Для развития культуры необходимо изменение менталитета бизнесменов и госчиновников, отвечающих за ее финансирование: культура должна рассматриваться как сфера вложения капитала.
Стиль жизни казахстанцев определяется довольно ограниченным выбором. Обычным развлечением стал шопинг в торговых молах, покупка DVD, просмотр их в домашних условиях, посещение кинотеатров, отчасти Интернет, чтение книг и занятие спортом. Мы видим один и тот же небольшой контингент зрителей на академических театральных постановках. Но акции современного искусства, фестивали и биеннале могут проводиться и у нас. В чем причина отсутствия разнообразия в культурной жизни? Как сделать ее богаче, привлечь финансы в культуру? Об этих проблемах рассуждает директор рекламного агентства Diamond Creative Studio, являющегося партнером общественного фонда A2B (Art to Be), Алмаз Кособаев.
***
– Как обстоят дела с финансированием культуры в Казахстане? Какова роль государства в поддержке культуры?
– Основная проблема развития культуры в Казахстане на сегодняшний день в том, что критерии для отбора культурных проектов формируются на основе культурного багажа отвечающих за их бюджетирование госчиновников. Как правило, область их культурных интересов не простирается дальше академической сферы. У этих людей, как и остальных казахстанцев, нет возможности повышать свой культурный уровень, участвовать в событиях, которые бы позволяли им по-иному взглянуть на культурную ситуацию в Казахстане. Это замкнутый круг – бедная информационная среда формирует ограниченный репертуар культурной жизни страны.
В такой ситуации возникают сомнения: дойдет ли госфинансирование до своего конечного адреса, конкретного художника, который мог бы представлять Казахстан как на родине, так и за границей. Адресное финансирование культуры становится проблемным из-за закона о госзакупках. Какова механика проведения тендеров в нашей стране? Предположим, в министерстве решили выделить какое-то количество денег на городские праздники и объявили один тендер на их проведение в городах Казахстана. В дальнейшем за их проведение отвечают акимы. В газетах, таких как “Казахстанская правда” или специальный бюллетень, объявляют об этих тендерах. Участием в них может заинтересоваться художник, скорее всего, не имеющий статуса юридического лица, или какая-нибудь организация типа ЧП или ТОО. Наступает момент, когда нужно выкупить тендерную документацию, и организаторы берут деньги, небольшую сумму, чтобы оправдать расходы на бумагу, клерков и чиновников, готовящих эти документы. Соискатель подает заявку и получает порядка 10–15 документов, которые надо заполнить. Это конкурсная заявка вроде теста-задания, где никто не указывает вашего бюджета. Вы не ведаете степень вашего размаха или, напротив, экономии. Вам неизвестно, какой бюджет запланировал чиновник, который предполагал провести культурное мероприятие. И начинаете с чистого листа: разрабатываете идею, пишете сценарий, прикладываете эскизы. Заполняете кучу документов, подтверждающих вашу способность участвовать в тендере, получаете документы и сами для себя определяете бюджет проекта. Отправляете свое предложение, заехав предварительно в банк и оплатив процент в качестве некоего депозита, который будет сохраняться на банковском счету, чтобы гарантировать вашу дееспособность проведения такого рода мероприятий. Если вы насчитали 10 миллионов тенге, то должны порядка 30 тысяч взять из своего кармана и положить в банк, пока не закончится рассмотрение всех заявок. Банк выдает бумагу, вы ее прикладываете к тендерной документации и отправляете в министерство. В госструктуре, получив от вас тендерную документацию, могут, как и написано в газете, рассматривать вашу заявку в течение какого-то времени. Но часто бывает, что тендер объявляют несостоявшимся, и никто из чиновников не заботится о том, чтобы отправить банковскую гарантию назад. А без нее, понятно, банк не вернет вам деньги. Мы неоднократно сталкивались с этим, изыскивая возможность вернуть гарантию. Но всегда был риск документ потерять. Гарантию возвращали почтой, которая шла из Астаны в Алматы две недели и могла не дойти.
Со временем приходишь к выводу, что обращаться со своими идеями к государству бессмысленно. Потому что там все равно лучше знают. И, возможно, требуется серьезное лобби через парламент, надо заниматься этим вплотную и жить в парламентских кулуарах для того, чтобы продвигать проекты, улучшающие нашу жизнь.
– Это главный недостаток действующего закона о госзакупках?
– Этот закон становится причиной того, что большинство тендеров проходит на взаимовыгодной для чиновника и ангажированного участника основе. Я не утверждаю, что так происходит со всеми тендерами. Многие из них просто объявляют несостоявшимися. И в конце года госструктура, получившая от государства бюджет на их проведение, получает по шапке за неосвоение средств от вышестоящих чиновников. Поэтому к концу года ситуация напоминает сезонные распродажи – госорганизации активно сливают деньги. И потом по телевизору вы можете увидеть, что кто-то все-таки не успел и получил нагоняй. Потому госорганизации рискуют недополучить в следующем году такую же по размерам сумму, которую они не потратили в этом. А если вернуться к тому художнику или организации (а их может оказаться десятки), отправившим тендерную документацию, то их замечательные идеи оседают в госархивах и через какое-то время выбрасываются на помойку.
Деньги на культурные проекты в нашей стране надо уметь просить. А для простого художника участие в тендерах такого рода – это китайская грамота. И придется неоднократно обжечься, чтобы понять, что это бесполезно. Мы часто сталкивались с такой ситуацией, что бюджеты оказывались значительно ниже, чем необходимо на проведение данного мероприятия. Поэтому неудивительно, что на наших площадях и подмостках все время происходит одно и то же.
– Получается, что госструктуры закрыты для общества. А финансирование не носит адресного характера…
– Административная, бюрократическая тенденция, оставшаяся с советских времен, не позволяет талантливым людям просто так прийти и постучать в дверь к чиновнику. В лучшем случае придется отсидеть очередь или подождать несколько дней, пока примут. Рядовой человек устанет этим заниматься, не говоря о творческом. Можно рассчитывать только на то, что во власть начнут приходить люди с более развитым культурным бэкграундом. Для этого у нас и существуют образовательные программы, такие как “Болашак”, по которым молодежь ездит за рубеж. Возможно, там она сможет чему-то научиться. Но любое доброе начинание, как правило, войдя в брод бюрократических процедур, начинает таять и превращается в желе, в то, что затем мы видим на площадях.
– Плохо, что кроме этого ничего другого нет.
– Это во многом зависит от информационного поля, среды, которую надо создать. Казахстан расположен на перекрестке разных культур. По опыту мы знаем, что интересные проекты привлекут продвинутых людей.
– Теперь давайте поговорим о спонсорстве и меценатстве, об общественно-культурных фондах в нашей стране.
– Меценаты в Казахстане есть. Например, существует премия “Тарлан”, которую учредили несколько казахстанских меценатов. Она выдается деятелям культуры, образования и науки уже после того, как они воплотят свой проект. До воплощения проекта они не могут претендовать на эту премию. Вопрос еще и в том, что у меценатов есть своя специализация, т.е. они готовы поддерживать то, что их самих может трогать или интересовать. Например, кто-то покупает живопись. А кто-то вкладывает в кинематограф, режиссеров и кино. Мы пришли к выводу, что у нас пока не очень развито театральное спонсорство. Может, это потому, что узкая театральная аудитория еще не успела завлечь своих меценатов и заставить их по-новому взглянуть на театр. Что касается общественных фондов, то большинство из них поддерживают благотворительные социальные акции, что, конечно, очень хорошо. Что касается культурной жизни, то это не так явно заметно.
– Мне кажется, как социальной, так и культурной благотворительности должно быть больше. У нас фондов и общественных организаций недостаточно.
– Вы абсолютно правы. Должно быть больше фондов. И они должны аккумулировать средства на культурные проекты. Должны применять разные инструменты для выявления потенциальных грантополучателей. Сидящему в кабинете госчиновнику или крупному менеджеру порой сложно принимать такого рода решения. Необходимо привлечь этих людей в наши залы, чтобы они прониклись альтернативой, чтобы поняли, что существуют очень интересные проекты, которые позволят этим людям сказать завтра: “Что нам этот Борат! Мы провели множество выставок, вложили столько денег в современное искусство и проделали столько работы, что теперь мы уверены, никто не поверит в то, что Казахстан – это маленькая румынская деревушка, где люди перепрыгивают через забор, чтобы пойти друг к другу в гости”.
У людей, принимающих решения, должна быть гражданская позиция. Мне не верится, что сотрудники фондов и госчиновники видят своей миссией исключительно зарабатывание денег или просиживание в кабинетах с десяти до шести. Я верю, что есть люди, пусть их мало, которые имеют гражданскую позицию и готовы предпринять реальные шаги, чтобы наша страна могла интегрироваться в мировое культурное сообщество.
— Что касается материального стимулирования – насколько у нас выгодно быть спонсором?
– К сожалению, налогообложение и налоговая политика не позволяют частным лицам или организациям получать определенные привилегии, когда они становятся грантодателями или меценатами. Для данных категорий людей льгот не существует. И любая деятельность – предоставление материально-технической базы, помещения – облагается налогом. Если организация собирается предоставить нам помещение для проведения мероприятия, она может сделать это бесплатно. Но при заключении договора, если речь идет об аренде помещения безвозмездно, компания обязана заплатить определенный налог за аренду. И тут могут возникнуть коллизии с налоговыми службами. Многие бизнесмены опасаются, что даже если они вкладывают деньги в фонды, у правоохранительных органов возникнет стереотипное желание схватить за руку и посмотреть: кому вы эти деньги платите? Вдруг это отмывание денег!
– Это одна из мотиваций, почему у нас нет налоговых льгот на благотворительность?
– Тут вопрос доверия и гражданской позиции. Если у госчиновника есть гражданская позиция и доверие к тем людям, которые хотят помогать культуре, то, я думаю, это получится. Но если устраивать охоту на ведьм и постоянно подозревать всех во всем, то мы не сдвинемся с места.
Существуют механизмы мотивации тех же госчиновников, чтобы они не способствовали коррупции. Если здесь найти возможность тем же госорганизациям, просчитав экономически выгодные ходы, чтобы это не было чревато большой инфляцией (в Казахстане много госчиновников), повысить зарплату. Возможно, тогда будет более объективное рассмотрение заявок и меньше желания раскрывать перед посетителем тумбочку. Я верю, что этот менталитет постепенно сформируется.
– Вы считаете, что это вопрос зарплаты, а не делегирования полномочий госструктур общественным организациям?
– Не только. Общественные организации выживают, как правило, за счет грантов зарубежных и реже местных фондов. У нас между госчиновниками и общественными организациями пролегает пропасть. Как бы они ни собирались на круглые столы, ни обсуждали всевозможные пути взаимодействия, пока будет действовать закон о госзакупках и будут низкие зарплаты у людей, принимающих решения, ситуация не сдвинется с места.
Вопрос заключается в том, как постепенно сформировать менталитет нового чиновника. Если к нам будут попадать серьезные потоки информации о том, как люди могут жить, как они могут проводить свое время и как они могут себя позиционировать в современном обществе, мы получим совершенно иную картину: свободного человека, который имеет полное право сказать “нет” и полное право передумать. Менталитет советского человека, который считает, что там, наверху, лучше знают, перетек в XXI век. И мы видим, что люди, особенно те, кто работает в госструктурах, больше заботятся о том, чтобы не получить нагоняй и выполнить план. Даже если какой-то клерк, начитавшись зарубежных журналов, насмотревшись в Интернете интересных сайтов или случайно попав на биеннале, придет восторженный к своему шефу и скажет: у меня есть замечательная идея, давайте сделаем вот так. Ему ответят: молодец, расскажи нашему собранию о том, что Бангкок – город контрастов, спасибо, свободен, иди, работай дальше. И на этом все закончится, и дальше никто ничего делать не будет. Это и есть менталитет.
– Если обращаться к опыту более развитых стран бывшего соцлагеря, то – как там взаимодействуют государство, меценаты и культурные институты?
– Можно обратиться к опыту Российской Федерации. Одно из направлений ее госполитики в области культуры – поддержка современного искусства. Государство выделяет на это деньги. Три года назад открылась самое молодое в мире Московское биеннале. Различные художники типа того же Бренера или Кулика (человек-собака) имеют возможность вернуться из Европы, где их арестовывали за то, что они обнажались или ползали на четвереньках в ошейнике и кусали полицейских. Теперь они смело могут делать это в Москве. Возможно, они поостыли и перестали измазывать себя гамбургерами перед “Макдоналдсом” или пробегать голыми в День святого Валентина по Тверской. Все это перешло под крышу окультуренных проектов типа “Большого проекта” или Московской биеннале. Эта тенденция постепенно доходит и до бывших республик СССР. И если взять Европу, то там в каждом городке есть свое маленькое биеннале.
Или, например, Большой театр в Москве. Сравнительно недавно он обратился к группе финансовых консультантов. Они проанализировали ситуацию с точки зрения HR и предложили свою модель, благодаря которой театр теперь может называть себя рентабельным проектом. Конечно, городские власти и крупные госорганизации как в Москве, так и за рубежом выделяют средства на поддержание такого рода культурных проектов. Большой театр получает порядка 60–70% необходимых средств от муниципалитета. И даже учитывая это, группа финансистов-консультантов, проанализировав ситуацию с продажей билетов, пришла к выводу, что значительная их часть продается спекулянтами и театр от этого проигрывает. После совета консультантов билеты стали продаваться за более короткий промежуток времени, и театр перестал принимать билеты перед началом спектакля. Теперь театр свыше 30% зарабатывает на билетах. Считается, что это хорошо. Попечительский совет театра состоит из меценатов, мотивация которых не извлечение прибыли, они не являются акционерами. Они лишь наблюдают, как расходуются их средства, и участвуют в различных мероприятиях театра. Таким образом они реализуют свой гражданский долг, амбиции человека, способного поддерживать культурную жизнь и имидж страны за рубежом. Мотивирует их и то, что меценатство – это не только способ решить определенные маркетинговые задачи, как, например, размещение баннеров на премьере, на самом видном месте, или как product placement в кино и театральных проектах, а возможность быть вхожим в культурную среду, богему. Для них это сильная мотивация и означает быть в тренде, быть желаемым и известным.
– Почему наши бизнесмены не идут по этому же пути?
– В Казахстане большинство бизнесменов строит имидж за счет внешних атрибутов успешной жизни (внедорожники, шикарные особняки и т.д.). На Западе же богатые люди могут скромно одеваться, миллионера можно увидеть на блошином рынке в футболке и джинсах, выбирающего антиквариат. Его греет мысль о том, что он вкладывает деньги в искусство, в культуру. Модным трендом за рубежом (это дошло уже и до Москвы) стали фонды – инвестиционные консультационные компании, работающие в области искусства. Современный бизнес заключается уже не только в том, чтобы инвестировать в сотни квадратов недвижимости и сдавать ее в аренду или продавать, когда она подрастет в цене. А в том, как бизнесмену выйти из своей материальной скорлупы, выглянуть из люка своего “линкольна”, оглянуться по сторонам и увидеть, что возможность вкладывать есть и тут. Его имидж формируется не только благодаря тому, на чем он ездит и где он живет, а из определенного символического капитала, из того, как он вкладывает в свою репутацию и управляет ею. И грамотный бизнесмен обязательно воспользуется возможностью получить дополнительные имиджевые дивиденды. Заработать репутацию жесткого начальника немудрено. Достаточно выступить несколько раз по телевидению или дать нагоняй своим подчиненным. Но показать себя человеком неординарно мыслящим и, несмотря на свой возраст, современным, к сожалению, способен не каждый. Например, это смог сделать Алишер Усманов, выкупивший у Галины Вишневской, жены Ростроповича, после его смерти коллекцию живописи и подаривший ее России. Теперь его имя мелькает в прессе. Я уверен, что и в Казахстане есть такие же люди, но они не знают, кому помогать. Не знают, куда идти: то ли на алматинский Арбат, чтобы помочь художнику, нарисовавшему что-то, отличающееся от лошадей и степных пейзажей… То ли еще куда…
– Разве коммерческому творчеству необходима помощь?
– Согласен. Арбатная живопись возникла не исключительно из желания потакать вкусам прохожих и гостям столицы. Я уверен, среди них есть художники, разочаровавшиеся в своих надеждах и амбициях. Скорее всего, большая часть людей сидит там от безысходности. Вряд ли они стремились к этому, делая свои первые мазки на холсте в художественной школе. Наша задача – заинтересовать как творческих людей, так и людей, способных выражать свою гражданскую позицию в денежном эквиваленте, объединить их в информационном поле и позволить общаться друг с другом, помочь воплощать интересные, нестандартные проекты. Важно, чтобы тот, кто еще верит, не оказался на Арбате, не пошел исполнять попсу в угоду HR-менеджеру на корпоративке, а имел серьезные амбиции и мог сказать: завтра вы увидите меня на МТV или на Mezzo.