Огней Парижа что-то не видать…

Говорят, что между Узбекистаном и Францией подписано межправительственное соглашение о сотрудничестве в области туризма. Но подписанное не всегда означает, что действует – это аксиома сегодняшнего дня. Во всяком случае, особой работы в этом направлении не совсем видно, а если ее хочется увидеть, то следует, скорее всего, зарыться в отчеты, которыми чиновники отписываются по инстанциям, мол, все о’кэй здесь. Между тем, в этой сфере существует множество проблем, и об этом понимает каждый, кто отважится на путешествие или во Францию, или в Узбекистан.

Французские туристы, посетив Узбекистан, потом долго вспоминают (кто-то с юмором, кто-то с горечью, кто-то с пониманием, а кто-то и с содроганием) о качестве услуг в гостиницах, на транспорте, в пунктах общественного питания, о необходимости регистрации, таможенных досмотрах и полицейских встречах. Но это они узнают, переступив границу. Узбекские туристы до нее порой не доходят. Их тормозят уже на первом форпосту – посольстве Франции, аккредитованном в Ташкенте. Как театр начинается с вешалки, так и знакомство с французской повседневностью начинается с консульства.

На дверях убивает наповал фраза о том, что доллары, которые вносятся за рассмотрение документов на получение визы, не возвращаются в случае отказа. Это как бы налог/пошлина/сбор (понимай, как хочешь) на встречу потенциального узбекского туриста с представителем дипломатической миссии. Может, таким способом посольство финансирует свое пребывание в стране? Этакий дипломатический хозрасчет? Мол, тем больше отказов, тем больше повторных обращений, а это устойчивый и хороший доход. Бизнес, можно сказать!

Для дальнейшего “знакомства” вам предлагают зайти в чистую, но все-таки клетушку по размерам помещение, предварительно, естественно, проверив на наличие опасных вещей. Протягивают бумагу, в которой дается перечень необходимых документов для получения визы. Если вы думали, что одного приглашения достаточно, то сильно ошибались. Копия о бронировании авиабилета – это самое маленькое и легкое из требований. Не вызывает сомнения необходимость страхового полиса, хотя возникает мысль: а если в визе откажут, то кто вернет застрахованную сумму?

“Чудеса” начинаются с того, что бланк для заявки написан исключительно на французском языке и заполнять его тоже необходимо на языке Дюма.

— У вас есть бланк на русском, узбекском или английском? – интересуюсь у девушки, сидящей за стеклом. – Я не понимаю по-французски!

Та смерила меня презрительным взглядом:

— Вы подаете прошение во французское посольство, где принят в качестве государственного французский язык!

Осталось только пожать плечами. Недавно Посол Жак-Андре Костий с гордостью озвучил цифру, что 600 тыс. узбекских школьников и студентов изучают французский язык, а им преподают 5 тыс. учителей. Может, эту цифру в бреду увеличили до 25 миллионов? И тогда практически каждый узбекистанец с момента рождения приобщен к французской языковой среде. И что в Узбекистане этот язык уже вытесняет русский из среды общения. Со страхом я подумал о возможных визитах в японское или китайское посольства, где вдруг предложат бумаги с иероглифами, значение которых разберет не каждый лингвист-востоковед. Неужели в дипмиссиях государств Ближнего Востока тоже заполняют заявки на арабском или персидском?

Как же быть туристам, которые едут в другие государства Шенгенской зоны, но из-за отсутствия дипломатических представительств в Ташкенте вынуждены обращаться в посольство Франции? Кто-то из них может знать датский, испанский, греческий, португальский, и почему им не предложить заполнить бланк на этих языках? Ответа на это нет.

Таким образом, бланк французского консульства можно воспринять не иначе как проявление шовинизма. Более того, в клетушке консульства нигде не было стендов с образцами заполнения бланка, что принято во многих дипломатических миссиях. Безусловно, такие стенды помогают многим заявителям, но французы не пошли на облегчение им. Может, это просто издевательство над узбекскими гражданами?

Но это еще не все. Чем дальше в лес, тем больше дров. В списке нахожу очередное требование – предоставить копии трудовой книжки и служебного удостоверения. Не знаю, существует ли такая книжка у французских граждан, но их дипломаты прекрасно знают о наличии таковых у узбекистанцев. Снова возникает резонный вопрос: зачем эти сведения дипломатам? Ну, работает кто-то на свиноферме, а кто-то на автобазе, и что из этого?

Как быть тем, кто работает по контракту, а не в штате предприятия или организации? Например, журналисты могут получать гонорары за статьи, не будучи при этом сотрудниками редакций. Кто заверит им трудовую книжку? И кто даст удостоверение? Как быть военнослужащим, записи в трудовых книжках которых относятся к сведениям “Для служебного пользования”? Не думаю, что по копиям можно определить, представляет ли угрозу узбекский гражданин для Пятой Республики. Кто опаснее для президента Ширака – сантехник, фермер, бухгалтер или учитель? Это, наверное, знают в консульстве Франции.

Или это попытка выяснить, собирается ли турист трансформироваться в потенциального нелегала: осесть в Париже и заняться там неофициальной трудовой деятельностью или, что еще страшнее, попросить убежища или вида на жительство. Интересно, а как это можно узнать через трудовую книжку? Вероятнее всего, среди французских сотрудников есть экстрасенс, способный узнать об истинных намерениях узбекистанца через документы.

Такое складывается мнение, что эти сведения нужны для французской разведки: отбирать заранее для дальнейшей проработки лиц, у которых можно извлечь секретную или иную информацию, завербовать… Прямо-таки требования периода “холодной войны”.

Необходимость предоставления справок о месте работы и о доходах за три последних месяца тоже вызывает недоумение. Если меня приглашают в частном порядке, скажем, родственник или близкий друг, то к чему эта информация? Если я еду в качестве туриста, то о чем говорит консулу моя должность учителя? Если я спрошу у посла, какова его заработная плата, то можно ли надеяться на получение ответа? В Европе такие сведения являются частной или коммерческой тайной, однако, на узбекистанцев, судя по всему, эти законы не распространяются. Аборигены же!

Понятно, что французские дипломаты хотят удостовериться, что у визитера есть денежные средства в достаточном объеме, позволяющие ему пробыть во Франции какое-то время. А если его приглашают за счет французской стороны, например, какая-то организация, частное лицо? То что даст информация о заработной плате узбекистанца? Может, это делается в целях статистики, мол, для анализа развития туризма?

Копия приказа о командировке, если гражданин Узбекистана едет по служебным делам, или об отпуске, если он собирается там отдохнуть, – это очередное требование французского консульства. Как быть тем, кто не работает? Кто работает по контракту? Кто получает доходы от ренты? Или их содержат заграничные родственники? Как в этом случае получить подобный приказ?

Если узбекистанец работает в негосударственном учреждении, например, НПО или частной фирме, то к списку документов следует приложить свидетельство о регистрации. Интересно, его необходимо тоже перевести на французский язык, чтобы консулу было легче читать? Впрочем, в реестре написано, что предъявленные документы необходимо переводить и заверять у нотариуса. Представляете, в какую сумму выльются узбекскому туристу капризы французского консула?

Вообще, это чванство – жить и работать в стране, не зная его языка. Если консул считает себя временным сотрудником, то это ситуация понятна, хотя правильной ее не назовешь. Легче, может, общаться через переводчика, а ему нужно платить, да и объемы работ большие. Лучше заставить узбекистанцев учить французский. Мол, если хотите к нам в гости, то выполняйте наши капризы.

Все эти требования – барьеры для узбекского туриста. Если такими способами Франция пытается отгородиться от нелегалов или невозвращенцев, то это они далеко не лучшие. Потенциальный нелегал соберет все эти справки, и в итоге все равно останется в Европе. А вот туристу придется помучиться. Его будут подозревать во всем.

— Были ли вы раньше в странах Шенгена? – поинтересуются в дипмиссиях. Если нет, то шансы падают в геометрической прогрессии. Если да, то покажите копии виз, и консул будет долго вчитываться в штампы, мол, в срок ли покинул турист страну.

Иногда хочется помечтать. Например, заваливается вальяжный французский франт в узбекское посольство в Париже за визой, а ему протягивают для заполнения бланк на государственном языке Республики Узбекистан. А потом, не дав прийти в себя, еще и говорят:

— Мсье, вам нужно принести копии контрактов с работодателем, справки о доходах, заверенных налоговым органом, доказательств о наличии семьи (не в гражданском браке) и собственности. Потом справку из полиции о политической благонадежности, а также из мечети, что вы – не ваххабит.

Конечно, такое невозможно даже в принципе. Потому что Франция – страна самодостаточная в туристах. Ей хватает визитов из промышленно развитых государств, граждане которых оставляют неплохие суммы. Бедные государства, к каким относится и Узбекистан, — это головная боль для правительства из-за нелегальной миграции, да и дохода от такого туризма маловато. В свою очередь, Узбекистан остро нуждается в иностранцах, которые загружают гостиничные и авиатранспортные мощности, обеспечивают работой тысячи человек, совершают покупки товаров и услуг, оставляют валюту и приносят доход казне. При такой расстановке двусторонних связей туризм будет однобоким – дискриминация узбекских граждан и раболепие перед французскими маркизами.