощряемое властями вселение оралманов в русскую или тем более немецкую сельскую культурную среду психологически выталкивает последних задержавшихся эффективнее, чем все прелести новой языковой политики. Понимание в сравнении кому отдает приоритет независимое государство, вдобавок делая это нарочито показушно, перманентно стимулирует поток русской миграции.


Оралманы оказались заложниками и жертвами не обстоятельств, а Большой политики, грязной политики, сознательной политики, прикрывающей заботой о соотечественниках совсем другие цели. Стратегия “национальной репродукции” “новых казахов” — это не просто и не столько волюнтаризм, отнюдь, политика-то как раз была сознательно направлена на искусственный “подогрев” оралманов, использование их в качестве передового отряда (который и не жалко) в решении глобальной задачи. Замещение одной группы населения на другую, одного качества на более необходимое в данный исторический момент. По данным демографов М.Асылбекова и В.Козиной, “уезжают в Россию в основном казахи из северных, восточных и западных областей республики, грамотные, образованные, специалисты различных индустриальных отраслей экономики, работники сельского хозяйства, врачи, учителя. Их иммиграция из Казахстана носит явные черты “утечки умов”. Вместо умов приехали “рты и “руки”, но не вина, а беда репатриантов, что они волей-неволей принуждены исполнять замыслы неких “стратегов идентичности”. В последнее время наблюдаются новые черты.


Доведенные до отчаяния люди (оралманы) в 1999-2000 гг. все-таки отчасти преодолели свою “управляемость”, начали самоорганизовываться и бороться за свои права. По мере врастания новых поселенцев в Казахстан, приобщения их к более модернизированной культуре градус отчуждения должен снизиться. Снизится и напряженность, если, конечно, казахстанские власти не придумают чего-нибудь новенького в плане этностроительной самодеятельности.