Году в 97-м случилось мне вместе с одним толковым физиком, переквалифицировавшимся в газетчика, обсуждать перспективы казахстанской экономики. Выглядели они тогда неважно. Мы говорили, что развитие собственного производства, малого и среднего бизнеса, как опоры внутренней устойчивости, невозможно без реальной демократизации политической системы, в то время как крен явно идет в другую сторону. “На что они надеются?” — риторически воскликнул я, и вдруг получил исчерпывающе односложный ответ: “Труба!” – произнес Нурлан, как совершенно для него очевидное.
Признаюсь, я тогда с ним не согласился: опирать всю национальную перспективу только на нефтеэкспорт при таких колебаниях мировой конъюнктуры …, привязывать всю такую гигантскую территорию к насыщенному нефтью узкому западному пограничью при нашей-то исторической разноплеменности … — это выглядело … недальновидно, что ли.
Но прав оказался мой собеседник, в прошлом году эмигрировавший в США (тоже признак дальновидности?). Привязка Казахстана к нефтяной трубе состоялась в самом широком смысле: социально-экономическом, геополитическом и даже мировоззренческом. Не только бурение на Кашагане, челночная дипломатия Элизабет Джонс и Национальный фонд из нефтедолларов, но и события, казалось бы, не из “нефтяного” ряда: кампания против “грязных” денег на Западе, слушания в конгрессе, “круглый стол” ОБСЕ, амнистия теневиков – все это тоже густо пахнет углеводородами. Даже листовки “Хизб-ут-Тахрир” в Алматы, кто это понимает, тоже устремлены в сторону Каспия.
На прошлой неделе символически совпали два события, вполне рядовые, но как раз относящиеся к нашему утверждению о состоявшейся нефтяной привязке.
Во-первых, подошло к финалу заполнение нефтью недавно завершенного строительства трубопровода КТК, и казахстанское сырье вышло к терминалам Новороссийска. Это уже не разговоры, не перспектива и даже не строительство, а первая “железная” связь Каспия с мировым океаном. Причем через Россию, что принципиально.
Как у всякой грандиозной стройки, долгожданный день отправления первого танкера регулярно откладывается. Сначала церемония намечалась на 30 июня, потом — на 6 августа, теперь представители КТК обещают конец августа — начало сентября. Причины задержки называются чисто технические, есть и более основательная – маловато нефти.
При всех грандиозных прогнозах “живого” сырья не достаточно. Именно поэтому столь интенсивны поисковые работы в акватории Каспия. Причем, что тоже принципиально, “наперегонки” соревнуются не только правительства прибрежных государств, но и состоящие с ними в альянсе американские и европейские нефтяные компании. Очень жестко соревнуются, потому что Большим призом в этих гонках является даже не нефть, а стратегический контроль над новым Ближним Востоком наступившего века.
Да, Каспий – это следующий Ближний Восток. Параллель не только в запасах нефти (здесь мы уступаем), а в упругом соприкосновении на небольшой территории главных сил мирового порядка.
В этом смысле проблема Каспия даже более масштабна. В начале 50-х пятачок Синая и Суэца оказался местом, где уперлись друг в друга интересы США с их европейскими союзниками и образовавшегося после второй мировой войны соцлагеря во главе с СССР. И по силовым линиям этих двух гигантских полюсов пришлось так или иначе ориентироваться всему разнообразию прочих режимов, идеологий и конфессий.
Ситуация повторяется: сейчас именно Каспий оказался местом скрещения жизненных интересов всех традиционных партнеров-оппонентов плюс такие новые реалии, как радикальный ислам и супермен нового века – Китай. Да, китайский дракон тоже вышел к Каспию: он пока спокойно улегся неподалеку – на Жанажоле, ему сейчас достаточно, как достаточно перспективы трубопровода к себе, перечеркивающего весь Казахстан.
Пятьдесят лет нефтяного Ближнего Востока – это 50 лет непрерывных малых и больших войн, практически всех со всеми. По сути – это войны между разделенными цивилизациями, культурами и конфессиями, но все они имеют какие-то формальные причины-поводы, в основном – территориальные.
Вот поэтому так показательно то самое “во-вторых”, о котором мы собираемся сказать:
24 июля иранские военные самолеты, а за ними и катера ВМС под угрозой применения силы добились прекращения разведочных работ англо-американской “Бритиш петролеум” на участках Алова, Шарга и Араза, расположенных в 150 — 170 километрах к юго-востоку от Баку и в 50-80 км к северу от линии Астаpа-Гасан-Кули, котоpая являлась иpанской гpаницей на Каспии со вpемен СССР.
То есть эти участки никак не могут принадлежать Ирану, но формально он прав, потому что Каспийская акватория еще не поделена. Иран требует разделить Каспий на национальные секторы, к этому склоняется и Туркмения. Россия с Казахстаном и Азербайджаном настаивают на том, чтобы провести по Каспию срединную линию.
Пока спор не решен, каждая сторона вправе мешать другой, вплоть до применения военной силы. Эти силы не равны: у Ирана они есть, закаленные в войне против Ирака, Азербайджан же еще не пережил депрессию от военных неудач в Карабахе. Использовать боевые плавсредства, в принципе, способен и Туркменбаши, Казахстан тоже имеет военные катера, правда, им предстоит еще научиться не тонуть во время мирных штормов. Наконец, сильный ВМФ имеет Россия, которая, к тому же единственная, может доставлять на Каспий водным путем не только гигантские буровые, но и боевые суда.
Но дело отнюдь не в соревновании военных потенциалов: одного ржавого катера со старым пулеметом более чем достаточно для прекращения работы самой мощной нефтяной платформы.
Как говорится, лиха беда – начало …