Истерические параллелизмы. “А вы, друзья, как ни садитесь, в оригиналы не годитесь”

О покусанном полицейском, девичьих разборках и запретной мусульманской бороде

В Семее пьяный мужик укусил сотрудника патрульного батальона полиции УВД за то, что тот доставил его в вытрезвитель.

Ничего необычного. Народ пошел кусачий, а Глеб Жеглов дважды просить не будет. Потому подобные чрезвычайные происшествия случались в июле прошлого года в Актобе и несколько лет назад в Петропавловске. Однако нужно признать – дело это непростое – взять да цапнуть. В книге немецкого естествоиспытателя Иоганна Христиана Шребера “Млекопитающие”, долгое время служившей зоологам капитальным источником знаний, отмечено, что даже слон весьма болезненно ощущает укус мухи. Что уж говорить о живом полицейском. Пожалеть да руками развести, мол, работа такая – с живыми людьми. А по большому счету, ну, укусил человек не в то место по пьяной лавочке и в лексическом стопоре. Забыть бы и смолчать, ан нет! Журналист всегда унюхает свежую кровь. Хоть килька, но все одно – рыба.

Вот раньше были времена!

В 1739 году Британия приготовила для Испании намордник. Пока в Вестминстере искали достойный повод, чтобы употребить его, явился безродный моряк Роберт Дженкинс и продемонстрировал государственным радетелям ухо, якобы изуродованное испанским покусителем Хулио (то ли оттяпанное стилетом, то ли откусанное в хмельном словоблудии). Этого хватило за глаза! Зачесались руки!.. Ерепенистый Георг II подытожил: заставим плакать мадридских дам! И позвал всех на войну.

Правительство выказало Испании презрение, а чтобы добрые люди не подняли короля на смех, нашло подходящий сasus belli – скверное отношение испанцев к гражданам Оловянных островов в Новом Свете и спорность границ на полуострове Флорида. Георг ликовал: ах, как кстати эта окровавленная мочка капитана Дженкинса возбудила чувство национального достоинства! В итоге, вооруженный мир воздал покалеченному мореходу должное – через год “ларингологическая потасовка” переросла в европейскую бойню за Австрийское наследство.

Английская карикатура “Рабство” (1738 г.), высмеивающая испанскую колониальную систему: испанский лев принуждает рабов пахать землю; в верхнем левом углу офицер Хулио Фандиньо посягает на ухо капитана Роберта Дженкинса.

***

На днях 40 актюбинских дев, воспитанниц местных колледжей, не поделив парня, устроили перебранку.

Сразу видно, не в тех учебных заведениях учатся. Не “смолянки”. Уж тем-то таскать друг дружку за космы, царапать фасон ногтями и лягаться не пристало по уставу. Не то, знаете ли, воспитание. Впрочем, нашим амазонкам понравились бы их казарменные условия обучения. Еще бы: в институтах благородных девиц предпочтение отдавали не математике и физике, а всего лишь изящным реверансам и хорошим манерам. Сделал книксен – получи леденец. Вот только где этим “мовешкам” (“mauvaise” – дурная) выпустить лишний пар?

Понятно, что в институтские “дурнушки” записывали тех, кто не отличался благонравием и дулся на прилежных послушниц – “парфеток” (“parfaite” – совершенная). Схлопотать выговор они могли за слишком громкий разговор на переменке, не по уставу завязанный бантик или выбившийся локон из строгой прически. Так что актюбинские валькирии со своим разнузданным моветоном вылетели бы в трубу Смольного в два прихлопа. Или попали под раздачу: например, с них сняли бы передник, прикололи рваные колготки к платью или заставили торчать в полный рост посреди столовой во время обеда. Что именно прицепили бы после недавней коллективной рукопашной, – не понятно.

Не повезло бы казахстанским мегерам и по мужеской части. Находясь в застенках Смольного, им пришлось бы делить исключительно женатых мужчин-педагогов или старых холостяков с невзрачной внешностью и физическими недостатками. Иных к затворницам не подпускали.

А. Белоусов, “Луг перед Смольным”. Девушки на коллективной прогулке.

***

В Южно-Казахстанской области группа мусульман пожаловалась на акима-стилиста Сузакского района, принуждающего мужиков под угрозой увольнения сбривать бороды.

Что это – “проявление мракобесия и невежества”? Что это за погонофобия такая (pogonophobia – боязнь бород)?

Да и не новость вовсе. Еще Петр Великий в азарте рубил и стриг купечеству бороды, а матушка Екатерина II предложила своему любимцу Кулибину, изготовившему для нее часы, микроскоп и “самобеглую коляску”, на выбор: борода или дворянство? Кулибин остался при своей “шерсти”: “Купеческая честь дороже! Для себя растил, с молодости. Не расстанусь с комсомолом!” И царица отстала. Только в эпоху советских фигаро в госучреждениях бородачи были в диковинку. Мхом поросли единицы – обычно из интеллигенции или только что из лесу вышли. Никто в цирюльню не гнал, с бритвой к горлу не приставал. Словами не облагораживал.

Писатель Бажов даже находил в своей распущенной растительности сказочное упоение, хлебные крошки и возможность отказаться от галстука: “Не буду носить. Его все равно не видно”. Сказал, как отрезал. Такой человек на полпути не остановится. Он не Виктор Гюго какой-то. Тот обстриг себе пол бороды, ножницы в окно выкинул и заперся недели на две дома: “Работать хочется! Пора встать к шлифовальному станку, а не болтаться целый день в театре”.

Как известно, при Петре ввели посословно налог на бороду: от холопской в 30 рублей до первостатейной купеческой – в 100! Крестьяне жили на дармовщинку, но при въезде в город платили 1 копейку. Признаться, эстетическим гигиенизмом увлекались не только в России. В Англии с бородачей брали до 5 шиллингов в год, во Франции их не пускали в суды, в Штатах в 1830 году приняли закон: небритый должен сидеть в тюрьме! Короче, разлохматился… и сразу романтика!

Не понял бы своих потомков Людовик XIII, набожный и меланхоличный монарх, чинивший ружейные замки, ковавший ружья и разводивший на придворцовых шести сотках зеленый горошек. Этот кроткий брадобрей Луи придумал бородки, ставшие модными во Франции!

Вот были времена! Никто в твою бородавку палец не сунет. Не плохо жилось и при царице Хатшепсут. Не имея возможности выдать себя за “дочь бога Амона” – такого культового понятия просто не существовало – она признала себя мужчиной. Трансвиститку изображали с бородой и в мужском одеянии. Египетские феллахи облегченно вздохнули: вот жизнь – двадцать лет “под юбкой” и без войны.

Петр I: стрижем, бреем.

***

© ZONAkz, 2011г. Перепечатка запрещена