Тысячи одиноких деревенских стариков сегодня голодают и мерзнут, но при этом благодарят судьбу за своего президента.
В молодости, во время второй мировой войны, дед Петро защищал свою родину, а потом трудился на ее благо, заработав звание Героя труда.
Теперь родина не может обеспечить его даже нормальной пенсией, поэтому главная проблема в жизни деда Петро — где взять денег на новые валенки. Старые он уже латал раз 60, и, в конце концов, их съели мыши. Старые ноги мёрзнут зимой, а денег на сапоги нет.
Валенки деду нужны, потому что зимой в доме холодно. Пенсии едва хватает на кубометр дров, а на зиму нужно хотя бы три кубометра. Но даже их вряд ли хватит на то, чтоб как следует протопить его покосившийся дом с окнами, забитыми фанерой.
Многие одинокие пенсионеры вынуждены доживать свои последние годы в тяжелейших условиях, оказавшись на старости лет никому не нужными. Они брошены и собственными детьми, и государством, которое объявило социальное обеспечение граждан своим приоритетом, однако на реальную помощь денег найти не может.
Герой труда дед Петро выглядит таким же ненужным и заброшенным, как и его дом. Слабый старик в поношенной одежде еще советских времен, на которой почти не осталось пуговиц — дед просто связывает петли веревочками — ведет меня в дом, чтоб угостить самым лучшим, что у него есть, — чаем с сахаром и белым хлебом.
Обычный же рацион деда Петро, как и множества других таких же одиноких стариков, состоит из картошки и хлеба. В “кухне” — закутке за рваной ситцевой занавеской — дед рассказывает, что телевизор у него не идет уже 10 лет, потому что “денег нет отремонтировать…”. Нет денег, да и сил, и на то, чтобы поехать за 50 километров в больницу и подобрать себе очки, и уж тем более нет ресурсов на визит к стоматологу, хотя зубы у деда отсутствуют полностью.
О болезнях старик старается не думать. “Если у меня что-то болит, я выпиваю самогону, когда есть. А когда нет — ложусь лицом к стенке и терплю”, — говорит он. Помощи ждать неоткуда: сын деда Петро как уехал еще в советские времена в Абхазию, так и сгинул без вести.
О социальных работниках дед Петро ничего не знает, потому что они у него ни разу не появлялись. Вся его компания — это деревенские собаки, которых он подкармливает, несмотря на то, что сам живет впроголодь.
Тысячи людей в Беларуси, как и дед Петро, больше полувека проработали на тяжелых сельских работах, кормили страну за мизерные заработки или не получали их вообще, как в сталинские годы, когда крестьянам платили урожаем. А сегодня их пенсия составляет примерно 25-50 долларов, что составляет лишь 30-70 процентов потребительского минимума.
Даже те, у кого есть дети, не могут, как правило, ждать от них помощи. Молодежь бежит из колхозов, где крошечные заработки, в города, и часто не вспоминает о родителях, или же просто не в состоянии им помочь. “Детям самим плохо. Где они денег наберутся на билеты, чтобы ко мне ездить?” — говорит баба Настя, 91-летняя пенсионерка из деревни Татарка.
Государство провозгласило социальную заботу о гражданах основой своей политики, но не может помочь каждому. Нищая экономика все больше не справляется с этим обязательством. Пособия составляют несколько долларов в месяц на человека, а в следующем году правительство планирует сократить и их.
Не обеспечивает всех нуждающихся и созданная государством система социальной помощи на дому. Она работает для 44 тысяч человек, в то время как в помощи нуждается гораздо больше. Сейчас в Беларуси насчитывается более 2 миллионов 600 тысяч пенсионеров, из которых около трети живут в деревнях, многие одиноки и беспомощны.
За каждым социальным работником закреплено вплоть до 10 человек. Теоретически он должен покупать им продукты и лекарства, убирать дом, топить печь, помогать в огороде, ухаживать за скотом, однако в реальности у социальных работников для этого не хватает ни времени, ни сил. Многие старики живут в отдаленных деревнях, и для того, чтобы навестить одного из них, иногда нужно потратить целый день.
Почти все сельские пенсионеры живут в деревянных домах с печным отоплением, без удобств и воды. Заготовить дрова, принести воду из отдаленного колодца, убрать в доме — тяжелый труд, который требует времени и сил.
Социальных работников на всех просто не хватает. “Я стремлюсь всем им помочь, но не могу разорваться на куски”, — говорит социальный работник из Миорского района Витебской области. На 140 социальных работников, из которых штатных меньше половины, там приходится более 500 подопечных, но реально нуждающихся в такой помощи в шесть раз больше. Примерно такая же ситуация по всей стране.
При этом многие старики остаются надежными сторонниками президента Лукашенко, которому они благодарны за небольшую, но регулярную пенсию, дающую им возможность выживать. Они все еще помнят голодные сталинские времена, когда за кражу нескольких колосков сажали в тюрьму.
“Я всю жизнь провела в резиновых сапогах, и в мороз на ферме в них работала, мне ноги скрутило, — говорит баба Настя. — На трудодень ничего не давали, только по кило зерна в день стали после войны давать. Я детям в лифчике картошку воровала и носила. Жить только при Машерове и Лукашенко стала”.
Бабушка Настя питается молоком, макаронами, хлебом и картошкой — это в те дни, когда может подняться с постели. Но она довольна, потому что с голоду и холоду не умирает. Дрова ей помогает оплачивать сельсовет, а много ей и не надо, печь она топит раз в два дня, а в холодные дни надевает на себя всё, что есть в доме, и терпит.
Молодому поколению такое долготерпение непонятно. “Что их, стариков, жалеть? Они сами виноваты в такой жизни, — говорит водитель частного автобуса. — Кто за Лукашенко голосует постоянно? Как шли на участки в 2001 году, так его портрет целовали, а Гончарику — фиги показывали, сам видел, в избирательной комиссии сидел”.
Старики же все видят в ином свете, они считают, что достойный человек на жизнь не должен жаловаться. К тому же, говорят они, если при СССР твои дети буквально умирали с голоду, а за одну украденную картофелину давали год тюрьмы, то человек счастлив, если сегодня имеет эту картошку на свободе. Они помнят те годы, войну, когда было гораздо хуже, чем сейчас, хотя в то время они были моложе и сильнее. Они говорят, что другой жизни никогда не видели. И похоже, не увидят.
Светлана Курс — редактор журнала Белорусского Хельсинкского комитета “Человек”.