Мерхат Шарипжанов – директор казахской редакции радио “Свобода”
— Мерхат, расскажите немного о себе. Где и кем Вы сейчас работаете? Как Вы туда попали?
— Я простой казахстанец, родился в деревне в Восточно-Казахстанской области. До пяти лет я не говорил по-русски. Мой отец, Токтархан Шарипжанов, был в свое время очень известным казахскоязычным сатириком. В 1966 году он получил работу в городе, и мы переехали в Усть-Каменогорск. В Усть-Каменогорске я пошел в школу, которую закончил в 1980-м. В 1981-м меня призвали в армию, в общем, все по-советски… По разным причинам я стал студентом очень поздно, в 1989-м, когда мне было почти 27 лет. Восточно-Казахстанский университет (пятилетнюю программу) я закончил за три года. Это был факультет иностранных языков – английский и немецкий языки. Потом я работал преподавателем и переводчиком. В 1994-м я уехал в Алматы. Меня взяли на работу в Американский совет по сотрудничеству в области образования и изучения языков. Там я проработал пять месяцев, и в Алматы я прожил всего пять месяцев. Совершенно случайная цепь событий привела меня в организацию IREX. Там искали человека казахской национальности, который бы хорошо знал казахский, русский, английский, немецкий языки и, желательно, турецкий. Я подходил под эти параметры, и меня пригласили в Мюнхен. Я уехал туда, получил там работу. С мая 1995 года я работаю в казахской редакции радио “Свобода — Свободная Европа” в Праге, куда спустя два месяца я переехал из Мюнхена. С 1996 года я был заместителем директора казахской редакции. Директором тогда был Чарльз Карлсон – известный американский тюрколог. Он ушел на пенсию в 2002-м. И с этого времени я директор казахской редакции радио “Свобода”.
— Скажите, какими языками Вы владеете? И как свободно (пишете, читаете)?
— Я совершенно свободно говорю на казахском, русском, английском, немецком, чешском, хорошо понимаю словацкий. Хорошо общаюсь по-турецки, читаю, пишу, но у меня бывают некоторые затруднения с турецким, поскольку я его дальше не развиваю. Немножко говорю по-китайски, но это тоже забывается.
— Вы, наверное, общаетесь с казахами в зарубежье. Есть ли за рубежом казахские диаспоры? Употребляется ли у них казахский язык? Какова степень владения языком? Как вообще живут эти диаспоры, многочисленны ли они?
— Конечно, я общаюсь с казахами в зарубежье. За рубежом есть казахские диаспоры, они всегда там были. И, конечно, они употребляют казахский язык. Степень владения языком парадоксальна. Диаспоры казахские можно разделить на несколько категорий. Основная масса казахов давно очень живет на Западе. Это те, кто приехал из Турции. В Турцию они попали разными путями. Это в основном казахи из Восточного Казахстана, из Китая (Синцзянь-Уйгурский автономный округ). Это те, кто бежал от большевиков и затем уже от китайских коммунистов. Турция в те времена моментально предоставляла убежище тюркским народам. Так что на Западе довольно многочисленны казахские диаспоры. В Кельне имеется многочисленная турецко-казахская диаспора. Они хорошо говорят по-казахски. Молодежь говорит с какими-то турецкими такими моментами. Но говорят все гораздо лучше, чем казахстанская городская молодежь. Они гордятся, что они казахи, и это можно заметить во время посещения их домов, в убранстве дома. Диаспоры также имеются в Гамбурге, Стокгольме, Мюнхене. Другая категория – это те, кто выехал уже после развала Союза. Они тоже многочисленны, но они не имеют такой как бы жесткой структуры. Они больше относятся к русскоязычной, к советской диаспоре. Там можно увидеть и украинца, и русского, и казаха. В этой категории с казахским языком значительно хуже. Он, конечно, присутствует, но не играет основной роли во взаимоотношениях с другими.
— На Ваш взгляд, какие перспективы развития казахского языка в Казахстане? Что препятствует его развитию и что способствует?
— Я могу сказать, что развитие казахского языка в Казахстане – это огромная проблема. Казахский язык уникален – я говорю это как лингвист, как человек, который знает несколько других тюркских языков (я говорю сносно на татарском, хорошо понимаю узбекский, полностью понимаю киргизский). Казахский и киргизский – это языки, которые наиболее сохранили древние тюркские элементы, где наименее представлены заимствования из арабского и персидского языков. Для тюркологов казахский язык представляет просто уникальную возможность. Но, к сожалению, многие тюркологи-иностранцы – шведы, немцы, американцы, особенно венгры, которые едут в Казахстан с целью изучения языка, с ужасом обнаруживают, что в Казахстане лучше изучать русский язык. Казахский язык лучше изучать в ауле, далеко уезжая вглубь страны. Поэтому многие едут в Монголию и Китай учить казахский язык.
Я думаю, что препятствий развитию казахского языка в Казахстане никаких нет. Можно выучить казахский язык, можно на нем говорить. Мои дети, которые родились в Чехии, очень хорошо говорят на казахском языке. Но я знаю, что если они приедут в крупные города Казахстана, то они столкнутся с проблемой. Например, в банке. Мало выучить язык, надо, чтобы он был востребован. Прежде всего сами казахи (все) должны выучить казахский язык, а только затем требовать это от других этнических групп. Мало объявить язык государственным, надо еще сделать его востребованным во всех сферах. Когда я приезжаю в Казахстан, мне кажется диким говорить с казахами на русском языке. На Западе мы привыкли говорить с казахами только на казахском. Но… реалии есть реалии, и мне приходится говорить в Казахстане с казахами по-русски.
Но все равно в Казахстане сейчас положение с казахским языком значительно лучше, чем это было, скажем, в 1987-м.
— Каково Ваше отношение к переводу казахского языка на латиницу?
— Я не думаю, что это большая проблема — перейти на латиницу. За последние сто лет казахский язык уже несколько раз менял свой алфавит. Переход на латиницу займет какое-то время, это не должно происходить сразу. Единственное, что будут большие материальные затраты – надо будет перепечатывать книги, учебники, всякие формуляры, бланки, печати и т.п. Это все деньги.
Я в принципе за латиницу. Но есть еще одно “но” – надо сделать так, чтобы перед этим хотя бы 80% населения говорило по-казахски свободно. И сделать так, чтобы ситуация напоминала ситуацию в Канаде, где люди говорят одинаково хорошо на двух языках. Здесь имеется в виду и русский, и казахский.
— Что Вы можете сказать по поводу трагической гибели Вашего брата – Асхата? Какова Ваша версия происшедшего?
— Это мой брат, я могу говорить предвзято. Потеря брата – это большое горе. Я только могу опираться на факты. За неделю до гибели, когда мы говорили с ним по телефону, он сказал, что у него появились проблемы, и ему угрожают по телефону. А угрозы были очень странного характера – типа того, что очень скоро вся твоя семья будет в очень большом горе. Я говорил с ним по телефону за 30 минут до того, как его якобы сбила машина (а в том, что его сбила машина у меня очень большие сомнения). Он говорил, что у него все хорошо и на следующей неделе у него будет “бомба” в его статье в “Нави”. Он сказал, что проинтервьюировал очень больших людей и скоро будет очень интересный материал. Об угрозах я сообщил своему начальству за четыре дня до трагедии. Я абсолютно уверен, что его гибель не случайна, и она связана с его профессиональной деятельностью. Я вскрыл его почту (электронную переписку) и прочитал письма входящие и исходящие. И могу сказать, что он ходил по кромке, по самому краю. Это дело должно быть расследовано, и до конца моей жизни я буду думать только об этом. Покоя для меня и для моей семьи не будет, пока все обстоятельства этого дела не будут полностью выяснены.
Асхат был очень хороший человек, он был очень хороший журналист. Он был очень искренний человек. Он мог открыто в глаза говорить что-то неприятное. Кому-то это не нравилось.