Алихан Байменов отвечает на вопросы наших читателей

1. Г-н Байменов, вы побывали в высших кругах власти, потом опустились до оппозиции власти, у вас есть возможность сравнить видение жизни из кабинета правительства и из партийной \»акжоловской\» комнаты — есть ли разница?

Я полагаю, что проявление гражданской позиции — это не “движение вниз” в любом измерении, конечно, если отбросить чисто меркантильную сторону, которая в системе моих ценностей не занимает ведущее место. Что же касается возможности сравнить видение жизни из правительственного кабинета и из партийной комнаты, то для меня особых различий не существует. И вот почему.

Я был не совсем типичным представителем государственного управления. Общественной деятельностью я занимался задолго до прихода на государственную службу – еще в 1989 году по моей инициативе создавалось общественное движение “Улытау”, в то время я был руководителем областного отделения движения “Невада-Семипалатинск”. Поэтому сама по себе общественная деятельность для меня не новое явление. Сам я из провинциальной многодетной семьи и мои многочисленные родственники в большинстве своем, также, как и многие наши сограждане, испытывают сегодня достаточно большие экономические и другие трудности. Мой старый круг общения (близкие друзья, однокашники и сокурсники) никогда не менялся – ни когда я был министром, ни когда был руководителем Администрации Президента.

Вместе с тем, будучи на общественной работе, острее чувствуешь необходимость проведения честных и открытых демократических выборов, понимаешь, что правительство и акимы должны быть подотчетны народу, должна быть естественная сменяемость власти. Сегодня во власти немало молодых людей, многие из которых за последние 10-15 лет редко имели возможность общаться с представителями других социальных слоев, с обездоленными, неимущими, переживающими самые большие сложности и трудности. Есть чиновники, которые и понятия не имеют, как живет большинство нашего населения.

По моему мнению, это и есть разница видения насущных проблем между властью и народом, и она позволяет еще раз убедиться в необходимости изменений политической системы, которые предлагаются партией “АК ЖОЛ”.

Можно любить или мечтать о любых особняках и их благоустройстве, но в реальности жить приходится там, где позволяют твои средства. Мне нравится периодически ходить в сауну и бассейн, но посещать их часто времени не хватает. Сам я живу в новом многоэтажном доме на третьем этаже, которую купил на средства от продажи квартиры, которая мне была выделена при переезде в Астану.

Что касается правительственного “этажа” (как в прямом, так и в переносном смысле), то мою служебную карьеру, наверное, можно назвать достаточно удачной и успешной. Сам я не прикладывал каких-то специальных усилий, чтобы занять более высокую должность. Как правило, Глава государства приглашал меня и предлагал новое направление работы. Кстати, зачастую я даже и не знал, что через день-два у меня “поменяется кресло”. Но я всегда придерживался принципа, и, уверен, это правильно для политического госслужащего, что необходимо полностью выкладываться на работе, не строя каких-то карьерных планов на будущее, так как это часто мешает работе. Я видел, что если работать по такому принципу, то это приносит гораздо больший эффект и результат.

В магию я не верю, хотя, конечно, есть какие-то цифры более приятные, другие нет. Это объясняется, возможно, нашими традициями. Более важно, когда твоя работа приносит и личное удовлетворение, и пользу общему делу.

Действительно, накануне третьего заседания ПДС наша партия заявила, что временно приостанавливает свое участие в этом совещательном органе. Основными причинами этого шага послужили события тех дней. 28 декабря прошли довыборы депутатов Мажилиса по трем избирательным округам, где бесцеремонно поступили в отношении нашего соратника Булата Абилова. Другой причиной нашего неучастия была неэффективная работа первых двух заседаний Совещания. Мы принципиально стоим на том, что работа ПДС не может идти в отрыве от жизни в стране, ведь для ее налаживания оно и было создано.

На последнем заседании наша партия внесла конкретные предложения по выборному законодательству, по Земельному кодексу. Кроме того, нами предложено рассмотреть на следующих заседаниях Программу политических реформ.

Мы поддерживаем идею ПДС, но реализация этой идеи тормозится ее формой и фактическим исполнением. Во многом это происходит потому, что наше правительство так и не научилось публично обсуждать острые вопросы, связанные с проблемой совершенствования политической системы. Например, само правительство ни на одном из своих заседаний не обсуждает поднимаемые на ПДС проблемы, не заслушивает информацию ее председателя. Нам не понятно, в каком формате выступают на ПДС представители правительства: они принимают там участие как члены правительства или как рядовые граждане? Мы считаем, при нынешней системе было бы более логичным, чтобы координацией ПДС занималась Администрация Президента, либо Госсекретарь, или, быть может, если будет такая должность, то зампред Национального совета.

Наличие различных версий произошедшего осенью 2001 года – это вполне естественно, поскольку каждый из участников тех событий имеет свое, чаще отличное от других видение. Вспомните фильм Куросавы, по-моему “Расемон”, где одно и то же происшествие излагается всеми ее участниками совершенно по-разному, где каждый имеет свое собственное видение.

Уверен, у многих из нас, кто создавал и учреждал ДВК (14 человек), не было заранее продуманной схемы или плана создания такой организации. Вместе с тем не исключаю возможности, что кто-то и обдумывал планы создания ДВК в том или ином формате.

С другой стороны, каждый из учредителей ДВК шел к данному решению по-разному. Кто-то сталкивался с системными проблемами на конкретных участках своей деятельности, в бизнесе, кто-то — с проблемами на государственной службе, которые наглядно свидетельствовали о необходимости демократизации политической системы. Все мы понимали, что без ее совершенствования и модернизации невозможно изменить существующий порядок вещей. Зачастую бывало так, что плод коллективных и личных усилий на определенном участке, оказавшийся в какой-то момент результативным, потом мог быть пересмотрен. При этом мало кого волновало, что пересмотр этих решений противоречил Стратегии развития и интересам нашего государства и общества.

Мы не могли не видеть, что нужно повышать роль Парламента для того, чтобы руководство правительства хотя бы иногда оглядывалось перед тем, как принять то или иное неправильное решение. Мы видели и то, как некоторые министры и акимы рассматривают госслужбу как источник своих незаконных доходов, как необходимые стране решения тормозятся и блокируются, а сомнительные решения (явно связанные с материальными интересами и благополучием отдельных лиц) принимаются быстро и без всяких проволочек.

Наличие различных версий об образовании ДВК указывает на то, что эти события были неожиданностью не только для власти, но и для самих соучредителей. Безусловно, были и сопутствующие процессы, которые послужили катализатором событий, активизировали их. Но если бы не было ряда объективных причин, скажем так, более высокого порядка, если бы не было противоречий фундаментального характера, никакой отдельно взятый факт не привел бы к образованию ДВК. Ведь Движение создавали люди, которые раньше сообща политические вопросы не обсуждали.

Разный опыт и разное видение путей и средств решения конкретных проблем у соучредителей движения сказались и на подготовке политической платформы ДВК. Некоторые из нас считали, что создание Движения должно придать импульс политическим преобразованиям в стране. При этом было ясное понимание, что нельзя быть в плену завышенных самооценок и завышенных ожиданий, и полагать, что с созданием ДВК страна мгновенно изменится. У другой части членов Демвыбора были завышенные ожидания, которые впоследствии сыграли свою роль, какую, судить не берусь.

Безусловно, создание ДВК оказало колоссальное влияние на общественное мнение и умонастроения людей. В целом, образование ДВК — это результат естественного процесса развития казахстанского общества, оно было обусловлено осуществленными экономическими реформами и тем, что для определенного круга людей стало очевидным, что плоды экономических реформ будут сведены на нет, если политическая система не будет развиваться.

При оценке иракской проблемы, на мой взгляд, зачастую преобладают эмоции, что не способствует правильному пониманию сути происходящего. Поэтому необходимо все это разложить, если можно так выразиться, “по полочкам”.

Судя по всему, для самого Саддама Хусейна жизнь простых иракцев не представляет какой-либо особой ценности. Это видно по его предыдущей политике, когда он использовал против своих граждан репрессии и химическое оружие.

Вместе с тем есть понятие “национальный суверенитет”, и здесь нужно принимать все усилия для того, чтобы в целом сложившиеся современные международные институты работали более эффективно, сохраняя при этом уважение к собственному “Я” каждой страны. Если не будет уважения к суверенитету независимого государства, то сложно ожидать того, что ООН и другие международные институты будут работать. Поэтому необходимо делать соответствующие выводы. Хотя в разных странах они будут разными, в зависимости от того, какую роль и место страна занимает в мире. Но в любом случае, как говорится в пословице, “Худой мир лучше доброй войны”!

Сегодня иракский кризис — это вызов международному сообществу. Для его разрешения необходимо выработать меры, направленные на недопущение военных действий, а также игнорирование интересов собственного народа со стороны лидеров отдельных стран. Сегодня подвергается сомнению деятельность ООН и ее эффективность как международного института. Всем известно, что не только Ирак, но и ряд других стран систематически нарушают резолюции Совета безопасности ООН, но в то же время никто ведь их не бомбит!? И это правильно. Необходимо выработать такой механизм, который бы более эффективно и последовательно смог бы реализовать решения ООН. Но в любом случае, худой мир лучше войны.

По поводу критической резолюции Европарламента в адрес Казахстана. Лучшее решение данного вопроса – это не давать оснований для появления таких резолюций. Не секрет, что во власти есть люди, которые нередко способствуют неправильному, не всегда законному разрешению отдельных проблем в стране, и тем самым дают возможность и основания принимать такие резолюции в адрес Казахстана. Когда же говорят о внешнеполитическом имидже страны, то, уверен, он должен создаваться не столько информационными усилиями, а в первую очередь решением проблем внутри страны и движением в сторону демократизации.

Есть и другая сторона проблемы – кадровое обеспечение внешней политики. Во многом это происходит из-за того, что система МИДа является одним из самых закрытых государственных органов, где принципы набора государственных служащих не совсем транспарентны и понятны. Понятно, что с такими работниками, послами, которые должны были с самого начала работать с европейскими парламентариями, при необходимости доказывать свою правоту, говорить об отстаивании интересов государства не приходится.

Эти люди никогда не были моими протеже, они, определенно, в этом и не нуждались. Есенбаев был в правительстве до моего прихода туда. Алиев же, понятно, не нуждался в моей поддержке.

Что касается “троянского коня”. Эти байки рассказывают люди, которые реальной политикой никогда не занимались. Я понимаю, если рядовой сотрудник или человек, не имевший карьерных успехов, не востребованный властью был бы заслан. Я знаю, что среди руководителей некоторых партий есть люди, которые являются, условно говоря, “продуктом” некоторых проектов. Я не пойду ни на какие игры, подвергающие риску семью и детей… Я не привык играть в игры, поскольку занимаюсь серьезной работой.

Что значит кардинальная перестройка системы власти? Как можно кардинально перестроить политическую систему, если не путем принятия законов? Если не призывать к изменению политической системы путем принятия новых законов, то к чему тогда призывать? К беззаконию? Или все должна решать опять сила? Если идти по такому принципу, кто возьмет на себя ответственность за судьбы рядовых членов ДВК или партии “АК ЖОЛ” и их семей? Как быть нашим сторонникам, живущим в отдаленных районах нашей страны, где их за это преследуют, чинят им препятствия в карьере и бизнесе? Они же не на виду у СМИ, общественных организаций или ОБСЕ. Поэтому всем нам следует помнить, что когда за твоей спиной большая политическая организация, большое количество людей, то ты несешь ответственность не только за себя, но и за судьбы своих сторонников.

Да, критика нужна и необходима, но если ты критикуешь систему, если ты озабочен судьбой страны, то предложи путь на уровне концепции, программы, законопроекта. Предложи и покажи, как она будет реализовываться! Мы как раз этим и занимаемся!

Комментировать эти высказывания, не зная, кому они принадлежат, и с учетом того положения, в котором сегодня находится Мухтар, я считаю некорректным.

Я могу прямо смотреть в глаза и Мухтару и Галымжану, так как я никогда не нарушал никаких наших договоренностей.

Я тоже слышал про эти слухи. Поживем — увидим. Сейчас я занят работой в партии.

Я понимаю, что статус государственного для казахского языка, к сожалению, это защитная мера. Это как занесение в Красную книгу и происходит не от хорошей жизни. Даже в России принимаются определенные защитные меры по отношению к русскому языку. Но, в отличие от русского, над казахским языком нависла реальная угроза исчезновения. За советский период сфера применения казахского языка, как шагреневая кожа, ужалась настолько, что в некоторых сферах нашей жизни мы перестали использовать казахский язык. И дело вовсе не в потенциале казахского языка как такового.

Я категорически не согласен с одним из авторов “Нави”, который писал о культурных и цивилизационных языках. Я считаю, что этот человек не играет на стороне русского языка, он косвенно призывает нас перейти сразу на использование английского языка, если уж говорить о цивилизационных аспектах. Потому что на сегодняшний день для любого человека на Земле очевидно, что для того, чтобы шагать в ногу со временем, в первую очередь в информационном плане, более всего удобно пользоваться английским языком. Во-вторых, он ссылается на мировой опыт и приводит фамилию Менделеева, тогда надо ему посмотреть, сколько всего заимствований у русского языка, начиная с самого слова “химия”. Язык, любой язык, развиваясь, вбирает в себя некоторые иностранные слова, что вполне очевидно. А что касается казахского языка или тюркских языков, мы прошли разные этапы развития, и если, живя на этой земле, мы перестанем разговаривать на языке наших предков, то мы потеряем язык, на котором писали Яссауи, Аль-Фараби, Дулати, Абай и др.

Другое дело, очевидно, поведенчески в жизни каждого индивида начинает играть определенную роль прагматическая сторона… Известно, что в советское время, если человек владел только казахским языком, то не смог бы сделать никакой карьеры, получить работу и т.д. К сожалению, это и ныне так: человек, зная только казахский язык, не сможет сделать карьеру. Это не вина русского языка, это не вина русских, эта наша общая беда, обусловленная трагическим ходом развития нашей истории. А представьте себе, если бы два раза (в 20-х годах и в начале 40-х прошлого века) не менялся бы наш алфавит, если бы не боролись против всех источников информации, написанных на арабском алфавите. А это огромное количество книг. Лично мои предки три сундука книг спрятали. Это к тем разговорам, что тогда поголовная безграмотность была. При этом они жили не в городе, а в ауле, возле рек Блеуты и Буланты, где сейчас никто не живет.

Теперь, какими методами должен развиваться казахский язык? Здесь нужно сочетать методы: во-первых, нужно создавать условия для того, чтобы на казахском языке были источники информации, знаний, которые соответствовали современному этапу развития. Во-вторых, должно быть государственное регулирование, это происходит не только в Казахстане, но и во Франции, или в России, где законодательно закреплено, что одним из требований к поступлению на госслужбу является знание государственного языка. В Казахстане нет таких положений. В соседней России сейчас вообще принят закон о том, что на других алфавитах, кроме кириллицы, народы не могут строить свою письменность. Поэтому можно сказать, что по сравнению со многими государствами у нас языковая политика достаточно либеральная. И свидетельством этой либеральности, к сожалению, является то, что в начале 1990-х годов был какой-то подъем в изучении казахского языка, который сейчас несколько спал. Вина в этом, прежде всего, самих казахов, потому что, если мы хотим, чтобы казахский язык развивался, нужно, чтобы каждый из нас прикладывал соответствующие усилия.

Я считаю, что русский язык в Казахстане сейчас просто не нуждается в придании статуса государственного языка. Он занимает свое место в нашей жизни и без законодательного закрепления. И он нужен казахам. Если для казахского языка статус государственного это вопрос жизни и смерти, то для русского языка в Казахстане — это всего лишь статус ареала его применения. Другое дело, это вопрос самочувствия, и я скажу, что нет никакой угрозы “казахизации”, как об этом иногда любят писать некоторые “кухонные политологи”. Вот если бы без знания казахского языка не было возможности делать карьеру, найти работу и т.д., то сейчас многие бы уже владели государственным языком. Почему сейчас люди посещают курсы английского языка, тратят время и деньги? Потому что это дает знания, возможность делать карьеру, зарабатывать деньги. А для казахского языка, чтобы он давал знания, необходимы усилия со стороны государства, но это должно быть в первую очередь развитие информационных баз, учебников, книг, перевод на казахский язык трудов выдающихся мыслителей и современных научных трудов, а затем государственное регулирование.

Руководитель ГЦВП не является госслужащим, и на него закон “О госслужбе” не распространяется. Я никого на административные государственные должности без конкурса не назначал и не снимал. Что касается смещенного директора, я его знаю, но есть грамотный специалист, а есть менеджер. Когда я был министром, то на ГЦВП был, я извиняюсь за выражение, полный бардак. Это государственное предприятие имело огромные невыясненные долги перед налоговым комитетом. Каждую неделю там зависали переводы пенсионных накоплений, и пенсионные фонды каждый день мне звонили и требовали принять решение. В результате даже ставился вопрос, чтобы функции ГЦВП передать какой-то структуре другого органа. Следующее. Была сильная зависимость от одной частной компании, по сути, эта компания имела доступ ко всем данным накопительной системы, была полная зависимость от нее в программном обеспечении.

Теперь, что касается его методов кадровой работы. Да, я думаю, что он поменял людей, но в вопросах согласования я ниже уровня заместителя ген. директора ГЦВП, и по своему положению не должен был ими заниматься. Но самое главное, результат: на сегодняшний день я считаю, что ГЦВП за последнее 2-2,5 года — это наиболее эффективно использовавшая государственные средства на информатизацию структура. Это создано за 2 года. Мы в 2000 году разработали концепцию, и она реализуется. Сегодня ГЦВП создал единую базу, то, чего не могли добиться в предыдущие годы. Эта система позволяет сегодня пенсионерам получать пенсии в любом банке. Поэтому главное, что новая команда менеджеров показала свою эффективность.

В свое время, я, честно признаться, тоже сомневался, получится ли у них, потому что центр возглавил достаточно молодой человек. Но факты есть факты. В настоящее время никто не говорит о проблемах, связанных с работой ГЦВП: его клиенты и накопительные фонды не имеют больших претензий. Я думаю, что если бы критерием была преданность, то, не было бы таких результатов. А что касается грамотного специалиста, то я повторюсь, не все грамотные специалисты, к сожалению, являются хорошими менеджерами. И предыдущий руководитель об этом хорошо знает, я его и по прошлой, не совсем удачной работе знал. Новая команда вытащила ГЦВП из кризисной ситуации, когда многомиллионные переводы останавливались, потом происходили неясные процессы и т.д.

Конечно, Казахстану нужно ориентироваться на те общественно-политические системы, которые позволяют лучше жить народу. И я думаю, что в России есть понимание этого фундаментального факта, они последовательно и целенаправленно двигаются в сторону демократизации политической системы, укрепления эффективности государства через децентрализацию, предоставления больших экономических и политических свобод гражданам, развития рыночной экономики. Уверен, эти направления изменений безальтернативны и для Казахстана.

Нам не нужно оказываться в плену как-либо “измов”, каких-то географических понятий. Так, например, когда говорят о каком-то едином азиатском менталитете, то надо иметь в виду, что Азия больше чисто географическое понятие. Страны Азии сильно отличаются друг от друга в культурном, этническом, ценностном и политическом плане. Ведь Азия — это Тайвань и Туркменистан, Сингапур и Израиль, Турция и Афганистан. Мы совершенно разные и это надо иметь в виду.

Во-первых, в Казахстане очень высокий уровень образованности населения. Во-вторых, наш народ испытал на себе все тяготы тоталитаризма, и это лежит тяжелым грузом на нашем историческом сознании. С одной стороны, особенно у людей старшего поколения, чувство боязни и страха сидит в подсознании, а с другой — это тот опыт, который будет предостерегать от некоторых рецидивов, возврата в прошлое, хотя у некоторых осталась ностальгия по прошлому. Я думаю, что нам нужно двигаться в сторону Европы. Такая исламская страна как Турция выбрала ориентацию на Европейский Союз, сохраняя при этом свой язык, культуру, традиции.

С другой стороны, я не согласен с теми аргументами, что создаваемое единое экономическое пространство ускорит процесс вхождение в ЕС. Я думаю, что на самом деле это не так. Это понимают и в России, но использовать его “как механизм торга” с Европой по экономическим вопросам было бы, наверное, позитивно.

Говоря о либеральных ценностях, не нужно думать, что они произошли только на Западе. Мы знаем, что еще живший тысячу лет назад Аль-Фараби говорил о добродетельных правителях, о принципах государственного управления, которые начали реализовываться в Европе намного позже.

Я думаю, что независимо от того, где есть положительный пример, будь это в Африке, Азии, Америке или в Европе, его нужно использовать. И примеров такого эффективного сочетания множество. Например, Япония, где органически сочетаются национальные традиции и демократические ценности. Нужно строить такую политическую систему, которая смогла бы работать в интересах народа.