Диалог власти и оппозиции в Казахстане продолжается

Глупые режимы вынуждены
всегда подменять оружие
критики критику оружием.
Автор



СОВЕРШЕННО (НЕ)СЕКРЕТНО:
ПЛАТОН РЕЖИМУ – НЕ ДРУГ,
НО РЕЖИМ ПЛАТОНУ – НЕДРУГ!


В связи с 70-летним юбилеем Бориса Ельцина не только россияне, но и многие казахстанцы имели возможность посмотреть два разных документальных фильма по российским телеканалам НТВ и РТР. Фильм на НТВ получился парадно-эпическим. Правда, эпическим в нем получился не столько образ Бориса Ельцина, сколько попытался предстать таковым сам автор и ведущий фильма Евгений Киселев. Фильм же на РТР не исказил политического образа Ельцина, но вместе с тем, он безо всяких комментариев представил страшную картину живого еще трупа.



Самому Ельцину, конечно, эти фильмы и даже юбилейные съемки уже не нужны, так как они работают только против него. Но они нужны его ближайшему окружению, которое пытается выжать из сегодняшнего положения Ельцина политический капитал. А это его положение является достаточно страшным. Во-первых, оно страшно потерей власти, то есть состоявшейся политической смертью, а следовательно, потерей не только прежнего уровня благоденствия, но и потерей абсолютной гарантии собственной безопасности. Во-вторых, оно страшно и состоявшейся физической смертью. Да, мы не оговорились. Прежнего Ельцина уже нет! А жизнь сегодняшнего Ельцина – это жизнь после смерти. Для пояснения приведем печальное высказывание академика Ландау, — которому после того, как он оправился от многочисленных черепно-мозговых травм, но все равно не мог достигнуть прежнего уровня своей гениальности, показывали его прежние работы, и он не понимал уже их сути, — что это им было создано до своей смерти.



Но при чем тут первый российский президент Борис Ельцин, если мы собирались поговорить о Платоне Паке, председателе исполкома “Азамата”, который, вне всякого сомнения, стал в буквальном смысле недорезанной жертвой политического заказа.



Конечно, в плане непосредственного сравнения ничего существенно общего между личностью Платона Пака и личностью Бориса Ельцина нет. Но как конкретные индивиды, со всеми их личностными особенностями каждый из них нас особо и не должен интересовать. За этими единичными, случайными, субъективными личностями мы должны видеть те объективные условия, которые в одних случаях как магнитом выдернули их из толпы, а в других случаях поставили их в роль жертвы.



Обстоятельства, приведшие к политической востребованности обоих вышеназванных личностей, настолько очевидны, что нет нужды останавливаться на их анализе. Другое дело, что при всех специфических различиях между этими обстоятельствами, было у них и нечто общее и существенное: одной из главных причин их востребованности была появившаяся в народе вера в демократию.



Но совершенно другая картина наблюдается при анализе тех причин, которые поставили каждую из этих личностей в роль жертвы. Если продолжать абстрагироваться от личностных особенностей Пака и Ельцина, то мы должны признать, что, например, политическая смерть и разрушение здоровья Ельцина произошли не только и может быть не столько по причине его алкоголизма, сколько его эта и куча других болезней стали следствием воздействия на него той архисложной и драматической политической эпохи в российской истории, которую теперь называют эпохой Ельцина. Сложна не только ельцинская эпоха. Сложна, из-за своей неоднозначности, и оценка этой эпохи. Некоторые аналитики, — перефразируя известную оценку жизни определенной отрицательной личности, что, мол, в его биографии все же было два положительных момента: день рождения и дата смерти, — говорят, что в президентской жизни Ельцина было все же два положительных момента: первый – победа над ГКЧП и второй – добровольный уход с поста президента. Если это так, — и кажется, что Ельцин догадывается об этом, — то причины его политической смерти и физических недугов достаточно понятны. Но даже если эта оценка его президентской деятельности является справедливой, то все равно два приведенных плюса перевешивают все минусы его президентства. Поистине, Ельцин заслуживает двух памятников: первый – за героическое завоевание власти, второй – за ее мирную сдачу.



В отличие от ельцинской истории, казахстанские власти вовсе не завоевывали эту власть. Во всяком случае ни 86-м, ни в 91-м годах они не были на баррикадах против тоталитарного режима. И если события декабря 86-го года и послужили одной из причин развала прежнего режима, то к власти в Казахстане пришли вовсе не те, кто тогда жертвовал своей жизнью или благополучием. Во всяком случае большинство казахских “декабристов” сегодня считает справедливым изречение, что революцию осуществляют фанатики, но плодами революции пользуются проходимцы…



Но отличие казахстанской власти от ельцинской заключается и в том, что проблема преемственности казахстанской высшей власти не только не решена даже в идеальном, интеллектуальном виде, но она даже не ставится хотя бы для осмысления в целом ее масштабности, сложности и значимости для судеб народа и государства. Такая идеологическая зашоренность свидетельствует не только об ограниченном кругозоре власти по главному предмету политической идеологии, но и о ее практически политическом неприятии любых поползновений, — пусть даже и с учебно-демократической целью, — на эту власть даже со стороны ближайших сторонников, не говоря уже о каких-то азаматах. Иначе говоря, преемственность казахстанской власти по мирному (наподобие ельцинского) варианту может так и остаться несбывшейся розовой мечтой какого-нибудь молодого доктора от философии (старые доктора и академики могут и вовсе не дождаться перемен). А последние приготовления казахстанских властей к юбилею независимости, казарменный уровень поставленных задач и такие же указанные методы их решения показывают, что казахстанские власти, пользуясь этим и другими юбилеями, для того, чтобы обеспечить надолго свое существование в нынешнем или ином виде, намерены всерьез провести зачистку как в области идеологии, прежде всего на религиозном фронте, так и в политической области, особенно на фронте борьбы с оппозицией. На экономическом же фронте, правда, с народа зачищать уже нечего, ибо казахстанский народ был, как минимум, дважды зачищен, что называется, под корешок.



Но при всем при этом невозможно зачистить сам народ с его коренными проблемами, которые имеют свойство только разрастаться. И вот эти-то корни, одновременно являются и корнями оппозиции. И если даже сломать Виталия Воронова, Газиза Алдамжарова или убить Платона Пака и Петра Своика, все равно процесс политического воспроизводства оппозиции и ее новых лидеров будет продолжаться бесконечно.



А что до репрессивных действий против оппозиции, то глупость, как и подобает глупости, не может иметь интеллектуальной силы, но зато у нее наготове насилие.



И еще. Понятно молчание официозных СМИ относительно покушения на Платона Пака. Но также понятна фигура умолчания и тех “независимых” казахстанских СМИ, которые запятнали себя не только тем, что сотрудничали со спецслужбами, но и являются их рупорами. Вот если бы тот же Платон Пак заявил о своем выходе из “Азамата”, то тогда эти издания немедленно сообщили бы об этом, как это было сделано, например, в последнем номере газеты “Караван” в отношении заявления Газиза Алдамжарова. Поэтому все это искусственно равнодушное молчание апологетов режима к случаю покушения на жизнь Платона Пака показывает, что режим к нему более чем неравнодушен. Должно быть жалко, что недорезали…