1
Вот сейчас напишу критику на Турсунова.
Ага! Только сначала курну маленько. Ибо товарищ ЗОЖ в друзья нам негож. Он на терренкур, а я на перекур. Такая вот чересполосица — никто никому в кильватер не просится.
Однако фабричного зелья давно не пользую, ибо гадость. Но главным образом в рассуждении адовой дороговизны. Шутка в деле — 7 евриков за пачку отравы, пожалте бриться! Я за такие бабурики полрюкзака жрачки нахреначу: два кирпича молока без пальмоелея, ноздреватого хлеба с отрубями, ирландского масла сливочной желтизны, десяток польских яйек первой свежести, стопку парно́й ветчины, да ещё и связку бананов с трупными пятнами дозрелости. На сдачу прикуплю пару ягод хурмы. Её здесь кличут дивным именем – кáки.
Так это пища! А в картонную коробочку, разрисованную морговскими кошмариками, затолкали алкалоидов по самые гланды и норовят мне эту пакость обнаглело впарить. Дудки! Нема дурних. Я цигарки сам кручу-верчу, когда подымить хочу.
В Берлине самопальщиков пруд пруди, здесь это самый фасон! Пачка табаку около 4 евриков, а хватает её на три дня. Каково?
Да вот беда, скверно у меня это выходит. После десяти починов выклеивается жуткая загогулина, которую в рот сунуть стыдно. Остальное в отвал уходит. Кто меня только не учил этому ремеслу! Облом. Будто я эти цигарки пальцами ног мастерю. Своими глазами видел: педалит юный ганс на велике, плечом мобилу к уху прижавши, и на ходу десницей цигарку проворит, а шуйцей руль придерживает. Бывают же люди! А у меня руки, как дохлый осьминог на блюде.
Потому обзавёлся машинкой величиной с безымянный палец. Немудрящая! В мягкий желобок щепоть табачку натруси́л, крышечку закрыл, покрутил, в щель листочек вставил, языком краешек лизнул, крутанул – бац! Выскакивает изделие, карликовая сигаретка. И фильтр можно присобачить.
Но и тут засада. Раз на раз не приходится. Когда выйдет ладная папироска, а когда и чахотошная, пыльца из неё сыплется; а в третий раз — твёрдая, как твёрдый карандаш, хрен расчмокаешь. Но самый зарез, это когда с виду вроде и сойдёт, а начнёшь затягиваться — шиш. Дырявая. Курильщику важно, чтобы дым швейными иголочками альвеолы поцарапал, чтобы лёгкий спазм в грудях случился. В этом и кайф! А тут – пресный воздух, пустой, как постные щи, хоть кáки в них полощи.
Лажа.
А теперь про кино Турсунова.
2
Сижу, курю, смотрю. Возникают вопросы.
Начало.
О, война! Это святое. Снято старательно. Вот упоение в бою, вот бездна, мрачная на краю, вот героизм, вот смерть. Взрыв, дым, вонь, огонь — как полагается. Не хуже, чем в любом кино про войну. Но, если честно, фильму Турсунова такая огнедышащая баталия просто не нужна. Это ведь фоновый эпизод, из которого прорастает сюжет! Но режиссёр увлекся. Можно понять. То есть папироска разгорелась ярко, как бенгальская свечка, но за ненадобностью погасла. Ладно, запалим другую.
Курю, смотрю, спрашиваю: а зачем этот сумрачный старик, смахивающий на кайзера Вильгельма, дарит что-то загадочное маленькому солдатику монгольского вида? Вы, говорит, победили. Будто контрибуцию вручает. Или нечто сакральное. Типа чаши святого Грааля или чертежей оружия возмездия. Интрига! Надо смотреть дальше. Цигарка дымит.
Пришёл солдат с фронта, а на родине, как в песне Исаковского, ни кола, ни двора.
То есть мазанка на месте, а жены нет. Ушла с другим. Плохо. Бывает хуже, но реже. Служивому резонно поясняют: ты не писал, она и решила, что тебя убили. Бывшую супругу это не красит, но и солдата пора спросить, а чего не писал-то? В плену был? В госпитале? В тылу врага? Молчит, не даёт ответа. И сценарист с режиссёром помалкивают. И цигарка моя начинает сифонить.
Тут выясняется, что именно задарил солдату из Казахстана апокалипсический германец, растаявший в пороховом дыму сражений: 16 миллиметровую киноустановку с набором бобин. Круто. Ну, допустим, это символ. Не по душе мне такие кунштюки, да ладно, стерплю. Только сигаретку возьму новую. Курю дальше. Смотрю, а наш бобыль проектор запустил и кино смотрит. В послевоенном ауле отдалённом было электричество? Сомневаюсь. И вообще, пора разобраться с матчастью, а то самокрутка моя чадит и дохнет, расщеперившись. Бычкую.
Предвижу, сейчас в зале начнётся свист, топот и крики: «Сапожник!». В мой адрес, разумеется. Скажут, что придираюсь, что зануда и ничего не понимаю в кинематографе. В кибенематографе, как любит сказать Игорь Вовнянко.
Так вот, проектор немецкого изготовления — не выдумка. Воин (теоретически) мог получить в подарок, к примеру, Agfa Movector Jso 16. Популярный в Третьем Райхе аппарат образца 1936 года. Корпус цельнолитый, металлический, отделанный чёрной эмалью. Это вес. Но должен быть ещё звукоусилитель, а с ним какие-нибудь колонки. Трансформатор нужен. Ну и фильмы, разумеется. И набор запасных ламп — оптических и звуковых – германского производства. То есть в заплечном мешке такую тяжесть (кг 50, не меньше) притащить за тридевять земель сложно.
Понимаю, что игровое кино. И могут быть всяческие допущения и условности. Разные там «как бы», «понарошку» и «вроде как». Но их в фильме «Хранитель», на мой взгляд, недопустимо много. И эти сквознячные прорехи делают повествование неубедительным, бескостным, бесхребетным. Бесскелетным. А поименованные выше технические прибамбасы вроде как автору и не нужны. Получается, что Хранитель оперирует чем-то вроде видеомагнитофона «Электроника ВМ-12», которого ещё и в помине нет.
Лажа.
3
Долго ли, коротко ли, минуло четверть века. Герою картины Турсунова за полтинник, уже его другой актёр представляет – смешной, трогательный, заросший до глаз параджановской бородой.
Грустный клоун. Кустарь-одиночка с мотором, как сказали бы во времена НЭПа. Колесит на велике с люлькой по окрестным весям и показывает трофейную киношку. Иногда сомнительную – «Гамлет» с Лоренсом Оливье вышел в свет в 1948 году, откуда у киномеханика-самозванца эта копия? Его встреча с германским дедом могла быть лишь на исходе победного сорок пятого, а в густопсовых условиях советской действительности найти её было крайне затруднительно. Кстати, действительность эта в фильме тоже никак не представлена. Ни тебе участкового, ни председателя сельсовета, вообще никого, кто бы спросил: агашка, а чего это вы тут частную лавочку устроили? Медяки собираете в год столетия товарища Ленина. Не годится! Сдаётся мне, что повествование от такого драматургического осложнения выиграло бы.
Всё, надоело прикапываться, поговорим «за кино». Но сначала закурим, а то, блин, табак дело.
Невнятица сюжетной линии предательски исчезнувшей жены, позже обернувшейся бабушкой мальчика, трогательно привязанного к старику, шибает в нос турецко-индийским мылом. Просмотры с забавными комментариями киномеханика прилетели из «Мимино». Но это яко бы милое косноязычие Хранителя с обращением «дамы и господа» недостоверно. Так в те годы не говорили и не могли говорить. Чтобы придать подобному стёбу убедительность, нужно превратить главного героя в круглого деревенского идиота, как, допустим, делал Куросава, а это и трудно, и небезопасно для картины.
Ну, да, есть в этой колоде козырная дама пик. Несравненная Нина Усатова.
Однако сцена «сватовства», прилетевшая из фильма Шукшина «Живёт такой парень», разваливается, как та кошара, которую вдребезги разрушил незадачливый «жених». Вымученный комизм не спас. И умильный эпизод, где монументальная Усатова возлежит в обнимку с тщедушным Мукажановым, и оба два поют вразнобой, тоже мертворождённый. Да и некстати комичный. Он забрёл из фильма «Печки-лавочки» Шукшина, из хмельного сна, в котором Федосеева качает на ручках крошечного старичка с длинной бородой и поёт колыбельную. А вообще, Нина Усатова хороша сама по себе. Вот сама себя и играет. И Мукажанов незаурядный актёр (Турсунов умеет открывать новые имена), но, действуя в условиях хроменького сценария, только это и демонстрирует. И массовка, составленная из сегодняшних сельчан, в ауле которых снимают кино, делает то же самое.
И кошара разваливается, и овцы разбегаются, и никто их не ловит, ибо нет у киноленты пастуха.
Кр-р-овавый финал слеплен кое-как. Тупые остолопы неуклюже прирезали киномеханика, полагая, что его трёп о «наследстве» сулит невиданное бабло. Понятно, что здесь тоже метафора: эти отморозки прилетели из конца 90 годов, когда убивали для развлечения, из любви к искусству. И походя растоптали и культуру. Но мальчик собрал останки и сделался Наследник. И этот пафос притянут за уши.
4
Что за притча?
А вот притча, и всё тут. Жанр, который, на мой взгляд, «кибенематографу» строго противопоказан. Бестелесная надуманность действующих лиц вступает в жёсткий клинч с туповато-плоской документальностью предлагаемых обстоятельств. Тут уж как исхитриться надобно, чтобы их «поженить»!
Вот сдаётся мне, что Турсунов напрасно связался с кинопроекционным хламом и его технологическими обременениями. Лучше бы этот германский старичелло оказался владельцем передвижного кукольного театрика. Его бы и задарил, наглядно показав, кто в труппе Каспер (вроде русского Петрушки), и зачем ему пёс Брехун. А Хранитель сам придумывал бы им диалоги в духе айтыса, что умеют делать только казахи и никто более. А менты и гб-шники грозили бы ему пальцем, потому что «антисоветчину» сеет. Они же и натравили бы душегубов на несчастного Хранителя. Между прочим, именно так извели в Москве крупнейшего писателя современности Юрия Домбровского, автора романа «Хранитель древностей». Действие которого происходит в Алма-Ате. Его зверски избили в подъезде, и он умер.
Но это, как принято говорить, совсем другое кино. И я надеюсь, что Турсунов когда-нибудь его сделает.
Да, вот ещё: фильм сильно проигрывает от дубляжа. Синхронный перевод, титры, но пусть останется казахский. Лучше будет.
5
Всё, портсигар мой опустел. В груди саднит, язык горит, как перчёный. Пора бросать.
А напоследок я скажу: нет, этот фильм нельзя назвать ни гениальным, ни провальным, ни даже средненьким. Он наособицу. «Хранитель» — усталое, утомлённое, измученное кино. Как и время, в котором он появился.
Бывает. Возможно, режиссёру тоже нужен перекур. Но тогда самое время раскупорить заветную бутылочку «Келiн» и воскликнуть: Ave, Creator!
Ермек, с дружеством и уважением – за тебя!
Владимир Рерих, Берлин, 2020.
***
Фото: Николай Постников/brod.kz
© ZONAkz, 2020г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.