5 апреля 2001 года в средствах массовой информации Узбекистана было опубликовано Совместное заявление Международного валютного фонда и правительства Республики Узбекистан, в котором утверждается, что МВФ не прекращает свою деятельность в стране, а лишь заканчиваются полномочия его представителя – г-на Кристофа Б.Розенберга. Из штаб-квартиры МВФ и дальше будут направляться эксперты “для оказания технического содействия и поддержания тесного диалога с должностными лицами”. В свою очередь глава Узбекистана Ислам Каримов в письме директору-распорядителю МВФ г-ну Кёллеру “подтвердил приверженность правительства республики процессу либерализации и углубления рыночных реформ и его намерение расширять сотрудничество с МВФ в выработке мер по ускорению этих процессов”.
В документе также говориться о возможном направлении в мае 2001 года миссии МВФ с целью обсуждения проводимой сотрудниками Фонда программы мониторинга.
Между тем, еще ранее глава представительства МВФ в Узбекистане Розенберг не раз анализировал экономическую ситуацию в стране и выражал недоумение проводимому правительством курсу на реформирование, которое ни сколько не адекватно текущей реальности. Он подверг сомнению и данные официальной статистики, утверждающие, что в 2000 году в республике был достигнут значительный рост ВВП, промышленного и сельскохозяйственного производства. В приватной беседе с журналистами еще в конце декабря 2000 года представитель фонда заявил, что Узбекистан имеет внешний долг в более чем 4 млрд. долларов и только в 2001 году должен обслужить более 1 млрд., а это 1/3 общего экспорта страны. В 2000 году только гарантированный правительством внешний долг Узбекистана, составляющий 60% от ВВП, является одним из наихудших показателей среди стран бывшего Советского Союза.
Четырнадцать контрдоводов, по которым Кристофер Розенберг был не согласен с позицией правительства по вопросам конвертации валюты, были опубликованы в конце марта в Интернете (например, www.ferghana.ru). В них международный эксперт дал свою точку зрения позиции узбекских властей по этому аспекту. Он считает, что объемы международного резерва Узбекистана (а это около 1,2 млрд. долларов) вполне достаточно для разрешения всех вызывающих беспокойство вопросов непосредственно перед и сразу после введения конвертации. Сегодня валовыми резервами Узбекистана обеспечиваются 5,5 месяцев импорта, что значительно смягчит ситуацию в случае непредвиденного дефицита экспорта. Более того, их хватает и для того, чтобы полностью скупить всю денежную массу по официальному обменному курсу, и трижды ее скупить по курсу параллельного рынка; такой суммы безусловно достаточно для стабилизации унифицированного обменного курса.
Отсутствие конвертации, как утверждает Розенберг, снижает динамику инвестиций: только в Узбекистане в 2000 году наблюдался их самый низкий уровень на душу населения среди всех стран с переходной экономикой. Это также привело к снижению объемов внешней торговли — на 40% за последние четыре года. Поэтому эксперт остерегает правительство от медленного решения этого вопроса, и добавляет: “В отличие от развитых стран послевоенного периода Узбекистан не может позволить себе роскоши откладывать конвертацию по счету текущих операций”.
В то же время есть несколько иные доводы узбекских экспертов по поводу проблемы конвертации. Так, одни говорят, что узбекские предприятия должны рассчитываться за кредиты и товары в СКВ по официальному курсу (около 340 сумов за доллар), но если будет произведена конвертация по рыночному курсу (более 900 сумов за доллар), то эти предприятия просто разоряться, ибо у них не будет в наличии такого объема национальной валюты. Другие эксперты утверждают, что это ударит по мафиозной группировке, которая получает баснословные доходы от теневого оборота валюты. Имея доступ к СКВ по официальному курсу, они реализуют ее по теневой, имея премию почти в 300%). Кстати, этот аспект проблемы подчеркнул и г-н Розенберг, говоря, что ограничение в конвертации больше всего способствует увеличению коррупции и обогащению узкого слоя чиновников.
Нужно заметить, что до и после введения переходной валюты – сум-купона (октябрь 1993 год), а затем и полноценной национальной валюты — сума (июль 1994 года) в Узбекистане существовал и развивался “черный” валютный рынок. Даже свободная конвертация, которая на первых осуществлялась банками республики, не могла задавать нелегальный курс. Дело в том, что существовали определенные ограничения по приобретению валюты, которые с каждым годом расширялись и усложнялись. Но если в первые месяцы после введения сума разница между официальным и “черным” была невысокой – около 5-10%, то к началу 2001 года курс доллара на нелегальном рынке по сравнению с 1 июля 1994 годом возрос в 54 раза (в отдельные времена доходило и в 66 раза), тогда как на официальном рынке – почти в 19 раз.
С 1996 году правительство ужесточило режим ограниченной конвертации для текущих банковских операций. Одновременно сложности с приобретением валюты привело к усилению теневого рынка. Но как же сами жители относятся к иностранной и национальной валюте – об этом свидетельствуют данные, полученные социологической группой экспертов в результате опроса жителей Ташкента в конце 2000 года. Так, всего лишь 12% опрошенных доверяют национальной валюте, в то время как 97% хотели иметь доходы в СКВ. Всего лишь 2% из них пользовались услугами официального обменного пункта, тогда как “черного” валютного рынка – 31%. Подавляющая часть высказывала предпочтение не только к свободно конвертируемой валюте, но и мягким валютам, какими на пространстве СНГ являются российский рубль, кыргызский сом, казахстанское тенге.
На вопрос: “Считаете ли вы непатриотичным владеть и пользоваться иностранной валютой?” большинство ответило, что это не имеет никакого отношения к понятию патриотизма. Они же добавили, что бороться за престиж национальной валюты нужно не идеологическими средствами, а простой экономикой.
Кстати, Кристофер Розенберг фактически подтвердил высказывания ташкентских респондентов, отметив в своих “14 аргументах”, что “спрос на иностранную валюту, конечно, очень высок, о чем свидетельствует скорость денежного обращения и долларизация (многие операции, такие как личные сбережения и покупка подержанных машин и недвижимого имущества, осуществляются практически полностью в долларах). Это свидетельствует о том, что население теряет веру в национальную валюту из-за сильной инфляции, малого доверия к банкам и отрицательных реальных депозитных процентных ставок. Те, у кого имеются сумы, которые не потребуются им для проведения ежедневных операций в национальной валюте (таких как покупка продовольствия на базарах), уже перевели эти сумы в твердую валюту на черном рынке”.