Перевод с английского Аналитической службы Союза мусульман Казахстана
***
Концепция ядерного сдерживания сегодня вновь приобрела актуальность, и это отражает определенные тенденции в современной политике. Военные конфликты на Ближнем и Среднем Востоке продемонстрировали неэффективность нынешних международных институтов, что привело к утрате доверия к ним. Международное право превратилось в фикцию, и в этих условиях вопросы безопасности стали личным делом каждого государства.
Существует предубеждение, что если развивающаяся страна приобретает ядерное оружие — это политическая авантюра. Однако, вчитываясь в строки президентских мемуаров, понимаешь, что существуют серьезные причины, заставившие Пакистан встать на этот тернистый путь. Сложность ситуации заключается в том, что Пакистан является исламским государством, а мусульманские богословы до сих пор не пришли к единому мнению относительно ядерного оружия. Несколько лет назад иранский духовный лидер издал фетву о недопустимости ядерного оружия. Однако это была в большей степени политическая акция, нежели аргументированный религиозный вердикт. В Священном Коране ничего не говорится об оружии массового поражения, и это дает основание полагать, что запрета как такового не существует. “Сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но будьте справедливы!”, — говорится в одной из сур. Одно из возможных толкований этого аята заключается в том, что в целях защиты мусульмане могут использовать ядерное оружие, но мера ответственности в этом случае возрастает многократно.
Процесс глобализации предоставил миру большие возможности в сфере распространения информации и сотрудничества. Однако он породил другую, весьма опасную проблему — мир стал более доступным для распространения ядерных технологий. И здесь мы приходим к парадоксальному выводу: чем выше уровень развития цивилизации, тем более она уязвима и непредсказуема.
Мурат Телибеков
***
Южная Азия стала опасным ядерным регионом. Еще задолго до окончания “холодной войны”, вражда Америки и Советского Союза, имевших на вооружении тысячи ядерных боеголовок, парализовала мир. Во время кубинского ракетного кризиса, они готовы были пустить в ход это оружие, и весь мир тогда замер, затаив дыхание.
После того как Пакистан вслед за Индией вступил в ядерный клуб, мир каждый раз замирает во время очередной нашей конфронтации. Эта ситуация намного опасней “холодной войны”, которая велась на расстоянии, и в большей мере посредством вторых лиц. Когда же твоим врагом является ближний сосед, с которым находишься в состоянии войны, а на границах идут непрерывные столкновения за спорные территории, а историческая память корнями уходит во взаимное кровопролитие со времен основания нации, это уже не “холодная война”. Это смертельное объятие с заряженным оружием, когда пальцы находятся на спусковом крючке.
Ядерная подоплека конфликта стала очевидной 11 и 13 мая 1998 года, когда Индия привела в действие пять ядерных устройств. Пакистан ответил соответственно, взорвав 28 и 30 мая шесть ядерных зарядов. Надо признать, что мир выразил гораздо больше негодования по поводу наших взрывов, чем в 1974, когда Индия привела в действие свою первую ядерную бомбу. Тогда она объявила о “мирном взрыве”, и все смирились с этим, ограничившись формальным осуждением. Однако “мирная бомба” положила начало не только ядерной гонке в Южной Азии, но ядерному террору соседних государств, которые и по сей день находятся в состоянии тревоги.
Неодобрительное отношение к пакистанским ядерным взрывам в 1998 году во многом объясняется тем, что мы были первым мусульманским государством, обладавшим ядерным оружием. В Пакистане подобную реакцию сочли несправедливой. Я думаю, что любое государство в нашем положении сделало бы то же самое. Кроме всего прочего, мы прекрасно понимали, что не можем больше рассчитывать на защиту со стороны Соединенных Штатов.
Пакистан всегда добивался баланса сил с Индией. До 1974 года это обеспечивалось паритетом в области обычного вооружения. Когда же у Индии появилось ядерное оружие, мы оказались беззащитны и необходимо было исправить ситуацию. Не следует забывать, что это случилось спустя три года после войны 1971 года, когда Индия отделила от нас Восточный Пакистан.
Как это не иронично звучит, но в промежутке с 1974 по 1998 год на нашей границе с Индией не было вооруженных столкновений. Самые кровопролитные конфликты приходятся на период 1947-1948, 1965 и 1971 годов. В течение двадцатичетырехлетнего ядерного дисбаланса мы продолжали вести ограниченные военные действия, вдоль линии контроля в Кашмире и Сиачене, и надо признать они имели низкую интенсивность. Хотя в последующем не было таких кровопролитных конфликтов, как в 1965 и 1971 годах, но с 1998 года мы дважды — в 1999 и 2002 годах — мобилизировали значительные силы. Возможно, именно эти действия предотвратили развертывание полномасштабной войны. Я убежден, что мы не должны позволить ситуации достигнуть точки необратимости, а наши разногласия по поводу Кашмира необходимо как можно быстрее разрешить ради установления мировой стабильности.
Отец пакистанской ядерной бомбы
В 1975 году доктор А. К. Хан, металлург по профессии, работавший в международной компании URENCO в Нидерландах, занимающейся проблемами обогащения урана, предложил свои услуги правительству Пакистана. Мы пригласили его вернуться в Пакистан, и он привез с собой чертежи центрифуг. Они собирались по его проектам на наших ядерных обогатительных предприятиях. В последующие годы были получены необходимые материалы и технологии главным образом через подпольную сеть в развитых странах Европы. В это же время совершенствованием ядерного арсенала занималась и Индия. Я не исключаю, что мы получали необходимые материалы и технологии из одних и тех же рук.
Почему Индия приобрела ядерное оружие и баллистические ракеты? Очевидно, что у Индии были грандиозные амбиции превращения в региональную, а может быть даже в мировую державу, целью которой является достижение господства в южной и юго-восточной Азии. Почему Пакистан решил заняться ядерными разработками? Совершенно очевидно, что вопреки мнению мирового сообщества, мы нуждались в защите от индийской угрозы. Намерения Индии всегда были наступательными и агрессивными; наши — защитными и оборонительными. Мировые державы оказывали безжалостное давление на нас, чтобы мы отступили, но в тоже время не оказывали подобного давления на Индию. Я не находил в этом логики, и считаю это несправедливым. Если мир хотел предотвратить ядерную гонку на субконтиненте, то они “сдерживали не ту лошадь”. Могущественные державы должны были остановить индийскую ядерную программу, и Пакистан никогда не встал бы на этот путь. Однако сегодня печальная действительность такова, что Южная Азия стала опасным регионом, где на черном рынке идет торговля ядерным оружием и технологиями.
Меры предосторожности
Пакистан хранил свою ядерную программу в строгом секрете. В 1970 году ей руководил премьер-министр Зульфикар Али Бхутто, напрямую сотрудничавший с доктором А.К.Ханом. Весь бюджет программы находился в распоряжении А. К.Хана и не подлежал проверке, а безопасностью проекта занимался сам А.К.Хан. Позже при президенте Зия-уль-Хаке сохранилась прямая связь между президентом и учеными. После его смерти в 1988 году страну возглавил Гулам Исхак Хан. Он был гражданским лицом, поэтому передал контроль над развитием ядерной программы главнокомандующему армией, который действовал от имени президента в непосредственном контакте с доктором А.К.
Эта традиция продолжалась и далее, причем цепочка людей, причастных к ядерной программе, удлинялась. Она начиналась от премьер-министра, далее шла к главнокомандующему армией, потом к генерал-майору, назначенному генеральным директором развития вооруженных сил. Именно ему был подотчетен А.К. Никакое другое правительственное или военное учреждение не допускалось к этой сфере. Я говорю это с большой ответственностью, потому что в 1992 году стал первым руководителем военных операций и участвовал в подробной разработке всех военных планов. Однако я не имел доступа к ядерной программе, и думаю, что это было правильное решение, обеспечивавшее секретность программы. Все в Пакистане хотели, чтобы у нас была бомба. Фактически доктор А.К.Хан не единственный ученый, кто занимался этим проектом. Однако у этого человека большой талант к саморекламе. Он сумел убедить общество в том, что создал ядерную бомбу самостоятельно, без посторонней помощи. В дальнейшем наши политические лидеры по стратегическим соображениям умышленно искажали истинную картину. Признаться, я тоже не знал, на какой стадии развития находится наша ядерная программа, и, как стало известно поздней, не знали об этом многие наши политики. Такая ситуация сложилась вследствие полного доверия и свободы действий, предоставленных доктору А.К. Никто не мог предположить насколько безответственным и легкомысленным окажется этот человек.
8 октября 1998 года я стал главнокомандующим армией. Спустя пять месяцев состоялось наше первое ядерное испытание. После этого А.К.Хан стал национальным героем. В мае его стали именовать не иначе как “отцом исламской бомбы”, причем не только в нашей стране, но и во всем мире, как будто бомба может иметь религию. Я нахожу эти формулировки уничижительными и оскорбительными. Еще ни одна бомба в мире не называлась индийской, еврейской, христианской, капиталистической или коммунистической. Идея нелогична, и по сути расистская, свидетельствующая о враждебном отношения мира к мусульманам.
Как бы то ни было, но ответственность за произошедшее с доктором А.К. лежит и на мне. Одна из первых моих рекомендаций премьер-министру Наваз Шарифу заключалось в том, чтобы взять под контроль все стратегические организации, включая ядерные разработки. С этой целью мы провели презентацию в штабе главного командования, где я представил на рассмотрение план, в котором Верховное национальное управление и новый секретариат в правительстве берут на себя ответственность за обеспечение безопасности ядерной программы, а также осуществляют оперативный и финансовый контроль над ней. Всеми этими вопросами до этого занимался доктор А.К. Решение было продиктовано отсутствием координации между участниками проекта: Исследовательской лабораторией Хана (KRL) и Комиссией по атомной энергетике Пакистана (PAEC). К сожалению, мои предложения не получили одобрения и в период правления Наваз Шарифа не были реализованы.
Тем не менее, в начале 1999 году я сумел воплотить некоторые свои идеи по созданию Организации стратегического планирования в составе главного командования. Тогда директорат развития вооруженных сил уже был ликвидирован. В это же время я начал расследовать отдельные факты подозрительной деятельности А.К.Хана. В тот период мы заключили межправительственную сделку с Северной Кореей на приобретение за наличный расчет баллистических ракет и технологий для их изготовления. Надо отметить, что это не имело отношения к ядерному оружию, как утверждали некоторые некомпетентные СМИ.
Однажды мы получили сообщение, что эксперты Северной Кореи, прибывшие в Пакистан в качестве ракетных инженеров, посетили KRL, ознакомились с секретными материалами и побывали на военном заводе. Я был встревожен. Начальник главного штаба и директор разведывательной службы допросили доктора А.К. Однако он отрицал все обвинения. В дальнейшем к нам не поступали подобные сигналы, однако тревога не оставляла меня.
Нелегальная торговля
Когда я пришел к руководству страной 12 октября 1999 года, в моем распоряжении оказались все стратегические программы. Вскоре я понял, что не могу уделять им необходимое время и претворил в жизнь систему, задуманную ранее. В феврале 2000 года наша стратегическая программа оружий прошла тщательный контроль и была поставлена и одобрена правительством. Было создано Верховное национальное управление, в состав которого вошли президент, премьер-министр, главные федеральные министры, военное руководство и ведущие ученные. Мы также сформировали Комитет стратегического планирования под руководством главнокомандующего армии. Он помогал Верховному национальному управлению в части реализации наших проектов и надзора над стратегическими средствами. Контроль над финансами и безопасностью научных организаций осуществляло управление секретариата. В дальнейшем в сухопутных, военно-морских и военно-воздушных силах были созданы специальные подразделения для обслуживания стратегического вооружения. Централизованный оперативный контроль находился в руках Верховного национального управления.
Все эти нововведения дали свои результаты. Во-первых, мы стали получать больше информации о работе А.К. за последние несколько лет. У нас появилась возможность скрупулезно изучить его деятельность, которая показалась проблематичной и потенциально опасной. До этого он часто покидал страну без разрешения. Теперь я настоял на том, чтобы он информировал нас обо всех своих перемещениях и цели визитов. Это позволило мне узнать о посещении стран, которые он ранее не указывал.
Однажды к нам поступила и информация о том, что зафрахтованный самолёт, направляющийся в Северную Корею за ракетами, которые мы приобрели согласно договору, собирался везти также “необычный груз” от имени доктора А.К.. Источник не мог сообщить нам, что это был за груз, но мы отнеслись к этому с подозрением. Была организована проверка, в ходе которой самолет тщательно обыскали, но ничего подозрительного не обнаружили. Позднее, мне сообщили, что люди А.К были подготовлены к проверке и подозреваемый груз не был загружен.
Спустя некоторое время нам сообщили о том, что А.К. потребовал устранить все препятствия для полета, зафрахтованного нами самолета, летящий из третьей страны в Исламабад. Причем он должен был совершить две посадки “для заправки горючего” в приграничном иранском городе Захедан. Это вызвало подозрение. Когда я спросил, для чего это нужно, мне объяснили, что самолет везет артиллерийское военное снаряжение, но никто не смог объяснить, чем вызвана необходимость заправляться именно в этом городе. Я одобрил военную сделку, но запретил приземляться в Иране. Спустя несколько дней, мне доложили, что самолет вообще не прилетел в Пакистан. Очевидно, военное снаряжение было прикрытием для чего-то более важного.
Были и другие инциденты, которые убедили меня в том, что у А.К.Хан имел определенные замыслы, которые могут нанести ущерб безопасности Пакистана. С тех пор, как его знания стали получать практическую реализацию, возможности устрашали. Надо отметить, что он был очень осторожен и постоянно предпринимал шаги для того, чтобы скрыть свою прошлую деятельность.
Тем не менее, с каждым разом становилось ясно, что А.К.Хан — это не “часть проблемы”, а “проблема” сама по себе. При его статусе, мы не могли наложить жесткие ограничения на распространение информации. Единственное, что я мог сделать – это снять его с должности. В 2000 году я все же решил отправить его в отставку по истечению срока контракта в марте 2001 года. Оставался вопрос — как это сделать? Ведь для всей страны он был героем. В прошлом, его контракт обновлялся автоматически, но в этот раз я решил не делать этого. То же самое пришлось сделать с доктором Ишфак Ахмедом, председателем Комиссии по атомной энергетике Пакистана, человеком весьма уважаемом, имеющем репутацию хорошего ученого. Печальная правда заключалась в том, что Ишфак Ахмед стал жертвой обстоятельств. Я вынужден был это сделать для того, чтобы не возникло мнение, будто мы хотим устранить именно К.Хана. Мне искренне жаль Ишфака Ахмеда, ведь он мог много сделать для страны.
Итак, 30 марта 2001 доктор А. К.Хан был отстранен от должности и лишен доступа к ядерной программе. Я назначил его советником со статусом федерального министра. Теперь он практически не играл никакой роли в нашей военной программе. Вскоре в прессе поднялась шумиха, но затем слухи улеглись, и я утвердил свое решение.
После ухода А.К наши научные организации, наконец, получили возможность работать в нормальном режиме. Эффективное сотрудничество с ним было невозможным. А.К. очень эгоистичный и раздражительный человек, не способный работать в команде, ибо не допускает мысли, что кто-то может его в чем-то превзойти. У этого человека огромное эго. К тому же, он великолепно владел искусством формирования общественного мнения и постоянно прибегал к этому. Все это сделало его невыносимым человеком, с которым трудно было работать.