— Олеся, мороженое растает у тебя за пазухой. Зачем ты его туда положила? – ласково спросила девочку учительница.
— Я это потом съем, — буркнула та в ответ, прикрывая подарок руками.
Педагог тяжело вздохнула: девятилетняя ученица, которую полиция привела в середине учебного года в первый класс, так и не научилась считать и писать, понятия не имела о том, что на свете существует мороженое, и не знала, как с ним обращаться. Так же ребёнок не имел представления о шампуни, простынях, полотенцах и других элементарных вещах, которые дети из нормальных семей воспринимают с первых дней жизни как само собой разумеющееся…
Олесе со всем этим только предстояло познакомиться… В детском доме.
Лишние дети
“Конечно, я помню эту девочку, — сказала педагог-социолог актюбинской средней школы № 26 Анна Зиганшина. – Она жила с родителями в общежитии по улице Рыскулова 18. В колясочной, где они прозябали, не было ни воды, ни отопления, ни газа, ни электричества. Окно жилища было забито фанерой. Словом, ни о каких человеческих условиях и речи не могло быть. Но со временем у Северьяновых и этого не стало: за дебоши и постоянные пьянки их выселили”.
Мама, папа, Олеся и её старший брат переселились на улицу Тургенева… в шалаш. Когда девочка перестала посещать уроки, в школе забеспокоились и, подключив полицию, стали искать. В том шалаше, сооружённом из картонных коробок, её и нашли. Одну. Родители с братом отбыли в неизвестном направлении.
За счёт школы Олесю одели, обули и отправили в диспансер лечиться от чесотки. Дважды ребёнок сбегал от врачей. Но её опять ловили, помещали в детский приёмник-распределитель и принуждали лечиться. В это время активно велись поиски мамаши, которую выудили во время рейда в подвале, привели в суд и лишили родительских прав.
На суде мать, потерявшая человеческий облик и похожая на кучу вонючего тряпья, сообщила, что дочь от неё сбежала, а она её искать не стала, потому что любит. Подобной логики судья Мушатова не признала, и в марте Олеся стала государственным ребёнком.
“Что самое страшное, — заключает Анна Юрьевна, — неблагополучных семей не становится меньше, скорее, наоборот. Дети становятся для пьющих родителей обузой, и папы и мамы редко сопротивляются тому, что их кровинушки будут отданы в детский дом. Но лишить родительских прав можно, а после этого девать ребёнка некуда. Чтобы отправить, нужно пройти кучу инстанций. Дело в том, что Алгинский интернат переполнен. А родственникам дети, лишившиеся опеки родителей, не нужны. Лишний рот…”.
Неприкаянные
Подтвердила сложность передачи воспитанников в Алгу и инспектор по профилактической работе ентра временной изоляции и адаптации несовершеннолетних Лаура Кулашева.
— А как вы выходите из ситуации, если в детдоме нет мест?
— Отдаём родственникам, хотя это и не положено. Но у нас максимальный срок содержания 60 дней и дольше держать не можем.
— А если родственники отказываются брать?
— По-разному. Помещаем в больницу, потом выписываем и снова оформляем, как вновь прибывшего. Если все сроки выходят – обращаемся в облуо. Сложа руки не сидим. Все дети пристроены. Но я думаю, что если бы у людей была стабильная работа, то лишений родительских прав было бы меньше. Многие мамы, которые приносят своим малышам передачу, говорят, что жить не на что, денег нет, себя прокормить не в состоянии, не то что ребёнка.
В данное время семь мальчишек и девчонок, которых отобрали у непутёвых родителей, ожидают переезда на новое место жительства. Это не очень радует ребятишек. Они желают быть рядом с мамой, пусть и плохой, но родной. Их маленькие сердечки вмещают в себя море искренней и чистой любви, настолько преданной и самоотречённой, что само по себе кажется фантастическим. Ибо детство их проходит в обстановке равнодушия рядом с людьми, которые имеют право на звание биологических родителей и не более. Но выбора у вынужденных сирот нет, поэтому их ожидают казённые харчи, а не мамины пышки.
Из детского дома ребята убегают, и когда их задерживает полиция, ЦВИАРН снова отправляет беглецов назад. “Сейчас у нас содержатся семеро ребят, которые ожидают отправки в детский дом, — говорит инспектор. Из старых знакомых — Алексей Юрченко, которому только 15 лет, а за плечами у него уже срок в детской колонии”.
Я не собака!
Подросток, сидящий за решёткой, широко улыбался и, когда я вышла из кабинета инспектора, дружелюбно спросил: “Вы кто?”. Я представилась. “Пишите, пишите про меня, а то мне тут надоело”, — смеясь, выдохнул он.
— Алеша, если бы тебя сейчас выпустили отсюда – куда бы ты пошёл?
— До тёти.
— Ты ей нужен?
— Нет, но какое-то время я жил у неё. Потом меня забрали в Тамды. Но я сбежал, потому что не хочу там жить.
— А что тебя там не устраивает?
— Там бьют. Там, знаете, как зона: все дети в синяках ходят и гусиным шагом.
— А в зоне лучше?
— Не-а. В зоне ва-а-ще плохо. Второй раз я туда не пойду. Хватит. Жду, когда за мной директор тамдинской школы приедет. Но я от него сбегу. Зимой сбежал и теперь сбегу. Какой толк держать меня там, если мне это не нравится.
— Ясное дело, ведь интернат – это не дом. Но там хотя бы кормят.
— Да дело не в этом. Я и в городе прекрасно кормился: где булочку украду, где масло, где денег по мелочёвке. Особо не бедствовал. А директор приехал за мной зимой на “пирожковозе”, посадил меня на холодное железо в будку, а сам в тёплой кабине ехал. Я ему не собака, чтобы так со мной обращаться. Обидно мне стало. Когда заехали на “Шыгыс”, директор пошёл в вагончик чайку попить или ещё чего – не знаю. Я в это время сломал дверь в будке и удрал. Потом совершил кражу, посадили…
Алёшкиных маму и папу лишили родительских прав, когда ему было десять лет. Он был на суде, когда зачитывали решение и предупредили, что если взрослые Юрченко исправятся, то ребёнка им вернут. Спустя год отец и мать один за другим умерли от алкогольной интоксикации, унеся с собой в могилу надежды мальчика на родной угол, маленькие семейные радости. Он не знает, что его ждёт впереди, но философски, по-взрослому определяет своё туманное будущее: “Я буду убегать от жизни, пока она меня не догонит!”.
Ребёнок, разбивающий сердце
Неизвестность – это состояние не только будущего, но для некоторых актюбинских детей из неблагополучных семей – и настоящего.
Как и Олесю, Алину тоже привела полиция в первый класс уже в девятилетнем возрасте. Мама, пребывающая в беспрерывном состоянии “с бодуна”, пропустила время, когда дочери нужно было сесть за парту. Напомнили об этом только правоохранительные органы. Девочка с удовольствием стала посещать занятия. Объясняла она это просто: “Кормят”. Учитывая состояние постоянно голодного ребёнка, школа стала готовить документы на лишение матери родительских прав.
Встретиться с Алиной мне удалось только возле квартиры, где она проживает, поскольку на момент моего посещения её в классе не оказалось.
— Ирина, открой, — голосил пьяный муж, призывая маму Алины открыть дверь. – Это я, — постоянно повторял он.
На его зов никто не отзывался. К папе жался мальчонка лет шести.
— Где Алина? – спросила педагог по работе с трудными детьми, пришедшая к Бурнаковым вместе со мной.
— Не знаю, — выговорил папаша, пытаясь поладить с заплетавшимся языком.
В это время пришла и сама девочка. Постучав в дверь, она понуро опустила голову и подошла к нам.
— Почему не ходишь в школу? – спросила учительница.
Малышка вся сжалась и промолчала.
— Почему она не ходит в школу? – повторила учительница вопрос, обращаясь уже к папе.
— У неё то ли вши, то ли гниды. А вообще, она любит поспать. Я говорю, иди Алиночка, а она как посмотрит на меня, так сердце мне разрывает. Люблю её, думаю, пусть спит. И мать сейчас спит, наверное.
Был десятый час вечера.
— Если мать сейчас не откроет дверь, то куда пойдёте с двумя детьми? – не выдержала я.
— Не знаю. Наверное, к сестре на Маресьева…
— Если вы так будете обращаться с детьми, — строго сказала педагог, — то лишитесь их.
— Не надо так. Это неправильно, — выговорил папаша.
Сын в качестве щита
Правильно отнимать ребёнка у родителей или нет — решает суд. Причём это происходит регулярно. В минувший вторник, гражданка Семёнова, долго манипулировавшая собственным восьмилетним сыном, по решению суда тоже лишилась высокого звания “мать”.
На выездном заседании даже соседи боялись давать свидетельские показания, считая мамашу неуравновешенной, и в состоянии опьянения способную броситься на человека с ножом. Трижды судимая Людмила, прикрывалась несовершеннолетним мальчиком как щитом, поскольку его присутствие давало ей отсрочку от отбытия наказания в местах лишения свободы.
Тем не менее она не считала, что сын нуждается в материнской заботе. Она оставляла его на психически больного мужчину, которого называла отцом ребёнка, и переезжала то к одному, то к другому сожителю. Как только вставал вопрос о лишении её материнства, она возвращалась в семью. Инспекции по делам несовершеннолетних такие “скачки” изрядно надоели: ребёнок голодал и в холодное время года был одет не по сезону. Было принято решение защитить мальчика. Прокуратура Актобе даже намерена ставить вопрос об оставлении ребёнка в опасности, поскольку Людмила бросала сына на полусумасшедшего.
— Оставьте мне мальчика, — только и смогла сказать незадачливая мамаша, когда решение было зачитано.
Иск был удовлетворён на заседании под председательством судьи Самуратовой, которая сказала, что каждый понедельник рассматривает дела по лишению родительских прав, и никогда ей не приходилось эти права возвращать, хотя законом это предусмотрено при условии, что родители, так сказать, одумаются.
Правда, в Заводском отделе полиции по делам несовершеннолетних надеются, что подобный прецедент будет создан.
“У нас есть на учёте женщина, которую мы полгода назад лишили родительских прав, — говорит начальник ПДН Клара Исламова. – Это случай уникальный. Мамаша безбожно пила и совсем не следила за ребёнком. Только после того как его забрали, ее как подменили: она стала работать, погасила все долги за квартиру, каждый день приходит к нам на отметку, чтобы подтвердить, что ведёт трезвый образ жизни. Мы искренне радуемся за неё, и будем ходатайствовать о пересмотре дела и возвращении ей сына”.
Это действительно исключительный случай. Чаще у детей нет надежды, что опустившиеся на дно общества родители пойдут ради них на какие-то бы ни было исправления. Таким ребятам остаётся одно – убегать от жизни, пока она их не догонит. И, к сожалению, суровая действительность настигает их быстрее, чем они о том могут думать.