Остаюсь самим собой
(Сейдахмет Куттыкадам, независимый журналист и политолог)
Сейдахмет Рысходжаевич, в последнее время вас можно увидеть на телеэкране в качестве “независимого” журналиста. Но как “независимость” сочетается с вашим членством в “Ак Жоле”?
— В “Ак Жол” я вступил в то время, когда был редактором газеты “Эпоха”. При моем руководстве она не была партийной в полном смысле слова. Даже в выходных данных об этом не упоминалось. Перед тем как прийти в газету, я договорился, что она должна быть как можно более независимой. И мне предоставили полную свободу действий. Я сам решал организационные, творческие, кадровые вопросы. Но когда мне предложили вступить в партию, я согласился по той простой причине, что “Ак Жол” соответствует моим представлениям о политике. Я считаю, что моя партийная принадлежность ни в коей мере не мешает мне быть независимым журналистом. Я вообще никогда не писал под чью-либо диктовку.
“Эпоха” по сей день здравствует на медийном рынке. А вот первый редактор не имеет к ней уже никакого отношения. По каким причинам вы покинули газету?
— Прежде чем приступить к любой работе, я всегда заранее обговариваю правила игры. И по поводу моего редакторства в “Эпохе” мы с лидерами партии договорились, что я запускаю газету в тираж, а через некоторое время решаем, насколько она соответствует нашим представлениям. Через полгода три сопредседателя и я сели обсуждать. И там возник такой разговор: они сказали, что сейчас ситуация изменилась, и они хотят газету, которая отражала бы линию партии. Я не стал возражать, потому что понимал, что “Эпоху” задумали они, они ее финансируют. Но у меня было несколько иное видение. Поэтому я сказал, что будет лучше, если они найдут нового редактора, и мы мирно разошлись. Благодаря чему, у меня с лидерами “Ак Жола” сохранились хорошие отношения. Я уважаю этих политиков, но вместе с тем оставляю за собой право выражать собственное мнение.
Вас не смущают разговоры о том, что “Ак Жол”, мол, делегирована властью и потому не является оппозицией?
— Насколько мне известно, нет ни одной партии, которая не обрастала бы какими-то слухами. Вокруг любого политического движения, будь то ДВК, РНПК, партия Патриотов, Гражданская, идет шлейф разговоров. Но я обо всем привык судить по собственным впечатлениям. Если вы помните, я одним из первых вошел в демократические воды и один из последних, кто по сей день остается там. То есть, я хорошо знаю партийное поле, и среди всех партий моим взглядам более всего соответствует “Ак Жол”. Мне кажется, что упомянутые вами разговоры вокруг “Ак Жола” ни на чем не основаны.
Если мне не изменяет память, до того как осудили Булата Абилова, кроме Абилова, другие сопредседатели “Ак Жола” не произносили на публике слово “Казахгейт”.
— Феномен, когда о “Казахгейте” заговорили другие сопредседатели “Ак Жола”, на мой взгляд, говорит о единстве лидеров. До сих пор четверо на эту тему не говорили, но когда затронули одного из них, являющегося наиболее “левым”, они проявили свою солидарность.
Что думаете вы по поводу “Казахгейта”?
— По-моему, документы, опубликованные в оппозиционной прессе, очень серьезны. Приводятся факты, которые трудно опровергнуть. Поэтому я думаю, что это дело реальное, и с ним нужно разобраться до конца. Считаю, что в “разборе полетов” должна быть заинтересована сама власть. И если она убеждена, что “Казахгейт” — это клевета, должна подать в суд на США. А власть пытается убедить нас, что “Казахгейт” — это блажь и чушь. Однако за пределами Казахстана они о “Казахгейте” так не выражаются. И в суд никто не подает. Я считаю, что до тех пор, пока авгиевы конюшни “Казахгейта” не будут очищены, наша страна не отмоется.
Вы были организатором нескольких политических структур (движение “Орлеу”, партия “Азамат”, Форум демократических сил), то есть тех, что ныне бездействуют. Выходит, Сейдахмет Куттыкадам создавал организации, которые изначально были нежизнеспособными?
— Вопрос этот непростой. В “Азамате” я старался находиться в тени, Демфорум – это коалиция. Что касается “Орлеу”, движение на самом деле было популярным. К нам постоянно приходили новые люди, мы стали известны на политическом поле, в СМИ. И на нас тут же началось колоссальное давление. Я до сих пор не говорил о происходившем в полной мере, но это было из области невероятного. Были избиты наши активисты, многих выгнали с работы, начался шантаж. У движения было несколько не очень богатых спонсоров, на них тоже начали давить. Давление испытала моя семья. Если бы у нас была мощная поддержка от других движений, нашлись спонсоры, мы боролись бы дальше. Но нам перекрыли кислород. Многим нашим членам угрожала реальная опасность. Поэтому мы посовещались и решили законсервировать движение. При желании возродить его не составит труда.
А от кого конкретно исходила опасность?
— От наших властей, специальных органов. Где бы я ни находился, куда бы ни ездил, меня всегда сопровождала группа людей определенного типажа. Камера снимала все мои передвижения чуть ли не в открытую.
А почему “скончался” Форум?
— Я был одним из учредителей Демфорума. Причем идею его организации вначале обсудили трое – Сергей Дуванов, Нурболат Масанов и я. Масанов предложил название, мы с Сергеем его поддержали, а затем уже с этим предложением обратились к другим. Я считаю, в свое время Форум сыграл важную роль. Но, к сожалению, демократическая оппозиция “хотела как лучше, а получилось как всегда”.
У нас каждый старается стать лидером в какой-то небольшой кучке, а пойти под сильного боятся. Я глубоко уверен, что пока не появится мощный лидер, который сумеет преодолеть стремление кучковаться и тянуть одеяло на себя, оппозиция будет слаба. Как только я почувствовал, что Демфорум стал превращаться в поле для словопрений, ушел оттуда.
На прошлых выборах в мажилис вы баллотировались по Алатаускому округу Алматы. И тогда проиграли Валентину Макалкину. Как думаете, теперь конкуренция будет жестче?
— Во-первых, в прошлый раз было 14 кандидатов. Во-вторых, господин Макалкин не выиграл, а проиграл. С треском. Об этом он сам, кстати, знает. У меня на руках есть протоколы, составленные после двух этапов фальсификаций. Протоколы той избирательной кампании, подписанные председателями и секретарями участковых комиссий. Первый. В урны бросали бюллетени за г-на Макалкина. Второй. Бюллетени прямо из моей стопки брали и перекладывали в стопку г-на Макалкина. Один такой случай был зафиксирован ОБСЕ. Я много раз говорил об этом, и г-н Макалкин мне ни разу не возразил. Я хотел бы встретиться с ним в прямом эфире и поговорить об этом. Он строит из себя интеллектуала и интеллигента, а взял и украл у меня победу! То, что я тогда победил, знают все: г-жа Балиева, аким Храпунов, и думаю, люди повыше. До сих пор не выдали окончательные результаты! Был невероятный случай, когда я с моим доверенным лицом Олегом Поповым встретили г-на Макалкина у Дома демократии. Олег прямо сказал ему: “Валентин, что ты лезешь на выборы в этот округ, ведь ты проиграешь Сейдахмету!” Тот ответил: “Посмотрим еще, как распорядятся власти”.
Вас, как бывшего замминистра печати, устраивают результаты языковой политики, проводимой в СМИ?
— Я считаю, должен сохраняться статус-кво: казахский – государственный, русский – официальный. Оба языка должны сосуществовать на равных. Вместе с тем, как сказал однажды Чингиз Айтматов, только в Казахстане может возродиться казахский язык, другого поля у него нет.
Недавно созданная общественная коалиция “Государственный язык”, отмечая неудовлетворительное положение казахского языка, предложила следующее: чтобы казахский знали все депутаты и первые руководители всех инстанций казахской национальности, а некоренной – понимали устную речь. Случись это, не ущемляли бы мы “асфальтных” казахов и другие этносы?
— Наша страна поликультурная, полиэтничная, полиязыковая, и мы должны найти согласие. Я за то, чтобы, в первую очередь, сами казахи знали казахский язык и свою культуру. Я против того, чтобы заставлять других.
Наши чиновники должны понимать, что могут быть примером для подражания. Если министр-казах не владеет казахским, какой подчиненный захочет учить казахский? Говорят, в возрасте уже трудно учить язык, но ведь есть примеры положительные. Например, Марат Оспанов, типично рускоязычный, когда появился на политическом поле, двух слов не мог связать по-казахски. К концу работы в парламенте он отлично владел языком.
Как вам государственная программа “Культурное наследие”, которую курирует Имангали Тасмагамбетов?
— Я Имангали Тасмагамбетова немного знаю. Он, кстати, один из тех, кто прекрасно владеет государственным языком. У нас вообще среди высших чиновников и политиков мало знатоков казахского. Исключительно хорошо владеют им Алихан Байменов, Имангали Тасмагамбетов, Нурсултан Назарбаев, еще два-три человека и, пожалуй, все. Но хорошее знание языка вовсе не означает, что его носитель является радетелем за язык. Слова Тасмагамбетова в пользу казахского тоже не значат это. Ему не нужно говорить, ему нужно действовать. А мы видим только декларативность. Кстати, Имангали Тасмагамбетов, будучи премьером и ныне главой президентской администрации, совершает ошибки противоположного плана, которые заставляют вспомнить Ходжу Насреддина. Он был “тихушным” премьером, почти не выступал публично, не общался с журналистами, не принимал никаких серьезных решений. Наверное, боялся ошибиться, потому что в то время котировался как наследник. Став же руководителем аппарата, он стал проявлять непомерную жесткость. Давит на оппозицию, СМИ. Я думаю, что после выборов, в случае массовых фальсификаций на них, Имангали Тасмагамбетова, как и Загипу Балиеву, могут выставить крайними. И если Тасмагамбетова принесут в жертву, его политической карьере конец.
Есть мнение, что крайним окажется Алтынбек Сарсенбаев…
— Сарсенбаев пошел в правительство, как говорится, в здравом уме и твердой памяти, четко понимая, что с ним может произойти. У меня с Алтынбеком непростая история отношений. Однако когда он ушел в оппозицию, он протянул мне руку, и я пожал ее. Уверен, Алтынбек ясно понимает, что делает.
Проще говоря, Сарсенбаев не будет “козлом отпущения”?
— Не будет. Если он останется во власти, люди скажут, что он не отрекся от соратников. Если уйдет из правительства, народ будет говорить, что Сарсенбаев пострадал. А Имангали Тасмагамбетов уйдет с другим клеймом.
Недавно в СМИ прошла дискуссия между редактором газеты “Соз” Гульжан Ергалиевой и президентом Ассоциации социологов и политологов Бахытжамал Бектургановой. Первая обвинила вторых в ангажированности при проведении социологических исследований. Как вы считаете, данные социологических служб соответствуют реальности или манипуляции имеют место?
— То, что социально-политические исследования ангажированы, не секрет. По конфигурации результатов можно точно определить, кто лоббировал ту или иную социологическую группу. Я не говорю конкретно о службе Бахытжамал Бектургановой, но реального социологического среза в нашей стране нет, хотя он очевиден.
То есть вы хотите сказать, что “Отан” и “Асар” не являются фаворитами?
— Я не знаю, как определили, что они лидеры. Наверное, по частоте мелькания на телеэкране. Но ведь это не отражает реалий. Если бы к эфиру имели доступ все политические партии, авторитетные люди в равной степени, уверяю вас, через месяц от популярности “Отана” и “Асара” ничего не осталось бы. Если со мной не согласны, пусть руководство “Отана”, “Асара”, Гражданской партии вступит со мной в публичную дискуссию. Главное, чтобы это был авторитетный политик. Я готов в течение двух-трех недель каждый день участвовать с ними в дискуссии в прямом эфире. Тогда сразу станет ясно, кто чего стоит. Кстати, то же самое я предлагал и на прошлых выборах пять лет назад, но никто не вышел. Может быть, сейчас они осмелели.
В нынешних выборах примут участие около 13 журналистов, причем часть – по партийным спискам. О чем, по вашему мнению, говорит тот факт, что журналисты чуть ли не редакциями вступают в партии: о ярком проявлении гражданской позиции или, напротив, об ее отсутствии? Принято считать, что в идеале журналист должен быть вне партий, беспристрастным наблюдателем.
— Это явление грустное. Произошла монополизация СМИ, поэтому свободное творчество практически исчезает. Что говорить, иногда журналистов заставляют вступать в ту или иную партию, чтобы поднять имидж этой партии. Это нежелательное явление. В то же время хочу отметить, что у казахстанской журналистики тяга к независимости по-прежнему остается сильной. И если власть покупает журналистов, значит, она боится журналистской независимости. Наверное, в нынешней ситуации, когда СМИ пытаются лишить свободы, поход журналистов во власть оправдан. Журналисты – тоже граждане Казахстана, и наравне с другими должны работать на его будущее. Главное, чтобы, будучи в политике, они занимались именно этим, а не лоббированием корыстных интересов. Что касается меня, я пришел в журналистику по наитию души и, по-моему, за прошедшие годы доказал свою приверженность независимости. Я всегда писал в изданиях, которые считал таковыми. Бывало, газета подстраивалась под меня, а не я. Во мне всегда сочетались политика и журналистика. Как журналист, я понимаю, что страна нуждается в преобразованиях, а подтолкнуть к ним можно, лишь находясь в политике.