Моисеево золото

“Говори ты с нами, и мы будем слушать,

и пусть не говорит с нами Бог, а то умрем”.

Для язычества важен институт вождей. Вождь замыкает их социальную организацию. Без богов организовывает только природа. Для более раннего язычества, почти дикарства и животного мира характерно уже абсолютно. В общем, поведение прямоходящих homo sapiens, если нет цивилизационных наслоений упражнений тысячелетий и веков, регулируется чисто инстинктивной стадной функцией. В стаде – единственное спасительное условие слабых немускулистых, лишенных абсолютного животного инстинкта в самых откровенных и оперативных ситуациях людей. Но в стаде уже есть первичные идиотские абстракции. Подобно волку запах его мочи на территории, человеку доставляет уверенность какое-то соотношение окружающих предметов. Человек запоминает удачную охоту, все удачное – яркое соитие, погоду, только по условию успеха. Эти предметы, то есть та обстановка во время этой удачи, фиксируются только у него, в подсознании. Наконец охота, соитие, удача начинают сливаться в маленьком волшебном предмете – в талисмане. Чувство уверенности переходит в эту маленькую вещь, от которой теперь зависит все, жизнь. Этот протобог, талисман очень многочисленен из-за множества вкусов самцов и самок. Должно пройти достаточное количество времени, чтобы у группы человекоподобных произошло совпадение цветов, размера, формы, а главное, названия. Талисман получает наконец, имя.

Все прекрасно знают, что в общем житейском хаосе вера или духовный ориентир подобны потери сознания в момент пытки. А разве не пытка сама жизнь? В момент пытки вы от всего отказываетесь, хотя образ его был задуман лучшими умами, чтобы помочь. Разве самое цельное из ума и воображения писателя и совершенные картины художника вышли бы в пошлом раю наслаждений? Трогал бы душу заплывший жиром поэт? Разве история человеческого общества и жизни это не мартиролог, океан, космос страданий? Разве самые цельные натуры возникают в оранжерее, на всем готовом? Разве пахнут на помойке цветы? Это глупое заблуждение, возведенное потребительской цивилизацией, что все вокруг желает и заслуживает кайфа. Такая циничная эпитафия на всем совершенном сейчас, на всем подчиненном воле — красоте и стиле. Когда люди теряют последнего Бога, который должен идеологизировать и облегчить им страдания, они начинают страшно суетиться, глупеть и гнить. Все земное и суетливое становится им не чуждо лишь по ничтожеству оговорок. И мгновенно исчезает вся нужда, когда смерть. Действительно, если нет приложения души, смысл жизни ворует обычный предмет, вещь становится новым богом, овладевая нутром, заставляя перестаивать все остальные мысли. Нужно ли заставить себя понять, что такое вещественное состояние и есть вечное страдание, которое уже не формирует, а распыляет по кускам, частям, талисманам. За этим – смерть, индивидуальная и национальная. В этом дуализме большой веры и веры в талисманы сосуществуют совершенное и убогое, вечное и преходящее, высокое и низменное: они всегда рядом. Когда наступает обвал, приходят демоны, наступает время суеты, хаоса и маленькой веры – в удачу, в талисманы, в пещеру, в танцы. Библейское отсутствие духовного вождя – Моисея, взошедшего на Синай, быстро раздробило все общество евреев и превратило их в дикарское стадо. Сироты быстро слепили суррогат, принялись верить истукану. В истории это живет постоянно: падает вера – обожествляются вещи. Вот вам и библейский сюжет, намек ясен? Мне не надо повторения. И даже те красные тряпки от сглаза на воротах особняков и автомобилях показывают сейчас то отчуждение, возникшее в нашем обществе. Мне симпатичен цивилизованный сноб. Меня раздражают подражающие и обезьяны. У них даже хитрость какая-то мелкая и волосатая: на фраках шерсть и копыта снизу. Какая-то клетка зверья и зверьков. А что касается бытового озверения, то оно живет, присмотрись вокруг: грызня, ненависть, как и тысячи лет от пещер зависть отгоняют талисманом.

Зажатые между доступным и невозможным, между высоким статусом и плотной слежкой друг за другом, их месть будет, похоже, собственной судьбе. Но, как это часто бывает, и месть приносит глубокое удовлетворение. Никто ведь не знает: мстили ли они всем, в том числе и этому государству, его системе за упущенные материальные возможности. С первого взгляда, похоже, что они мстили только судьбе за внезапную потерю ориентиров, потеряв которые они стали совершать поступки, которые подходят скорее для не обремененных долгом. Но ведь долг этот давно перестал иметь общественно значимый смысл, долг был фикцией, ритуалом карьеры. Если карьера удалась, значит, это перешло в продолжение карьеры, значит, терять старые наручники появился хороший повод. Впрочем, это всего лишь психологическое добавление, созревшее давно и не случайно. Среди всех прочих “свободных” наблюдателей, потерпевших, в этой огромной очереди сиротеющих по-простому, будет потом и государство в обычном смысле, его бюджет, мораль, а, следовательно, простые массы народа. Они будут “сиротеть”, но не так выгодно, как их уважаемые братья по нахлынувшей беде и, одновременно, “свободе”.

То, что бюджет, государственная атрибутика, чье-то мнение были для них вторичны, потому что они сами были поражены, не оправдывает их. Конечно, они выглядят сиротами, потерявшими внезапно родителей: представьте себе людей, на склоне лет теряющих ориентацию, но сиротами хорошо кормленными, царскими, во всяком случае, знавшими политическую очередность и наследственный подарок. По привычке традиции, уважая процедуры, они похоронили притворно старого Бога – держателя собственности, наспех буквально затолкали прежде страшное чучело и заколотили собственноручно мощные гвозди в его гроб, переглянувшись, облегченно вздохнули. Но мы-то знаем, что вколачивали и провожали они уже то, что давно мысленно проводили, с той поры, как поняли, что само по себе великое языческое божество является свадебным генералом. Наконец, завершив траурное заседание, “наследники” срезали от поминок большую часть, перешли к торжественной части, где “сироты” полностью открестились от прошлых грехов, отскребли старые пятна и обрели новую чистоту и святость. Что тут началось! Взрывы бурных аплодисментов, подобно залпам праздничной артиллерии, прокатились по стране – от заседания к заседанию, от стола к столу – настолько тирания подарила праздник, возгласы полного одобрения балдеющих прихожан, которые, похоже, впервые увидели солнце, которые вновь напоминали те же, ликующие и марширующие толпы. А так как отныне они были освобождены от вгоняющей в тоску прошлой его символики, все бросились получать от жизни то, в чем отказывали себе по разной причине. Одни, вечные нищие, пошли на свободные заработки, захотели действительной свободы, пожирая этикетки и обтягиваясь кожей, – этой категории имя массы, другие сословие попов, жрецов, кардиналов века высоких технологий добирали то, что всегда остается от поминальных обрядов и, даже больше, то, что теперь они всегда будут списывать на растраты фестивалей и хоз.нужды. Так элементарный культурный дефицит, эмоциональное убожество превратилось в свою крайнюю противоположность: превратилось в языческий шабаш, где, по-видимому, каждый мстил каждому за прошлую дисциплину.

При существующей жесткой субординации, при замкнутости авторитарной власти наиболее перспективен по живучести пластичный, легкий, либо лабильный, скользящий тип. У этой психической конструкции от природы высокая степень самосохранения и способность выживания путем ухода от опасности. Образно — это \»страус\» и \»сорока\». По советской истории все выглядит так: вереница – это Калинин, Микоян, Ворошилов, Хрущев, Брежнев, Черненко, Горбачев. По характеру — это сочетание маневренного, ловкого индивида с конформным, податливым. Этот тип характеров способен к быстрым, легким передвижениям, переделкам, переосмыслению. Прагматик — легко меняет свои взгляды, убеждения, привычки, извлекая из всего выгоду, дивиденды, большой мастер интриг; изменчив и обходителен, если надо, то умеет другого поставить в затруднительное положение; действует предусмотрительно и хитро, избегая потенциальных неприятностей. Часто прибегает к уловкам и лавирует. Конформный — податливый, всегда готов поступить сообразно установленному сверху порядку. Послушный нрав позволяет ему бесконфликтно приспосабливаться и подчиняться другим. Индивид предпочитает пассивное принятие существующего порядка вещей и господствующих мнений. В общем-то, похожие по психической конструкции и сложившемуся характеру аппаратные солдаты для рядового отличия друг от друга стригутся налысо (примеров много, вообще лысина – знак солдата), либо вешают всевозможные регалии и в этом деле достигают невиданных результатов. Позднейшие кадры, в связи с нахлынувшим потоком проблем и необходимостью изменений, выберут демонстративный, рыночный стиль поведения. Ведь главное в таком витке истории — показать себя. Система готовила исполнителей одного лица, а с физической гибелью божка возникала личностная проблема качеств настоящего руководителя. Навыки же показывать, обозначать, декларировать имели глубокую тренировку. Внешняя броскость, граничащая с гротеском, способность мобилизовать все силы для достижения личного результата, а затем публично разрекламировать это достижение, расторопность, сообразительность и неуемное желание быть на виду должны были обеспечить кандидату последний успех, этап карьеры. Были и редкие типы, например, демоничный. Но демоничные свои черты тот же Ельцин до поры до времени хранит в запасе. А если и показал позднее, то это его чудесное раскрытие было связано либо с физической опасностью (уровень инстинкта), либо с предчувствием политической выгоды, и то после оттепели. К чему приводит замена настоящего кандидата на лидерство на квазиреформаторов, уже объяснять не надо. Сама история взяла проходимцев.

Психологический портрет был бы неполным, если бы мы упустили еще одну немаловажную деталь этих людей, а именно — статус выскочки. Система, основанная на привилегированной избранности, не могла и не способна была воспитать здорового, уравновешенного клиента. Завлекая возвышенной моралью, система подкупала их сытостью и лоском. Принимая существующие правила и выполняя положенные жесты, чиновник начинает быстро расти в собственных глазах, иногда до сказочного великана. Его оценка повышается быстро и естественно, после чего он никак не может себя представить внизу, среди подошв, серой массы пыли. Сам серый и морально окрашенный под обстоятельства, он болезненно воспринимает любое замечание, любую критику и тем более убийственную возможность отставки. И он это знал постоянно, потому как сам проходился по ослабленным и выброшенным трупам. В системе нездоровых отношений — преданности, лизоблюдства, чванство и лицемерие по отношению к бесправным и зависимым компенсировало повседневное унижение и раздвоение личности. Достаточно тяжелый воздух кабинета делает его моральным туберкулезником, он ускоренно лечится таблетками той же власти, наслаждением приказов, избранности в рабской системе, в которой униженные приходят решать свои проблемы. Но мы-то знаем, что в рабской системе только рабы надевают господские одежды, а потом требуют уважения к нарядам. Возможный реквизит, пестрые накидки, строения, напоминающие средневековые замки, — всего лишь глумление подсознания над телом, вечный зов поверхностных натур и поражение общей суетой. (И, чтобы уж до конца представить это мнение, — взгляните в их глаза. Среди того моря отчаяния, массовых трагедий, казалось бы, энергетика жертв должна неким образом задевать их глубокой бедой. Нет, все напрасно. Они до конца соревнуются лишь друг с другом. Они опережают друг друга, остальное – фон. Они далеки от этой пропасти, они только в собственном мире. Они считают и уверены, что никому ничем не обязаны. Только собственными силами, волей, благодаря напору, талантливости и везению они выбились вперед. Никто не стелил перед ними ковров, они заставили постелить, оставив таких же, как они, сзади. Надо представлять жестокости мира, где работают локтями, взбираясь на ослабленных, именно этой слепотой, глухотой, бесчувственностью зарабатывались эти привилегии. В этой системе логика лагеря выбирала, выхватывала, выдергивала их из толпы и ставила надзирателями в камеры. И если обязаны они после этого кому-нибудь, то только богу системы, а при его умерщвлении в себе — просто Богу, ибо этот случай отличиться мог дать только Он. Он отличил их, так они считают, ему отныне обязаны они положением. Хороший комплимент: эта сытость и глумление над неудачниками поставлены на небесном праве. Ха-ха! В таком случае, хорошо, что курдючные бараны не умеют, наполнив жиром курдюк, задаваться. Вот такое мышление. Есть ли при такой религии духовность? Если бы Бог думал так же, то что мы могли думать? Правильно, что, либо Он сам конченый бюрократ, либо его подгоняет под свою нужду каждый обеспеченный чиновник.

Сама же система переходила из одного состояния к другому по приказу. Такая система не имеет гибкости как столба субординации, такая система имеет затухающую инерцию отцепленного вагона. Когда требовалось решать мобильные задачи неясного для них характера, эта команда дорабатывала старые, клановые, а, доработав, защищалась протоколом, ленью, грубостью. Сохраняя и развивая администрирование, как бы ради самой власти, она ослабляла только себя. И, наконец, лицом такого отбора будет холеное лицо среднего бюрократа, задерганного звонками и набирающего опыт и жирок на калориях очковтирательства. Одновременно с ухудшением менеджмента, ухудшалась экономика. С ухудшением экономики растиралась в пыль и мораль. Во всяком случае, вечность любого администрирования остается мутной. Патологическая неспособность прислушиваться к другому мнению — это чванство, спесь, мутность, частную мутность делает мутностью государственной. Этой непосредственностью, капризами избалованного ребенка, она сделала и цель свою больной. Эта система так и не смогла себя самостоятельно трансформировать еще раз, из-за интеллектуальной скудности, кадровой нищеты персонала.

Идея Моисея-вождя, поскольку он вершитель судеб, совпадает с государственной идеей, по ней сверяли евреи погоны. Государственные символы – лишь границы, за которые единица эгоизма не может переступить. Поэтому каждый нормальный член общины, иначе, “любопытный” гражданин, стремился узнать эти границы, чтобы не нарушать, но иметь возможность, чтобы жить. Эти же границы – рельефные указатели его возможностей, под заботливым оком правителя, и ничто не прибавит больше того патриотизма, как чувство гордости за страну, в которой все – одно целое в рамках закона, природы, людей и, которая поддержит тебя в трудную минуту. В этом остается религия того рабского племени, которое, несмотря на постоянные угрозы и мордобой, вышло из пустыни и распространилось как будущий мессианский вид. Развиваясь в общине, каждый еврей это усвоил достаточно хорошо, чтобы заметить и родство крови, и родство племенной мотивации. Иначе какая же это охота, если каждый ест один? Воспитанные на своей религии, эти люди — и каждый, и конкретно один, должны быть уверены, что их вожак не случаен, что он не сбежит вместе с рядовым. И в этом противостоянии стихии, опасности сохраняется тысячелетняя мистическая идея верховной святости, иначе, вера в моральную мессианскую силу. Многое изменилось за 2000 лет, многие этносы исчезли, но их конфессиональная солидарность позволила им сохраниться. И даже на руинах, обломков крепости, только что завоеванной каким-либо племенем, уже поднимался флаг нового либерального братства, и эта крепость держалась до поры. Как только общество новых союзников теряло нить взаимопонимания, как только чей-либо малый эгоизм уходил в сторону от общей казны, божество благополучия, божество удачи удалялось, отворачивалось от страны. Но солидарность военную демонстрировали еще более молодые завоеватели, потрясающие сталью у крепостной стены, готовые заплатить золотом алчной группе осажденных, чтобы не открыли еще одни ворота, раз уж сами себя лишили гражданства внутри. Но люди, которые так ушли от своих и приготовились к встрече посторонних, страшно ошибаются и относительно своего будущего. Ничто не изменилось за тысячелетия, но эта формула гражданства осталась. На сегодня еще с большой долей уверенности можно отметить – кто чей гражданин, в этом наши старые знакомые – открыватели ворот тоже быстро убедятся. И если и раньше с маленьких людей ничего не спрашивали, то почему-то, как всегда, по ним судят о больших. И если даже этот маленький человек пока забыт, не реализован по способностям, труду, что уже было в истории, он готов простить это той стране, тому племени, которое, испытывая трудности, избиваемое вечно и постоянно, поражает коллективной задачей. Она еще не обратилась за каждой конкретной инициативой, но это время обязательно придет, так приблизительно будем думать он. Он знает или должен знать, что как только она встанет с колен, вдохнет полной грудью, вспомнит о нем, маленьком гражданине, по которому пришелся главный удар варварских побоев. И эти трудности он пережил достойно, потому что верил. И эту надежду обычно поддерживает тот самый государственный ангел, действительный Бог человеческих судеб. Это бог, муж, отец родной, правитель, Моисей ответственный в век связующего атеизма, как долго продлится эта эра гражданского безбожия. Скажем так, когда умирает старый духовный пантеон и дискредитирована прошлая идея, возникает мрачная пауза, а люди превращаются в старых детей. Чтобы не доводить всех до беспамятства, миф отцов должен мирно уйти, но не позорно исчезнуть. Знак памяти о нем – хорошая легенда. Легенда о неизбежности ошибок, но никак не сиюминутная грязь. Эта цивилизованная и уважительная техника власти. Политик, который не уследил за качественным моментом, рискует взять на себя всю полноту ответственности за безвременье, проходящее в душах, пока новые ценности и их боги не организуют из аморфной толпы гражданские мысли. Иначе все разбегутся как дезорганизованные армии, седлая в тылу коней и угоняя за кордон обоз. Осмеянные базовые ценности вызовут, как это ни странно, материальные разрушения. И тогда разброд в душах будет и визуальной гибелью хозяйства. Осиротевшие люди на наглядных примерах презрения к памяти отцов, труду, к ним самим, здравому смыслу будут метаться среди внутренних потрясений, замкнутся, и из всех запасов извлекут остатки доисторического сверхдремучего сознания. Даже те, кто не привык рассматривать свою судьбу через общественные ценности, на примерах лохов будут создавать личное государство в собственной квартире. Насколько будет подорвано здоровье обычной морали, настолько будет расти применение индивидуальных инстинктов. Каждая такая семья будет полна полулюдей, полуживотных, удовлетворяющих свою природную чувственность. И такое отношение к миру происходит из-за такого же отношения к ним. Слепой инстинкт, закрепленный для надежности универсальной культурой глобализации, будет заполнять ту нишу (телевизор), в которой вмещалась простая идея. Такова цель скорости низложения привычных ориентиров, связанных не с персоналиями или символикой, а с моралью и образом жизни. Так было и при римском императоре Константине, так было, возможно, и при русском конфессиональном реформаторстве князя Владимира и многих, многих других трансформаторах духа, на которых можно было бы списать насилия и жестокость по той причине, что они имели дело с языческими племенами в те далекие “дикие времена”. Для современных народов при той специфике язычества, в которую они упали, и централизации праведных образов, главным средством внушения была и остается большая и вечная мораль, демонстрируемая новыми богами-вождями. И здесь можно и нужно перейти на те коррумпируемые эпидемии, которыми отличаются сегодняшние безбожные миры, потому как не граждане, обыватели, казнокрады – это современные язычники. И тогда те красные тряпки, которые вешают от сглаза и зависти “цивилизованные” люди, подтверждают это первобытное состояние. Вы думаете, те особняки, которые выросли и спрятались одновременно среди зеленых насаждений в полосе города, — от хорошей жизни? Они, скорее, от страха и неуверенности в будущем. И тогда рука самого рядового чиновника лезет в казну. И когда под впечатлением этой неискоренимости известный политик, публицист Своик нас сильно удивил, озадачил своим “да здравствует коррупция!”, мы немного подправим это, и тоже – от обратного: всегда нужны божественные примеры, и тогда не пришлось бы нам навязывать это вечно, а кроме того – ни проклинать, ни славить.