Наверное, многие читатели из школьного курса всемирной истории помнят, что Древний Хорезм был одним из тех мест, где когда-то зарождалась человеческая цивилизация. Но этими же сведениями знания, в основном, и ограничиваются. Просто потому, что история этой страны очень мало изучена. Существующая литература труднодоступна, причем, даже книги советских историков при всех своих несомненных достоинствах уже серьезно устарели.
Подобному положению дел способствовала, в первую очередь, ликвидация Хорезмской республики большевиками, кроившими границы по национальному принципу. Это решение в то время даже вызвало критику со стороны такого великого ученого, как В. В. Бартольд, понимавшего, что таким образом разрушается самостоятельная культурная традиция и те же историки теперь бросят все свои усилия на изучение прошлого образовавшихся “социалистических наций”.
Сейчас дело обстоит еще хуже, чем в советские времена. Историков современного Узбекистана в большей степени заботит наследие эмира Тимура, туркменские ученые во главе с покойным Ниязовым дали миру пока только “Рухнаму”, а историческая наука автономного Каракалпакстана, которая всегда представляла собой печальное зрелище, кажется, окончательно умерла вместе с Аральским морем. Некогда мощная российская школа востоковедения также пребывает в упадке. Новые труды издаются очень редко и мизерными тиражами, а внимание российских историков теперь в большей степени обращено на Китай или Индию.
Что касается историков Казахстана, то по работам некоторых из них быстро становится понятно, что они не имеют никакого представления об истории Средней Азии. К сожалению, хивинцы, как и кокандцы, в понимании таких ученых в истории появляются лишь для того, чтобы отчаянно пограбить мирное казахское население. Но история Хивы тесно переплетена с историей казахского народа, и наряду с неизбежными для всех соседей конфликтами существовали и стороны других видов взаимоотношений. Многие страницы этой совместной истории, к сожалению, практически не исследованы. Одной из таких малоизвестных тем является история казахских правителей Хивы в XVIII в., которой автор и хочет посвятить данную статью.
В истории Хорезма и Хивы (В XVII в. столица Хорезма была перенесена из окончательно зачахшего Ургенча в Хиву, и в источниках стало все чаще фигурировать название “Хивинское ханство” или просто “Хива”) отношения с кочевниками всегда имели огромное значение. Кочевники основывали правящие династии, пополняли армию, покупали произведенный в Хорезме товар (с высокой добавленной стоимостью), взамен снабжая страну дешевым скотом и рабами. Клинками кипчаков и туркмен была создана огромная империя Хорезмшахов, павшая затем в ходе монгольского завоевания. При разделе улусов Чингисхан отделил Хорезм от Мавераннахра и Хорасана и отдал своему старшему сыну Джучи вместе с Дешт-и Кипчаком. И даже после развала Золотой Орды, правители Хорезма продолжали ориентироваться на союз со степью. За это, эмир Тимур, взяв Ургенч, приказал полностью разрушить его и засеять ячменем землю, на которой расположен город. Но город ожил и спустя сто лет сумел освободиться от власти Самарканда.
С начала XVI в., в Хорезме утвердилась новая династия чингизидов, пришедшая из кипчакской степи. Эта династия сохраняла свой трон в течение двух веков, несмотря на постоянное давление правителей Мавераннахра. Выстоять Хорезму в немалой степени помогал и традиционный союз с правителями Казахского ханства. Но в конце XVII – начале XVIII вв. Хива оказалась в глубоком кризисе. Перевороты следовали за переворотами, и правители слетали с престола как шашки, снятые с доски. Летописцы так и называли этот период “игрой в ханы”. Лишь пришедшему к власти в 1715 г. хану Ширгазы (прославившемуся в истории, в основном, коварным истреблением экспедиции А. Бековича-Черкасского) удалось отчасти стабилизировать ситуацию в ханстве. Но и ему фактически не подчинялась северная часть государства, где находилось так называемое Аральское ханство, главой которого в 1721 г. стал бухарский ставленник Шах-Тимур-хан. Ширгазы долго боролся с сепаратистом, но добиться ничего не смог. Более того, удача даже стала клониться на сторону Шах-Тимура. В результате, хивинцы, разочарованные очевидной некомпетентностью своего повелителя, в 1728 г. убили его и решили обратиться за защитой к казахскому хану Абулхаиру.
Вероятно, поддержка, оказанная Абулхаиром, была существенна и об этом он впоследствии напоминал хивинской знати в одном из своих писем следующим образом: “А когда пришел, было, вам последней конец от аральского хана, то я вас освободил, всякое вспоможение чинил, в чем вы обещали мне и присягали тако, пока я жив, слушать мои указы и своего хана почитать, яко намесником моим”. Эти утверждения Абулхаира, судя по всему, не были преувеличением, поскольку Шах-Тимур отказался, наконец, от посягательств на хивинский престол.
Первым наместником Абулхаира в Хиве стал его племянник султан Мамай (Сары-Айгыр), но он через несколько дней погиб в результате то ли несчастного случая, то ли инсценированного убийства. Степняк, всю жизнь проведший в седле, вдруг не справился с внезапно взбесившимся аргамаком. Но Абулхаир не стал допытываться до истины и предоставил хивинцам нового кандидата на престол. Правда, близких родственников теперь было жалко, и потому хивинским ханом стал зять Абулхаира — султан Батыр. Этот правитель после шести месяцев (по другим данным, шести недель) правления тайно бежал из Хивы, испугавшись угроз для своей жизни со стороны местной знати. В результате, новым ханом в 1728 г. стал еще один представитель казахских чингизидов, приходившийся Абулхаиру дальним родственником (по другим данным, только свойственником) — Ильбарс. Этого хана хивинская знать, наконец, смогла принять.
Видимо, когда Абулхаир вместе со своими батырами принимал российское подданство, он рассчитывал и на поддержку Ильбарса. В декабре 1731 г., казахский хан отправил в Хиву посольство во главе со своим сыном Нуралы, чтобы склонить Ильбарса дать присягу на верность императрице Анне Иоанновне. Но посольство привезло неутешительные вести. Рьяные мусульмане-хивинцы даже слышать ничего не хотели о протекции со стороны неверных. Хан Ильбарс, на которого так рассчитывал Абулхаир, не имел никакого влияния, а вся власть находилась в руках всесильных вельмож. Они заявили султану Нуралы, что “Абулхаир-хан волю имеет в киргис-кайсаках, а в Хиве-де ему воли нет, и здесь-де в Хиве, слушать ево, Абулхаир-хана, нихто не будет, и он-де затеил безделицу”.
Только полученные новости от аральского хана Шахтемира, давно мечтавшего о хивинском престоле, скрасили это чрезвычайно неприятное известие. Он, воспользовавшись ситуацией, предложил своему давнему противнику Абулхаиру заключить союз против хивинцев и даже изъявил желание принять российское подданство после того, как будет свергнут неблагодарный Ильбарс. Абулхаир предложение принял и в апреле 1732 г. отослал Нуралы к аральскому хану для объединения сил и последующего похода на Хиву. Кроме того, хан отправил послание к хивинской знати, в котором рыцарски оповещал, чтобы к сентябрю они были готовы к большому сражению.
Но эта кампания провалилась. Хан слишком рано раскрыл свои карты, и хитроумные хивинские сановники сумели использовать отпущенное им время. В ход пошло всемогущее золото, с помощью которого был подкуплен один из приближенных аральского хана Шахтемира. Вельможа сумел рассорить собственного хана с союзниками, и недовольные казахские батыры вернулись в свои кочевья.
Таким образом, Ильбарсу удалось удержаться у власти и даже понемногу укрепить свое положение. Судя по всему, он обладал довольно воинственным характером. Ильбарс совершил несколько дерзких и удачных набегов на Хорасан и выступил на стороне Бухары во время ее войны с Ираном в 1737 г. Этим Ильбарс не дал правителю Ирана Надиру завоевать Мавераннахр. Правда, спустя три года победоносный иранский шах все же овладел Бухарой и выступил на непокорную Хиву.
Ильбарс был готов к войне и встретил иранское войско под Хазараспом. После битвы, не принесшей какого-то решающего перевеса, хивинский хан отступил в город, в котором он планировал сопротивляться до последнего. Но Надир в очередной раз продемонстрировал, что его не зря увенчали лаврами лучшего полководца Востока. Он не стал тратить силы на штурм хорошо укрепленного Хазараспа и, оставив его в тылу, двинулся далее по направлению к небольшой крепости Ханках.
Это движение вызвало панику в хивинском войске, почти сплошь состоявшем из кочевников. Надир приближался к беззащитным аулам, в то время как мужчины оказывались от них отрезанными. Воины, игнорируя командиров, стали спешно разъезжаться по своим кочевьям, а сам Ильбарс с горсткой смельчаков бросился к Ханкаху. Ему удалось опередить Надира и наспех организовать оборону крепости. Но, в отличие от Хазараспа, условия здесь были не так благоприятны. Не мудрствуя лукаво, Надир подверг крепость методичному артиллерийскому обстрелу, и после нескольких дней отчаянного сопротивления Ильбарс капитулировал. Взамен, иранский шах обещал сохранить ему жизнь, но после уговоров своих шейхов передумал и велел казнить знатного пленника. Теперь для формального оформления завоевания Надиру оставалось только вступить в Хиву, где уже никто не собирался оказывать сопротивления.
В этот момент произошло совершенно неожиданное для Надира событие. Вдруг свои права на вакантный престол заявил казахский хан Абулхаир. Как выяснилось, хан внимательно отслеживал происходящие события, и его совсем не радовали успехи Надир-шаха. Абулхаир с небольшим отрядом двинулся к Хиве, которую неожиданно легко занял. Местные старейшины безропотно провозгласили его своим правителем, и, как сообщал очевидец всех этих событий Д. Гладышев, 7 ноября 1740 г. Абулхаир уже “сидел на ханском месте, которое учреждено амбвоном, и оное покрыто персицким ковром, а на ковре подушка бархату красного; и на нем надета челма красная шелковая, и по сторонам его сидели знатныя хивинские старшины человек с сорок”.
Конечно, вряд ли Абулхаир собирался вести полномасштабные боевые действия против шаха Надира, тем более, что по сравнению с персидской армией трехтысячный отряд Абулхаира скорее был похож на охрану, нежели на войско. Невероятно рискованный расчет строился на том, что Надир не посмеет вступать в конфликт с российским подданным. Здесь кстати пришлись российские посланники, прибывшие к хану с заданием выяснить, что он, собственно, делает в Хиве. С целью предотвращения возможного столкновения Абулхаир направил к Надиру своих посланников и к ним присоединил геодезиста И. Муравина, который и должен был подтвердить российское подданство нового хивинского хана.
Персидский шах внешне продемонстрировал доброжелательность к посланникам и вручил им письмо для Абулхаира, в котором признавал правомочность его притязаний на Хиву и приглашал для личного свидания в свою ставку. Но помимо этого послания Надир отправил и другое письмо, адресованное уже влиятельным хивинцам. В нем шах повелевал схватить Абулхаира и удерживать его под арестом до прибытия персидских войск. Бдительные нукеры казахского хана сумели перехватить это письмо, и, опасаясь измены, Абулхаир решил спасаться бегством.
11 ноября, Абулхаир объявил своим новым подданным, что он решил принять приглашение и лично навестить персидского шаха. Обстановка была крайне нервозной, и султан Нуралы находился рядом с отцом с натянутым луком. Оказалось, что ночью кто-то даже засыпал городские ворота землей, но, по приказу Абулхаира, проезд был расчищен.
Едва выехав за ворота, казахский отряд вскачь направился совсем в другую сторону от расположения персидского лагеря, и только тут хивинцы поняли, как их провели. “Как Хан, со всеми при том будущими и он Гладышев от города в степь поскакали, тогда Хивинцы из города в след за ними палили из пушек и из мелкого ружья, однак ни кого не убили”, — описывал дальнейшие события российский посланник.
Оставив Хиву, Абулхаир направился в Аральское владение. Здесь ему удалось в некоторой степени компенсировать хивинскую неудачу, поскольку его сын Нуралы был избран аральским ханом, что, впрочем, также далось нелегко. Как сообщал Д. Гладышев, “будучи во оном местe, между Аральцами учинилась не только знатная ссора, но и баталия, из того что некоторая часть Аральцов намерены принять себе в Хана Абул-Хаир-Ханского сына Нурали, а другия того не хотели; однак напоследок, по окончании оной междуусобной ссоры, все Аральцы согласно реченного Нурали-Салтана приняли себе в действительного Хана, которой там и остался”.
Первая неудача в отношении Хивинского ханства не остудила пыл Абулхаира и Нуралы. Они продолжали следить за действиями персидского шаха, поскольку были определенные основания полагать, что Надир может предпринять поход в казахские степи. Но эти опасения не подтвердились. Шах ограничился тем, что возвел на хивинский престол своего ставленника хана Тахира и отдал приказ войскам возвращаться на родину. Без персидских стрелков и пушкарей подобный вассал не имел никаких шансов удержаться на престоле, тем более, что Тахир оказался жестоким правителем. “Провинившимся, — сообщает Мунис, — он резал уши и носы и способствовал процветанию шиитских обычаев”.
Воспользовавшись крайней непопулярностью правителя, весной 1741 г., при поддержке хивинской знати, Нуралы совершил поход на Хиву и, преодолев сопротивление, сумел захватить столь желанный престол. Хана Тахира, взятого в плен вместе со своими приближенными, победители “отослали к воротам ада”.
Но в следующем году Нуралы тоже потерял ханский титул. Хивинские вельможи серьезно опасались ухудшения взаимотношений с персидским шахом Надиром, явно не самым положительным образом расценивавшим свержение своего ставленника. Один из эмиров, вступив в тайные переговоры с Надиром, заверил, что убийство хана Тахира было вызвано лишь злодеяниями правителя, а также от лица всей знати выразил готовность оставаться под покровительством шаха. Надир не стал сводить счеты и лишь потребовал незамедлительно признать ханом своего нового ставленника — казахского султана Абулгази, сына покойного Ильбарса. Воля шаха была беспрекословно выполнена, и Нуралы был свергнут.
В 1745 г., хивинская знать вновь стала предлагать вступить на престол своего государства султану Нуралы. Тем самым хивинцы, вероятно, пытались защитить себя от сокрушительных набегов его отца Абулхаира. Тем более что хан Абулгази II, ради которого хивинцы свергли Нуралы, с течением времени показал крутой нрав своим эмирам. Кровь лилась рекой, и уцелевшие в репрессиях сановники быстро пожалели об изгнании Нуралы. Но российские власти, с которыми консультировался Абулхаир, высказались против подобного шага. 21 октября 1745 г. последовал указ о запрете казахским чингизидам как российским подданным вступать на престол Хивы, находившейся под протекторатом Персии.
От гнета Абулгази II Хиву избавил сам Надир. В 1746 г. по приказу иранского шаха зарвавшийся хан был свергнут и казнен. Новым правителем Хивы Надир решил назначить своего испытанного боевого товарища, сына казахского султана Батыра — султана Каипа. Он давно находился на службе у персидского шаха, и потому его не беспокоил запрет России.
Столь существенное возвышение сына серьезно увеличило авторитет султана Батыра в Младшем жузе. Приблизительно в это же время, другой сын султана Батыра, Байбори, был признан ханом каркалпаков. Понятно, что отец ханов с каждым днем все меньше хотел именоваться простым султаном. И когда в 1748 г. был убит хан Абулхаир, а новым ханом был избран Нуралы, Батыр организовал альтернативный курултай, в ходе которого он также был поднят на белой кошме.
Российские власти признали ханом только Нуралы, вследствие чего обозленный Батыр стал всячески демонстрировать, кто является истинным хозяином степи. По наущению отца Каип запретил хивинским купцам, едущим в Россию через кочевья Младшего жуза, платить традиционную пошлину Нуралы. Теперь все платежи получал только Батыр-хан и его приближенные.
В ответ, отряды приверженцев Нуралы стали грабить все хивинские караваны, что вызвало серьезную озабоченность российских властей. Львиная доля торговли России со Средней Азией приходилась как раз на Хивинское ханство, а с 1749 г. из Хивы стало поступать значительное количество дешевых драгоценных металлов и камней, расхищенных в Персии из сокровищницы Надир-шаха после его смерти. В указанном году в Оренбург было привезено около 1040 пудов серебра. В следующем году поступило уже 1500 пудов. Как в этот момент разбогатела Хива, было видно и по сообщениям источников, что хан Каип в ходе аудиенций восседал на золотом троне и в золотой чалме.
Эти новости вызвали ажиотаж среди российского купечества, которое со всех уголков империи стало съезжаться в Оренбург для торговли с хивинцами. Вскоре спрос превысил предложение, и тертые хивинские купцы резко подняли цены на свой товар. В ответ, оренбургским властям пришлось даже ограничивать доступ купечеству из других регионов. Благодаря этому цены удалось стабилизировать и российская сторона продолжала получать существенную прибыль от торговли с Хивой.
Нападения казахов на караваны наносили серьезный ущерб этой торговле. Российские власти пытались справиться с этой проблемой через Нуралы-хана, но как раз он и был вдохновителем участившихся грабежей. Отрицая свою причастность, Нуралы в то же время незамысловато намекал, что все беды у хивинских купцов начались после отказа платить ему пошлину.
Тем временем, Каип-хан решил завязать самостоятельные отношения с российскими властями и направить своего официального посланника в Оренбург. Губернатор И. И. Неплюев оказался в щекотливом положении, поскольку на тот момент еще в силе оставался указ, запрещающий казахским чингизидам занимать хивинский престол. С этой точки зрения, Каип-хан был явным ослушником государевой воли. Для устранения такого положения прежний указ был экстренно отменен, и 13 августа 1750 г. был принят новый, позволяющий Каипу и другим казахским султанам избираться ханами Хивы.
Но начатые переговоры закончились неудачно, поскольку пожелания, высказанные Каип-ханом, были просто невыполнимы. Хивинский хан предлагал вести торговлю лишь через улусы своего отца Батыра, но ссора с Нуралы могла слишком дорого обойтись российским властям, поэтому они отказали в этой просьбе. Более того, хивинскому посланнику Ширбеку был не разрешен и визит в Петербург, поскольку Коллегия иностранных дел не имела точной информации о статусе Хивинского ханства.
(Окончание следует)
***
© ZONAkz, 2010г. Перепечатка запрещена