“Национальность – это не беда и не заслуга”.


Эльдар Рязанов – человек-легенда. Он, его нестареющие фильмы и его герои любимы миллионами телезрителей. Он любит кофе с молоком и сахаром, всю жизнь борется с лишним весом и терпит в этой борьбе поражение. Он – добрый сказочник, который вот уже 26 лет дарит своим зрителям немеркнущую историю об “иронии судьбы”.


Арманжан Байтасов:


— Эльдар Александрович, невзирая на то, что вы очень известный человек, о вашей личной жизни практически ничего не известно. Так, например, много легенд ходит о вашем происхождении: в Казахстане многие считают, что вы татарин по национальности.


Эльдар Рязанов:


— У меня жена наполовину татарка, наполовину грузинка. Так что к татарам я некоторое отношение имею. А имя у меня такое, потому что в то время, когда я родился, были не модны наши исконно русские имена. Мои родители работали тогда в Персии, в Иране, отец был разведчиком, потом его раскрыли, и они вынуждены были срочно оттуда выехать. Потом он работал на хозяйственной работе, во время сталинских репрессий эта чаша не миновала и его – в 1938 году его посадили на 18 лет. Так вот, вскоре после возвращения родителей в Россию родился я, и мне дали имя персидского происхождения – Эльдар. А вообще-то я русский. Хотя для меня национальность не имеет никакого значения. Есть замечательное выражение по этому поводу: это все равно что гордиться тем, что ты родился во вторник или в четверг. Национальность – это не беда и не заслуга.


— А как получилось, что вы стали режиссером? Говорят, это произошло случайно?


— Я собирался поступать в мореходное училище на штурманское отделение. Но была война, училище только вернулось из эвакуации. Послал туда письмо, а ответа все не было. И тут я встретил одноклассника, который сказал, что поступает во ВГИК. Я поехал с ним. И оказалось, чтобы поступить на актерский факультет, надо было участвовать в художественной самодеятельности. Я в ней не участвовал, кино не любил. Чтобы поступить на сценарный факультет, нужно было уметь писать пьесы, сценарии, а я не писал. Чтобы учиться на оператора, надо было уметь фотографировать, а мы жили бедно, был конец войны и фотоаппарата у меня не было. На художественном факультете надо было уметь рисовать. И единственным факультетом, где вроде, как мне показалось, ничего не надо было делать, был режиссерский, и я подумал, что это для меня. Там был конкурс: 25 человек на место, я был молод (мне не было и 17 лет), но меня приняли, правда, условно. И вот в конце второго курса Козинцев, наш мастер, известный режиссер, автор фильмов “Дон Кихот”, “Король Лир” и других, сказал: “Вы знаете, все-таки мы с вами должны расстаться, вы слишком молоды”. Но меня спас ответ: “Григорий Михайлович, когда вы меня принимали два года назад, я был еще моложе”.


— Вы случайно поступили во ВГИК, потом некоторое время были режиссером-документалистом, неожиданно пришли в игровое кино. Роль случая в вашей жизни – какова она?


— Конечно, роль случая была, но потом уже это диктовалось моим желанием. Снимать документальные фильмы мне стало скучно, неинтересно, и я решил заняться художественными фильмами. Ну а дальше был случай, который в два дня решил все: я попал на студию Мосфильм. Это был период, когда производство художественных фильмов намного увеличилось — с 6-7 фильмов в год до 100-150. Это было начало расцвета советского кинематографа.


— Как пришла идея создания фильма “Ирония судьбы, или С легким паром”? Говорили, что этот фильм снимался по заказу Гостелерадио СССР?


— Изначально существовала пьеса, которая шла в театре, она называлась просто “С легким паром” и шла в 110 театрах страны, думаю, что и в Алма-Ате тоже. А потом я решил, что надо снять картину. Был написан сценарий, но его не принимало Госкино. И тогда я обратился в Гостелерадио, а поскольку у министров Госкино и Гостелерадио были очень плохие отношения, хуже чем у СССР и Америки, то лучшей рекомендацией послужили мои слова о том, что министр Госкино не хочет снимать этот фильм. Тогда вопрос денег стоял, конечно, но не так, как сейчас.


— А вы помните бюджет фильма?


— Я не помню, но, видимо, он был небольшой. Я могу сказать, какой бюджет был у “Жестокого романса”: картина с экспедициями, роскошными костюмами, декорациями, лошадьми, пароходами обошелся всего в 800 тысяч рублей, а сняли за 700 тысяч за счет того, что снимали очень быстро. Так что еще и сэкономили.


— Говорят, что в “Иронии судьбы” должны были сниматься совсем другие актеры: Миронов, Гурченко, Басилашвили.


— Олег Басилашвили не успел сняться, снялась только его фотография: Барбара Брыльска поднимает со снега его фотографию. Эти кадры были отсняты раньше, чем эпизод о том, как Мягков выкинул фотографию из окна. Поэтому и получилось, что выкинул он фото Яковлева, а Брыльска поднимает фото Басилашвили. Но этого никто не замечает. Басилашвили должен был сниматься в роли Ипполита, но в самом начале съемок у него умер отец, и тогда я обратился к Юрию Яковлеву. Он принял предложение, и так получилось, что все костюмы, сшитые на Басилашвили, пришлись ему в пору, они оказались одного размера. Что же касается Миронова и Гурченко, то я их после пробы отверг. Я говорил Миронову: “Возьми роль Ипполита, и я тебя возьму без проб”. А он: “Нет, я хочу попробоваться на роль Жени”. Тогда я ему сказал: “Если ты убедишь меня на пробе, что ты такой робкий, застенчивый и что женщины тобой пренебрегали, то я тебя возьму. Изобразить “робкого и застенчивого” у Миронова получилось плохо и неестественно, и я ему отказал. Пришлось отказать и Гурченко. Перед этим они снимались в фильме “Соломенная шляпка” — и это был очень сыгранный дуэт, замечательные актеры, но они играли не в том ключе, не в той интонации, в какой я задумывал этот фильм. И я их обоих не взял. А Мягков очень подходил на роль того персонажа. Так что в фильме играют те, кого я выбрал и утвердил на эти роли, кроме Басилашвили.


— Говорят, что полжизни человек работает на имя, а полжизни имя работает на человека. Как вы сами ощущаете: имя работает на вас?


— Если бы не было имени, я бы ничего не смог поставить сейчас. В это трудное время я поставил “Небеса обетованные”, “Предсказание”, “Привет, дуралеи”, “Старые клячи”, “Тихие омуты”, надеюсь, что скоро поставлю новую картину. Конечно, это благодаря имени. Денег у меня нет, я не новый русский и все фильмы снимаю на государственные деньги.


— Как вы оцениваете последнее десятилетие со времени распада СССР?


— Вы знаете, однажды во время своего приветствия участников Московского кинофестиваля Черномырдин произнес фразу: “Я приветствую друзей из дальнего зарубежья и зарубежья недалекого”. Он не хотел шутить, острить — просто оговорился. Но, судя по тому, что я вижу, многие республики проиграли в результате распада Союза. Моя подруга – грузинка – съездила недавно в Грузию и приехала в ужасе от того, что там происходит. Что касается Казахстана, то, мне кажется, здесь очень крепкий руководитель, и ваша страна целенаправленно развивается. За эти 10 лет было много разного, но произошло главное, во всяком случае для России: она перешла из одного социального статуса в другой. Покончив с тоталитарным режимом, вошла в эпоху демократии. И это замечательно. Хотя все прошло не безошибочно, не без потерь, но тем не менее — это очень ценно. Ельцин, который сделал много ошибок, останется в истории страны человеком, покончившим с коммунистическим прошлым. Я отношусь позитивно к его президентству. Просто выяснилось, что у нас нет грамотных, профессиональных политиков. Хороший шахматист видит партию на несколько ходов вперед, наши же политики не знали даже следующего хода.


— Ваши фильмы – это хорошие, добрые сказки. Что бы вы, как создатель этих сказок, пожелали казахстанцам в канун Нового года?


— Очень трудно здесь быть оригинальным, это и не надо, я думаю. Я всю жизнь делал фильмы, в которых видно, что их автор любит людей. Люди имеют право и должны жить хорошо. Желаю, чтобы в каждой семье было благополучие, согласие, чтобы все были здоровы. Тут ничего оригинального не скажешь. И хочу, чтобы вы были счастливы, дорогие мои зрители! Всего вам доброго!