В начале этой недели были объявлены приговоры на суде над группой лиц, обвиненных в причастности к событиям в декабре 2011 года. Лидер незарегистрированной партии “Алга” Владимир Козлов приговорен к семи с половиной годам. Двое других получили условные сроки. Судебный процесс по делу Владимира Козлова, Серика Сапаргали и Акжаната Аминова стал завершающим этапом в расследовании трагических событий в Жанаозене.
Но умиротворения в обществе определенно не наступило. Мы тут уж не говорим лишний раз о неудовлетворенности США, Евросоюза и известных международных правозащитных организаций приговором суда в отношении В.Козлова или об обеспокоенности независимых общественно-политических деятелей и средств массовой информации тем, что такое судебное решение может негативно отразиться на развитии ситуации в стране. Речь всего лишь о том, что властями меры в отношении тех, кто был сочтен виновным, вроде как приняты, а серьезнейшие корневые причины, в числе прочих обусловившие возникновение тех самых событий в Жанаозене, сохранили в целом силу. И они вовсе не политические, а социальные. Следовательно, с наскоку их не решишь.
И вот что примечательно. Складывается впечатление, что за рубежом, в частности на Западе, к оценке потенциала таких социальных проблем в Казахстане, могущих при отсутствии их должного урегулирования доставить неприятности делающим здесь бизнес иностранным инвесторам, подходят куда более серьезно, чем в отечественных коридорах власти. Вот, к примеру, некоторое время назад издание “Independent Online” опубликовало со ссылкой на информационное агентство “Reuters” репортаж под названием “Kazakhstan mining giants seek to placate simmering labour dissent” – “Казахстанские горнорудные гиганты пытаются успокоить кипящее рабочее недовольство”.
В нем утверждается следующее: “В свои 65 лет Павел Шумкин говорит, что он прожил на десять лет больше, чем средний шахтер в Казахстане. Он вспоминает время, когда он пил пиво со своими начальниками после поднятия на поверхность с лицом, почерневшим от забоя”.
“Теперь эти боссы имеют миллиарды, а у меня пенсия в 150 долларов в месяц, – сказал он. – Они дышат другим воздухом”.
“Шумкин, независимый активист в городе Караганде, защищает интересы тех, кто зарабатывает скромные деньги на жизнь, добывая ресурсы, которые превратили 185-миллиардную экономику Казахстана в крупнейшую экономику в Центральной Азии, — говорится еще в репортаже.
“Хорошо, что этот нарыв лопнул, — сказал Шумкин. – Если ничего не меняется, как они могут ответить на вопрос: почему бы еще одному Жанаозену не появиться?”.
Причины, приведшие к возникновению тех событий в этом городе, в целом явно сохраняют силу. В этом смысле по сравнению с прошлым годом практически ничего не изменилось. Простой труженик, который трудится в поте лица, но при этом едва сводит концы с концами, чувствует себя обманутым при виде тех боссов, которые теперь “имеют миллиарды и дышат другим воздухом”. У расслоения четко очерченные пределы.
Особенно остро ощущают это, в силу исторической памяти, представители коренного населения. Когда казах хочет указать на неправедность чьих-либо богатств, он говорит: “Атадан қалған байлық жоқ”, что означает примерно следующее: не было солидного состояния, оставленного отцом или дедом, чтобы сделаться настолько богатым. Сейчас это выражение используется очень часто. Оно и понятно. Мы все совсем недавно вышли из такого общества, где десятилетиями властвовала идеология борьбы с классовым неравенством. Там все принадлежало государству и обществу. Тут же у нас сейчас вся эта общая прежде собственность имеет уже конкретных частных хозяев. Они теперь составляет имущий класс. Им и адресуется вышеприведенный осуждающий возглас неимущего простонародья.
Богатые и бедные были и при социализме. Но разница между ними тогда не очень-то бросалась в глаза. Ибо в те времена бахвалиться богатством было не только неприлично, но и просто опасно. Правоохранительные органы запросто могли заинтересоваться предметно его происхождением и найти повод привлечь к ответственности. Государство более всего дорожило социальной солидарностью в обществе, а тех, кто открыто шел ей поперек, так или иначе наказывало. Теперь все это осталось в прошлом. Социальной солидарности нет ни на словах, ни на деле. Даже пенсионная система уже накопительная, а не солидарная. То есть сейчас каждый за себя. Никто никому ничем не обязан. У нас теперь, как и в любом другом обществе, где имеет место социальное неравенство, общегосударственные интересы отождествляются интересами имущего класса. Причем, если в других странах, обжегшихся на многочисленных революциях, во имя сохранения общественного мира стараются не выпячивать такую реальность (во Франции, к примеру, при президенте-социалисте Франсуа Олланде вводится 75-процентный налог на доходы; то есть заработаешь 1 миллион – отдай государству 750 тысяч на помощь менее имущим согражданам), у нас, как это было принято еще в феодальные времена, с вызывающей открытостью пропагандируется избранность богатых и культивируется презрение к бедным. Но не остаются в долгу и те, кто не нажил за последнее время больших богатств. В среде простонародного большинства сформировалось стойкое отношение к состояниям имущего слоя как неправедно нажитому богатству. В распространение и закрепление такого мнения вносят свой вклад неосмотрительным поведением и сами богачи.
Как бы то ни было, одним из последствий событий в Жанаозене стало окончательное закрепление в простонародном общественном сознании непримиримо-критического отношения к классу отечественных нуворишей. С таким общественным образом для них, ясное дело, было бы недальновидно строить планы на долгосрочную перспективу. Им или самим надо меняться, или нужно постараться изменить свой образ в общественном мнении в лучшую сторону. Причем безотлагательно. Пока же время работает против них…
***
© ZONAkz, 2012г. Перепечатка запрещена