— Даулет Хамитович, ваше отношение ко всему происходящему, можно ли это назвать расколом или это просто кризис в партии?
— Нет, я думаю, что это последствия больших личных амбиций господина Байменова. Давно уже у меня было предчувствие того, что институт сопредседателей его не устраивает. Я не исключаю, что его консультируют. Я могу только предполагать, что консультируют и помогают по сценарию осуществления вот этих мер по проведению вначале конференции, а теперь и съезда. Объявленного съезда. И такой сценарий разыгрывался в Казахстане неоднократно. Поэтому этот радикализм и обвинение других сопредседателей Бог знает в чём. Ведь раскол идет по основным позициям, которые занимает партия. Разные точки зрения – может, это и хорошо, но у сопредседателей разное понимание роли этой партии в проведении демократических реформ, в соблюдении прав человека. Ведь требования соблюдения даже этой Конституции расценивается как радикализм. А там, конечно, большие личные амбиции.
— Было выдвинуто предложение всем сопредседателям уйти в отставку, а вам возглавить согласительную комиссию…
— Я вообще-то узнал об этом из газет. И я не думаю, что это серьёзная вещь, которая может быть реализована. Ни при каких условиях Алихан и те люди, которые вкладывались в него, не допустят этого. Это просто очередной политический ход Алихана, и я думаю, что он ни при каких условиях не допустит этого. А я, в принципе, раздумываю над этим, потому что со мной никто не советовался, не спрашивал меня, согласен я или нет, я так считаю, что это абсолютно нереально. Потому что если бы что-то было, у Алихана было время связаться с другими сопредседателями и сказать, что, мол, давайте мы сделаем так и так. Тогда ко мне предложение поступит. А сейчас все на уровне письма обращения.
— Вас не пригласили на съезд?
— Мне был звонок непонятно от кого. Не приглашали, а просто спросили, приеду или нет? Я говорю, во-первых, меня никто не приглашал. Во-вторых, на каких условиях? Меня никто, никакая нормальная конференция не избирала делегатом на съезд. Ну, вот, говорит, мы все сделали так, что все члены Центрального совета стали делегатами съезда. Ну, уж раз такие странные игры, я в них не играю. Оно было сделано таким образом, мы сделали галочку, что, мол, мы его оповестили, чтобы Сембаев не обижался. А у меня причины обижаться есть. Есть и претензии к трем сопредседателям, которые здесь. Я им об этом говорил. Всё-таки есть у меня партийный билет номер один, который случайно как бы оказался у меня, мне, конечно, судьба партии небезразлична.
— Вы выскажите сегодня публично претензии к сопредседателям?
— Нет. Я давно этих ребят знаю. С Оразом Жандосовым мы начинали реформы в Казахстане, и я не считаю это необходимым выливать все это на публику. У нас бывают разговоры. И я в лицо могу высказать свои претензии. То есть у нас отношения такие, что они должны делать выводы. Возможно, что я в чем-то ошибаюсь, я готов с ними спорить, и наши взаимоотношения всегда строились именно таким образом.
— А какова сейчас позиция Нуржана Субханбердина? Насколько я знаю, вы с ним достаточно тесно контактируете.
— Он никогда не был членом партии “Ак жол”. На эту тему я с ним никогда не разговариваю. Просто, это все равно, что разговаривать с человеком с улицы о партии. Он подписал заявление “семерых” и строго его соблюдает; и банк вне политики, и он сам вне политики.
— И тем не менее его же обвиняют в том, что он поддерживает “Ак жол”?
— Ну, обвинять можно во всех грехах, но когда, скажем, нет доказательств. Ведь если уж так говорить откровенно, то та партия “Ак жол”, которая сегодня в этом зале, у них же очень серьёзные финансовые проблемы. Очень серьёзные! Там буквально вынуждены были сократить людей, ужаться во многих вопросах. Режим экономии проводится во всем. И подтверждения тому, что Алихана это его личные амбиции, а сценарий ему помогали разрабатывать достаточно опытные политики – то, что он получил доступ на республиканскую печать и телевидение, то, что здание, в котором будет проводиться так называемый съезд, будет охраняться полицией, дабы никто из этого зала не устроил там какую-нибудь бучу. То есть, там “крыша” хорошая.