В Алматы завершился Второй среднеазиатский фестиваль современного танца. По его программе можно было судить о состоянии современной хореографии в Казахстане, Кыргызстане, Таджикистане, Узбекистане и России. Также была предоставлена возможность сравнить положение дел в нашем регионе и Европе: выступили танцоры из Франции, состоялся теоретический семинар с участием гостей из Германии.
Не все представленное на казахстанской фестивальной сцене можно было назвать экспериментальным, новым и имеющим отношение к искусству. Но все же увиденное вызывало интерес, вопросы и дискуссию, в общем, не оставило равнодушным.
Свободу телу
Современный танец ведет свою историю с начала прошлого века, когда формируется так называемый свободный стиль, противостоящий канонам классической хореографии. В это время под влиянием философии жизни Шопенгауэра и Ницше, а в дальнейшем идей рефлекторной психологии, биомеханики и телесноориентированной терапии возникает ряд новых танцевальных школ и стилей: сторонники естественной античности Франсуа Дельсарт и Айседора Дункан, разрушительница стереотипа женского танца Марта Грэхем, школа естественного движения и выразительной гимнастики Людвига Клагеса и Рудольфа Боде и др. Новые трактовки свободного танца возникали не только в Европе, но и в других регионах. Например, в Японии после Второй мировой войны сложился стиль “буто” (“танец тьмы”). Его основатель Тацуми Хидзиката противопоставлял “прыжкам вверх, в мир небожителей” европейской балетной хореографии посюсторонность танца, его направленность к земле в низком приседе, кривоногости и т.д.
Один из главных принципов свободного стиля – “возврат к естественности” – обращение к внутренним чувствам, свободе движений как соответствие особенностям анатомии человека и природным функциям его органов движения
Танцы по краю
Об эволюции современного танца можно было узнать благодаря представленному на фестивале фильму о состоявшейся месяц назад Немецкой танцплатформе и докладу директора Танцфильминститута из Бремена Хайде-Марии Хертель. Сейчас танец представляет собой довольно маргинальное явление. Так, например, группа Саши Вальц из берлинской Шаубюне в спектакле D’avant играет на диаметральной противоположности движений танца и пения. Актеры поют средневековые песни и одновременно танцуют. Одного из них как колокол подвешивают к заднику сцены и раскачивают под колокольный звон.
Спектакль “Вечер” Сюзанны Линке посвящен теме одиночества, когда партнер в танце – это всего лишь видеорисунок на заднем фоне. Постепенно темных силуэтов становится все больше и больше, пока они не сливаются в одно черное полотно. Актеры группы She She Pop в спектакле “Почему вы не танцуете?” используют интерактивные приемы, подходят к зрителям и агитируют танцевать, налаживая контакт с публикой. А затем в другой комнате перед камерой делятся своими впечатлениями: кто с кем танцевал, кому наступили на ноги и как ужасно танцевать с неподготовленной публикой.
Пьесу “Письма из палаточного мира” исполнили иранские танцовщицы. Танцуя в палатках, как в костюмах, они повествуют о том, что должны ходить в парандже в своей стране, а теперь правительственным указом женщинам вообще запретили танцевать. В спектакле “Репродукция” хореографа Эстера Соломона танцоры ведут дискуссию о современном положении мужчин и женщин. Причем трудно понять: кто же танцует перед нами – мужчина или женщина? Потом мы видим, как актеры образуют клубок, который то распускается, то скатывается опять. Другой танцор исследует движения музыкантов во время их игры на музыкальных инструментах. В общем, танец сегодня – это и перформанс, и театр, и мультимедиа, и изобразительное искусство, и пение, и социология, и политика, и многое другое.
Уметь удивить
Но что же по-прежнему позволяет именовать танец танцем? И каковы критерии отбора материала на танцплатформу? Это понятие, родившееся 20 лет назад во Франции, обозначает искусство, маркированное регионом, имеющее ярко выраженные региональные корни. “Критерии осмысляются всегда по-новому. Самый главный критерий – не сам танец как таковой, и необязательно это должны быть только танцевальные труппы и танцоры. Самое главное – выявить новое, тех, кто смог перешагнуть грань повседневности и нормы. Уметь удивить – основной критерий платформы”, – считает госпожа Хертель. Танцплатформы существуют в Испании, Африке, Азии. Чтобы танцплатформа возникла в стране, необходимо значительное количество танцевальных коллективов, хореографов, наличие танцевальных институций – академий, семинаров, школ. Танцплатформы Европы опираются на богатую, насчитывающую долголетнюю историю культуры платформу искусства, философии, психологии, кинематографии, музыки, социальной мысли.
Махнула она левым рукавом…
Если же обращаться к большинству постановок, представленных на казахстанской фестивальной сцене, то современными их можно назвать лишь отчасти. Так, например, спектакль “Чистая вода” таджикского театра “Падида” представлял собой скорее популяризацию традиционного этнического танца и вряд ли мог чем-то удивить, кроме этники. К тому же он позволил убедиться, что этническая составляющая танца отнюдь не отличительный признак, а общее место. Некоторые танцевальные приемы могут быть в равной степени отнесены как к национальному таджикскому, так и к индейскому или эскимосскому танцу и т.д. Во время просмотра не покидало ощущение, что где-то это уже было и было не раз.
Так что тезис об этнической самобытности танца в условиях современных информационных потоков явно преувеличен. Свидетельством эклектичности таджикской постановки “Чистая вода” может служить описание ее идейных источников: мотивы таджикской мифологии, священная книга зороастризма “Авеста” и модная ныне экологическая тема. Стилистика танца опиралась на традиционную технику симметрии: если махнул рукой влево, то махни и вправо. Поразила даже не она, а слишком “авангардные” для такого театра драматургические находки. Семь девушек, сначала танцевавших в ярких блестящих платьях, потом появились с пластиковыми ведрами на головах (как оказалось, полными воды) и стали окунать длинные распущенные волосы в ведра и размахивать ими в разные стороны, разбрызгивая воду по сцене и угрожая “подмочить репутацию” первых рядов. Но на этом творческий поиск таджиков не закончился: в следующей сцене танцовщицы вытирали мокрый пол, ползая по сцене в мешках с половыми тряпками и швабрами в руках. Не знаю, как уж там с древними мифами и современными проблемами Аральского моря, но спектакль, похоже, ставит не экологические, а социальные проблемы традиционного общества, повествуя о нелегкой судьбе таджикских женщин, которые сначала развлекают гостей на пиру в роскошных нарядах, а потом в мрачных рубищах убирают за ними.
Продукт еще не готов
По мнению Хайде-Марии Хертель, стилистика современного танца в Средней Азии еще не сложилась. “У вас в отличие от нас, европейцев, другие представления относительно того, что такое современный танец. Например, в выступлении узбекской группы первые танцевальные движения были пропитаны фольклорным оттенком. И вдруг спустя минуту я уже вижу как будто бы фрески на стенах церкви. Также и таджикская группа, которая выходит из фольклора и словно на полпути к современному танцу: это уже не фольклор, но еще и не современный танец. Нет переходов от одного к другому, продукт еще не готов”, – считает немецкий эксперт. На вопрос, что могло бы из увиденного на нашей сцене представлять Казахстан на международном фестивале современного танца, она ответила, что это могли бы быть сестры Гульмира и Гульнара Габбасовы, а с остальными пока следовало бы подождать.
Что касается постановки казахстанского театра танца Гульнары Адамовой по пьесе Эжена Ионеску “Лысая певица”, то это больше качественный коммерческий спектакль, который мог бы стать украшением солидного ночного клуба, нежели экспериментальное искусство. “Подобные формы уже были на Западе. Хотя это хорошая работа, но она не так актуальна”, – заметила Хайде-Мария. Трудно согласиться и с мнением, прозвучавшим на фестивале, что нас спасут западная танцевальная техника плюс местный народный колорит. Вряд ли можно рассматривать эстетическую форму в отрыве от ее наполнения. Тем более что современная эстетика танца формируется в условиях современной культурной проблематики. Зачем пытаться передать с ее помощью традиционный этнический смысл?
К тому же, как показало выступление The guests, современная драматургия танца не обязательно должна быть основана на национальной культуре собственной страны. Французов на создание стильной, полной энергии и экстрима хореографии вдохновили американский художник и английский музыкант: основатель капельной техники живописи Джексон Поллок и представитель холодной волны, лидер “Джой Дивижн” Ян Кертис. Хореография и драматургия “17 капель” – живое полотно, на котором при помощи языка танца образы абстрактной живописи трансформируются в психологический портрет их создателя. А “Жизнь из фрагментов” навеяна не только потусторонней музыкой и голосом Яна Кертиса, но и его необычной конвульсивной манерой двигаться на сцене. Это попытка раскрыть в танце депрессивный, саморазрушающийся, но в то же время неповторимый и завораживающий внутренний мир рано ушедшего из жизни рок-музыканта.
Импульс изнутри
Для дуэта Габбасовых язык танца – язык высоких энергий. Сестры Гульмира и Гульнара Габбасовы хорошо известны в Казахстане. Они не просто хореографы, но и режиссеры-постановщики, успешно работающие на драматургическом поприще. Постановки Габбасовых отличает свой собственный стиль. Это единственные хореографы в Средней Азии, работающие в жанре танцтеатра и пребывающие в постоянном поиске новых форм пластики и режиссуры.
– Свою основную задачу вы видите в соединении современной техники танца и местного этнического колорита?
Гульмира: Я бы сказала, что это больше прослеживается в спектакле “Тамыр”, который и нацелен на пробуждение патриотических чувств зрителя. Из семинаров современного танца приезжих хореографов мы стараемся взять технику, т.е. изучаем новые движения и переходы на полу и на середине зала. Затем, анализируя и пропуская технику через свое тело, передаем этот материал нашим студентам в Хореографическом училище и Академии искусств. Разнообразный багаж знаний хореографической лексики помогает как нам, так и нашим студентам искать свой хореографический почерк.
– Можно ли просто скопировать технику, не вникая в содержание и культурный смысл танца?
– Вся техника современного танца связана с философией, много взято из йоги и восточных единоборств, китайской философии познания тела и души. Не случайно Марта Грэхем говорила, что танец модерн должен передаваться из уст в уста. Знание этого дает понимание и ощущение тела в пространстве и самой технике танца.
Гульнара: Путем творческих поисков нескольких хореографов сформировались четыре основные техники (школы) танца модерн: Марты Грэхем, Хосе Лимона, Мерса Каннингхэма и Лейстера Хортона. Сегодня есть школы в Европе, которые изучают отдельно все четыре техники в чистом виде, хореографы же в основном смешивают все техники и из этого рождается индивидуальный почерк и авторский стиль. Студенты занимаются тренажом современной хореографии, чтобы их тела и координация были готовы к восприятию новых работ хореографов.
Для нас главное не пересказать сюжет, историю, а при помощи пластики тела открыть в каждом зрителе новые двери восприятия, заставить задуматься, взбудоражить его чувства, память, эмоции, которые скрываются в бессознательном. Мы работаем в нескольких пластах. Первый пласт – визуальное восприятие: красота линий тела и движения. Второй – акустический, когда человек может видеть одну картинку, а на слуховом уровне идет другая информация. Третий – невербальный уровень, т.е. мы закладываем информацию, о которой думаем, и она проецируется. Далеко не каждый зритель может получать информацию на всех уровнях. Если у него много блоков, он воспринимает только визуальную картинку. Мы соединяем ассоциативный ряд с пластикой движения, энергетику с эмоциями. Но эмоции передаем не через мимику и пантомиму, а через физический театр, когда движение и танец рождаются изнутри тела, пусть даже это и нельзя назвать красивым движением и походит скорее на что-то ломаное и уродующее. Все эти составляющие придают смысл танцу, а режиссерские приемы помогают расставить акценты и знаки, по которым уже движется зритель в понимании спектакля.
– В чем смысл красоты в современном танце? Например, ваши французские коллеги The guests представили завораживающее зрелище, оно было красивым, но не совсем в традиционном понимании.
– В современной хореографии своя красота, ведь это пластика свободного танца без определенных рамок. В классическом балете красота заключается в чистоте исполнения сложных па, в красоте линий тела, грациозности и легкости исполнения. Современная хореография же основана на гравитации тела, т.е. перемещении веса в пространстве, его динамики, которая гипнотизирует. Импульс движения, который рождается и развивается до полного экстрима. Если в классическом балете мы не должны видеть усилия и энергию, которую затрачивает танцовщик, то в современной хореографии мы видим, насколько силен его посыл энергии в зал или насколько эта энергия прозрачна и растворяется как дым.
– Если речь идет о технике танца, какое значение имеют в нем повествование и образы? Какова драматургия современного танца? Вы придумываете образы, сюжет и воплощаете его на сцене?
Гульмира: Сегодня хореография подошла к тому этапу, когда уже мало просто красивой хореографической лексики, необходим поиск новых режиссерских решений. На фестивале мы представили разные по жанру спектакли. “Время” – это больше хореографическая лексика, за счет которой создается атмосфера времени как чего-то физического (его протяженность, замедленность, скоротечность и т. д.). “Тамыр” – смешение фольклорного танца с современным европейским модерном, а также включение физического театра (когда физическое ощущение и чувство рождают движение). “Иллюзия любви или…” – интерактивный танцтеатр (когда бытовые движения приобретают форму танца) и физический театр.
Гульнара: В наших работах мы стараемся идти по ассоциативному ряду. И когда какая-то тема нас трогает, берем тетрадь и записываем все ассоциации, возникающие в этой связи. Например, со словом “любовь” связаны нежность, страсть, страх, откровение, игра и пр.
– Но эти понятия имеют общепринятые способы выражения, так сказать штампы. Как продвинулся современный танец в поисках новых форм?
– Современная хореография сегодня поднимает современные жизненные проблемы. Так, в спектакле “Соседки” мы показали “ненужность” обществу двух старых женщин, когда-то знаменитых балерины и актрисы, и используем текст Фаины Раневской. В “Тамыре” поднимаем проблемы исконной любви к Родине, а не показного национализма. В спектакле “Иллюзия любви или…” говорим о проблеме страха и ответственности друг перед другом.
– То, что вы делаете, – танец под музыку?
– Если мы даже просто замолчим, то услышим, что нас окружает музыка. Тишина может быть аккомпанементом. Плотность воздуха создает определенную музыку, под которую мы тоже можем работать. В “Соседках” у нас есть целые куски тишины. Раньше мы сами подбирали музыкальный материал. Теперь все чаще работаем с композиторами – это Куат Шильдебаев (“Тамыр”) и Мамед Садых-Пур (“Иллюзия любви или…”).
– Насколько широк выбор у нашего зрителя, а главное, танцора в современном танце?
– Развить современную хореографию у нас в Казахстане помогает посольство Франции и Германии, Институт Гете, которые привозят к нам каждый год своих хореографов и организуют мастер-классы. Проблема заключается в том, что сегодня выпускнику хореографического училища, который бы хотел работать в современной технике, некуда пойти. Есть всего лишь одна танцевальная труппа Гульнары Адамовой. Все остальное – шоу-программы. К себе в труппу мы их взять не можем – не обладаем финансами, чтобы платить зарплату. Все сценические площадки города очень дорогие и трудно окупаемые. Но мы не отчаиваемся: у нас есть Центр современной хореографии под руководством Флюры Мусиной, который организовывает такие фестивали. А своих учеников при содействии посольств мы стараемся отправить учиться в Европу.
– Я знаю, вы выступаете в ночных клубах. Ваши спектакли может смотреть неподготовленный зритель?
— Мы сразу сказали: в спектаклях менять ничего не будем и развлекать публику тоже. В ночном театральном клубе “Гранд-опера”, где мы выступаем, есть маленькая сцена и освещение. После 11 вечера приходят люди, пьют, курят, танцуют. Потом в час ночи все это прерывают и объявляют спектакль. В первый раз было сложно, боялись, переживали. Но зритель вел себя прилично. Бывает, конечно, что кто-то навеселе, отмечает день рождения и кричит: хватит грузить, давайте танцевать! Но мы знаем наверняка, в зале есть тот, кто пришел посмотреть наш спектакль. Если молодежь не идет в театры, то театр сам идет к молодежи.