Александр Башлачев… Это, пожалуй, самая трагическая фигура русского рока. Недаром именно Александр Башлачев открыл, если можно так выразиться, традицию ранних смертей в среде русскоязычных рок-музыкантов. После Башлачева настал черед Майкла Науменко, Виктора Цоя…. В мятущихся башлачевских текстах и рванных гитарных синкопах нет городской «романтики» и хипповских мотивов а-ля Гребенщиков, нет той нарочитой русскости, как в «Калиновом мосте», нет той «попсовости», которую внесли в русский рок его почти что земляки — «Наутилус Помпилиус» и «Агата Кристи». Но он, несомненно, на всех оказал определенное влияние, невидимое глазу, неслышимое ухом. Он оставил им всем и всем нам настроение… Он стал в ряд тех немногих предтеч, сумевших предугадать и своеобразно закодировать в своих текстах то, что потом случилось с Россией, с народом, с эпохой «мальчиков-колокольчиков».
18 февраля исполнилось 12 лет со дня трагической смерти Александра Башлачева — поэта, музыканта, исполнителя. Он ушел, когда ему было всего 27. Ушел, не прощаясь, оставив после себя около 60 песен, каждая из которых есть попытка проникнуть в таинство русского слова.
Памяти поэта посвящается эта публикация.
Ниже две песни А.Б.
Вечный пост
Засучи мне, Господи, рукава!
Подари мне посох на верный путь!
Я пойду смотреть, как твоя вдова
В кулаке скрутила сухую грудь.
В кулаке скрутила сухую грудь.
Уронила кружево до зари.
Подари мне посох на верный путь!
Отнесу ей постные сухари.
Отнесу ей черные сухари.
Раскрошу да брошу до самых звезд.
Гори-гори ясно! Гори
По Руси, по матушке — Вечный тост.
Хлебом с болью встретят златые дни.
Завернут в три шкуры да все ребром.
Не собрать гостей на твои огни.
Храни нас, Господи!
Храни, покуда не грянет Гром!
Завяжи мой глас песней на ветру!
Положи ей властью на имена!
Я пойду смотреть, как твою сестру
Кроют сваты втемную, в три бревна.
Как венчают в сраме, приняв пинком.
Синяком суди да ряди в ремни.
Но сегодня вечером я тайком
Отнесу ей сердце, летящее с яблони.
Пусть возьмет на зуб, да не в квас, а в кровь,
Коротки причастия на Руси.
Не суди ты нас! На Руси любовь
Испокон сродни всякой ереси.
Испокон сродни черной ереси.
На клинках клялись. Пели до петли.
Да с кем ни куролесь, где ни колеси,
А живи как есть — в три погибели.
Как в глухом лесу плачет черный дрозд.
Как присело солнце с пустым ведром.
Русую косу правит Вечный пост.
Храни нас, Господь, покуда не грянет Гром!
Как искали искры в сыром бору.
Как писали вилами на Роду.
Пусть пребудет всякому по нутру.
Да воздается каждому по стыду.
Но не слепишь крест, если клином клин,
Если месть — как место на звон мечом,
Если все вершины на свой аршин,
Если в том, что есть, видишь, что почем.
Но серпы в ребре, да серебро в ведре
Я узрел не зря. Я — боль яблока.
Господи, смотри! — Видишь? На заре
Дочь твоя ведет к роднику быка.
Молнию замолви, благослови!
Кто бы нас ни пас, Худом ли, Добром,
Вечный пост, умойся в моей любви!
Небо — с общину.
Все небо — с общину.
Мы празднуем — первый Гром!
Посошок
Эх, налей посошок да зашей мой мешок-
На строку — по стежку, а на слова — по два шва.
И пусть сырая метель мелко вьет канитель
И пеньковую пряжу плетет в кружева.
Отпевайте немых! А я уж сам отпою.
А ты меня не щади — срежь ударом копья.
Но гляди — на груди повело полынью,
Расцарапав края, бьется в ране ладья.
И запел алый ключ. Закипел, забурлил…
Завертело ладью на веселом ручье.
А я еще посолил. Рюмкой водки долил,
Размешал и поплыл в преисподнем белье.
Перевязан в венки мелкий лес вдоль реки.
Покрути языком — оторвут с головой.
У последней заставы блеснут огоньки,
И дорогу штыком преградит часовой.
— Отпусти мне грехи! Я не помню молитв.
Если хочешь, стихами грехи замолю,
Объясни — я люблю от того, что болит,
Или это болит оттого, что люблю?
Ни узды, ни седла. Всех в расход. Все дотла.
Но кое-как запрягла. И вот — пошла на рысях!
Эх, не беда, что пока не нашлось мужика.
Одинокая баба всегда на сносях.
И наша правда проста, но ей не хватит креста
Из соломенной веры в «спаси-сохрани»,
Ведь святых на Руси — только знай выноси!
В этом высшая мера. Скоси-схорони.
Так что, брат, давай! Ты пропускай, не дури!
Да постой-ка, сдается, и ты мне знаком…
Часовой всех времен улыбнется: — Смотри! —
И подымет мне веки горячим штыком.
Так зашивай мой мешок да наливай посошок!
На строку — по глотку, а на слова — и все два.
И пусть сырая метель все кроит белый шелк,
Мелко вьет канитель да плетет кружева.