Редакция с согласия автора публикует отдельные фрагметы книги Петра Своика «Фрагменты истории власти и оппозиции в Казахстане, нанизанные на собственную жизнь». Книга издана осенью 2017 года.
Из предисловия редактора издания Данияра Ашимбаева:
«…Петр Своик излагает свое видение собственной жизни и связанной с ней новейшей политической истории страны и, сколько угодно не соглашаясь с полученной картиной, ему нельзя отказать в праве это делать. Директор ТЭЦ, депутат Верховного Совета, член правительства – председатель Госкомитета по антимонопольной политике, политик-оппозиционер, член руководства с десяток различных партий и объединений, публицист и – наконец – мемуарист. Тут можно было бы написать, что «автор, мол, подводит черту под своей долгой политической жизнью», но складывается впечатление, что г-н Своик не собирается ни прощаться, ни уходить.
…
… В конце концов, можно спорить, каким Петр Владимирович был энергетиком, депутатом, министром, политиком, но в таланте публициста, исследователя, аналитика ему не откажешь. Как не откажешь и в праве высказывать со своей колокольни свое мнение, весьма занимательное, хотя и порой обидное.
Но книга получилась, на мой взгляд, очень интересная, содержательная, раскрывающая и личность Петра Своика, и некоторые события новейшей истории, и сам процесс развития демократии по-казахстански».
***
По ходу развала 1992–1993 годов Верховный Совет и правительство целых три раза затевали написание антикризисных программ. Меня включали во все группы. Наиболее организованной была последняя попытка: нас вообще изолировали – завезли, с уговором, что на две недели, в правительственную резиденцию по Ленина, там, где «до Медео 5000 метров». И как последний привет с воли организовали по приезду ужин, неосторожно поставив и коньяк. С утра к созданию антикризисной программы кое-кто не приступил, оказалось, на все последующие дни. В частности, Ержан Утембаев, назначенный впоследствии заказчиком убийства Алтынбека Сарсенбаева. Он и еще с один парень, впоследствии побывавшим министром экономики. Мы поначалу удивлялись, потом негодовали, пытались взывать к их совести – бесполезно. Думаю, это была такая попытка уйти от работы, непонятной и непосильной.
Гриша Марченко и Костя Колпаков вообще с нами не поехали, только навещали, так сказать.
Вообще же качество нами сотворенного оценивать не берусь – кто в лес, кто по дрова. Лично могу засвидетельствовать: что делать, тогда никто не представлял. У меня, например, самым ярким впечатлением осталось отсутствие даже начальной базы: каков внешний платежный баланс Казахстана, каковы основные внутренние экономические и товарные потоки – таких сведений министерства нам предоставить не могли.
Впрочем, Ержан потом числился одним из авторов программы «Казахстан-2030» и котировался в правительстве как аналитик. Хотя та программа скорее напоминает перевод с английского. А почему – об этом, забегая вперед, я спустя годы узнал от Галымжана Жакиянова – любопытно и на многое открывает глаза.
Так вот, их, группу молодых администраторов, повезли в США, в Гарвард, два месяца читали им лекции, потом как раз приступили к составлению программы развития Казахстана до 2030 года. Главным там был Майкл Портер, в нулевые часто в Казахстане гостивший – помните знаменитую кластерную программу? А организовывал и оплачивал все тот самый Джеймс Гиффен, который «Казахгейт». Вот паззл и сходится. Выходит, кое-кто, в отличие от нас, хорошо знал, во что должна превратиться экономика Казахстана. Заодно с властью.
Среди нас был депутат Ерсен Айжулов, потомственный железнодорожник. Он, со слов отца, рассказывал, как в войну нарком Лазарь Каганович проводил союзные оперативки. Это четыре часа утра, большой барак, куда собиралось все станционное начальство, вплоть до мелкого, чуть ли не стрелочники. Воздух густо синий от махорки и весь вибрирует от выведенных на полную громкость динамиков с трехэтажными матами: Ты у меня под расстрел пойдешь!.. Я тебя в лагерную пыль сотру!.. И так по очереди по всем дорогам СССР. А умаявшийся за день народ, плотно сидя по лавкам, под этот оглушающий ор… мертвецки спит.
А еще я побывал членом Президентского совета, точнее Консультативного совета при президенте – от этого у меня осталось еще одно удостоверение за подписью Назарбаева. В совет своим указом он включил человек десять – всех уже не упомню, назову двоих: Макаш Татимов – демограф и Ибрагим Жангуразов – директор совхоза «Вишневский» (это между Карагандой и Целиноградом – действительно хорошее хозяйство, со своим яхт-клубом даже).
Собирал нас президент только один раз: указал на большое значение и перспективы нового органа, объяснил, почему и кого туда включил. Какие-то дела мы с ним обсудили, а потом он со значением так и говорит: «Еще по одному вопросу хочу с вами посоветоваться…». И рассказал про идею переноса столицы в Акмолу. Ну, мы, конечно, удивились и… поддержали.
Так что я был в числе первых посвященных, и тоже причастен, если что…
Из депутатов в министры меня перевел Тулеген Жукеев – перед этим он был помощником у председателя Верховного Совета, а затем вице-президента Ерика Асанбаева, сидел в нашем здании, часто с нами (демократами) контактировал, а на тот момент перешел уже к президенту – возглавлял аналитическую группу. И задним числом глядя на ситуацию, понимаю, что-то мое повышение было не столько данью моим способностям, сколько, так сказать, шустрости. Перед этим из нашего же комитета забрали сначала Марата – в налоговую инспекцию замом председателя, а затем Сагата – главой администрации Атырауской области. Потом предложили Бахтияру Кадырбекову (заместителю председателя Комитета по науке и образованию) занять должность главы администрации города Туркестан. Я из них был последним. И, с учетом скоро начавшегося «самороспуска», правильно сделали: предотвратить его мы бы не предотвратили, но провести так гладко, как это получилось у Нуркадилова, наверное, помешали бы.
Впрочем, через несколько месяцев Верховный Совет прекратил мои депутатские полномочия – вместе с Асанбаевым, Терещенко, Карибжановым, Саламатиным и Туякбаем. И тут – пару слов про отношения Абдильдина и Назарбаева. Внешне они всегда держались ровно, но даже мне, мало что тогда соображающему в казахских раскладах, было видно – соперники. Впрочем, при всей глубине их противостояния была между ними и столь же глубинная связь, не дававшая личному и клановому соперничеству выйти за некие консенсусные рамки.
Рамками этими, как я понимаю, сначала было общее происхождение из советской партийно-хозяйственной номенклатуры, а потом – создание и поддержание национальной государственности. В результате принизывающее всю политическую судьбу обоих соперничество одновременно было и эдаким союзничеством, в рамках которого Саке, будучи безусловным оппозиционером, оставался при этом и частью легальной политической номенклатуры (коечто из этого будет дальше). Он – единственная в данном политическом цикле историческая фигура такого рода.
Собственно, Антимонопольный комитет был и до меня – при Дриллере (Христиана Давыдовича тоже заблаговременно забрали из Верховного Совета), но он назывался Госкомитет по антимонопольной политике и поддержке новых экономических структур, через полгода был переименован в Госкомитет по поддержке новых экономических структур и ограничению монополистической деятельности, а перед моим назначением стал Госкомитетом по антимонопольной политике; и первые годы не входил в правительство. Одновременно с моим назначением Комитет был и переименован, и введен в состав правительства, поэтому смело можно считать нас первопроходцами.
Параллельно президент издал еще один указ – о создании Высшего экономического совета, туда вошли первый вице-премьер Даулет Сембаев, министры экономики, финансов и как раз председатель ГАК. Впрочем, заседали мы не часто и совет тихо скончался. И то – начиналась ведь Большая Приватизация.
Когда президент меня принимал для назначения, он в конце спросил, чего я сам прошу. Я изложил две просьбы: самому подобрать замов и заполучить у Уркумбаева (Марс Фазылович, глава областной администрации в Чимкенте) Бахтияра Кадырбекова. Повторил тоже и премьеру Терещенко, в результате Бахтияр стал первым замом, но и дриллеровских замов – Максута Раханова и Николая Радостовца я оставил.
Попозже возникла идея дополнить антимонопольную политику модной тогда темой – защитой прав потребителей. Специально даже приглашал из Москвы Александра Аузана – учить нас новому делу. И вот я взял да назначил сразу замом по этому направлению не чиновника, а… журналиста, Татьяну Квятковскую, к тому же свежеуволенную из «Казахстанской правды». Она перед этим делала наездные статьи, в том числе на самого Терещенко (что-то там с купленным на странные деньги премьерским самолетом).
А замов полагалось утверждать распоряжением премьера, и Сергей Александрович из-за Квятковской мне весь список не подписал. Я ему сказал: «У Вас есть право утверждать. У меня – назначать, пусть работают неутвержденными». Примерно полгода так и было, потом подписал.
Через год с лишним название комитета опять помялось: нам отдали Комитет цен Министерства экономики (бывший Госкомцен КазССР) и мы стали Госкомитетом по ценовой и антимонопольной политике. Потом подсчитали, что за период существования ведомство реорганизовывалось, переименовывалось, разделялось, сливалось и т.д. полтора десятка раз. Я руководил им три с лишним года и на меня выпало всего две смены вывесок. Мой преемник за тот же период шесть раз печатал новую визитку. А все не без того, что, обжегшись на Своике, бывший антимонопольный комитет делили и спускали вниз по компетенции и иерархии.
Как раз с ценами-тарифами тогда особых проблем не было – в отношении естественных монополий работали советская еще инерция и инструментарий тоже, остальное – в рынок. Зато камнем преткновения сразу стала «холдингизация». Правительство табунами переименовывало прежние ведомства в холдинги: был Минлегпром или Минавтодор – стали одноименные холдинги. А мне полагалось все на этот счет проекты указов и постановлений визировать; я как мог сопротивлялся, но чаще бесполезно. Создан был, например, КРАМДС с шустрым Тё Виктором Трофимовичем во главе – туда вообще отдали разноотраслевые и очень богатые куски – и так под тот указ даже и визы не попросили.
Тогда в машинах министров только появились телефоны, и однажды мне позвонил президент. Вначале спросил про «АлматыХлебоПродукт», речь шла о его демонополизации, но вряд ли это было так важно. А потом вдруг и говорит: «Ты писал о Соцпартии, что денег нет и приходится закрывать, но не торопись. Давай подумаем, может быть, я к вам приду…». Продолжения, впрочем, не было, поиск будущего «Нур Отана» пошел по другому пути. Кажется, это было незадолго до создания СНЕК – Партии народного единства Казахстана.
Терещенко как-то проводил заседание Кабмина, мой отчет о работе Антимонопольного комитета, я с трибуны докладываю и не столько отчитываюсь, сколько наезжаю на ту самую холдингизацию. Премьер терпел-терпел, а потом и говорит: «Петр Владимирович, если мы все тут такие неправильные, один Вы правильный, не лучше ли Вам перейти в оппозицию и оттуда с нами бороться?». И я ему с трибуны, серьезно так: «Сергей Александрович, я сам над этим вопросом думал, и так решил: сам не уйду. Пока не выгоните, буду пытаться отстаивать антимонопольные принципы». Тогда сошло и еще долго с рук сходило. Но не бесконечно, конечно.
Еще в депутатах я ездил с делегацией Верховного Совета в Америку, жили в семьях, в пригороде Чикаго – эдакий средний класс, коттеджи, пара этажей с обустроенными подвалами, отопление по ходу ночи автоматически снижается – для экономии. Каждое утро везли вдоль Великих озер в город с его небоскребами, то на биржу, то в больницу для бедных, в муниципалитет, в суд, – много всего познавательного.
А прощальный прием устроил Фил Флеминг, глава ассоциации юристов, нас принимающей. Там меня познакомил с младшей дочкой, она заканчивала колледж и хотела бы поездить по миру, потренироваться в языках. Я, конечно, заявил, чтобы ехала к нам – лучше места для начала не найти.
Ну, сказал и сказал, а спустя полгода, я уже в правительстве, получаю письмо от Фила: с удовольствием принимаем Ваше великолепное приглашение, пусть моя дочь поживет у вас полгода, а потом мы готовы принять вашу.
И вот приезжает Кэтрин, а мы живем на госдаче, это где «До Медео 5000 м», и она с нами. По-русски – ни слова, но вот (что значит – американский ребенок) на моих «Жигулях» она по незнакомому городу сразу начинает разруливать только так. Обучение языку, что называется, сначала на кухне – Наталья старается, а потом уроки у преподавателя. И вот где-то месяца через два Катя, коверкая слова, все-таки начинает изъясняться.
В ответ в Вашингтон едет Лена, тоже пытается учить. Месяц проходит, второй, она пишет – ничего не получается. Однако через полгода приезжает уже с английским. И сейчас он у нее профессиональный.
Кстати о дочерях: участие в их профориентации и трудоустройстве я принимал самое минимальное. Маша с самого начала решила, что будет химиком, после восьмого класса сама выбрала химико-технологический техникум, и мы решили отправить её в Кинешму к родителям Натальи. Потом (мы уже вернулись в Алма-Ату) подала на химфак КазГУ. Как отличница сдавала только один экзамен, тоже на «отлично», я при этом лишь присутствовал. Получила красный диплом, осталась на кафедре, по ходу защитила кандидатскую диссертацию (мы с Натальей присутствовали – очень научно, я понимал только связующие слова), все хорошо, но… Совершеннейшие копейки и полное отсутствие перспективы. Поэтому обратился к Виктору Григорьевичу Язикову – тогдашнему руководителю «Казатомпрома». Машу взяли простым инженером в Институт высоких технологий при КАП, сейчас она там же заместителем директора по науке.
Лена же закончила строительный техникум, потом пошла в АлИИТ, на факультет автоматики. Через пару лет стало ясно: не ее, и тут (по требованию Натальи) все мое содействие – договорился о переводе в Нархоз. Окончив его, уехала в США, а после возвращения устроилась (при содействии нашей хорошей знакомой и моем) в «Прайс Уотерхауз», на начальную позицию. Остальное, включая международную аттестацию АCCА, – она сама.
***
© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.