Ольга Александрова-Турова. Медсестра

Воспоминания ветеранов Панфиловской дивизии

Изучение 8 гвардейской (316-ой стрелковой) Панфиловской дивизии имеет определенные базовые точки в календаре. Один из таких знаменательных дней – 16 ноября, бой у разъезда Дубосеково с немецкими танками. К этой дате мы приурочили воспоминания Ольги Александровны Александровой-Туровой, медсестры знаменитой дивизии. Воспоминания фронтовиков – изданные и не изданные – являются важной составляющей в изучении истории Великой Отечественной войны.

Турова

***

На долю моего поколения выпало тяжелое время. Родилась я в 1921 году в деревне Снегирево Холмского района Калининской области (ныне входит в Новгородскую область). До войны была комсомолкой, работала в колхозе. А в 1941 году наша местность была временно оккупирована фашистскими войсками. В 1942 году деревню освободили от немецко-фашистских захватчиков. И я сразу же включилась в работу по оказанию помощи раненным бойцам и командирам, еще не будучи в составе дивизии. Также на полевой кухне помогала моя сестра Александра Александрова. Помню, рядом стояла повозка с перевязочным материалом. Я к ней подошла, хотела пополнить санитарную сумку и перевязать раненых. Внизу стояли танки. Вдруг со стороны обороны появилось 15 немецких самолетов. Они пошли прямо в наше расположение друг за другом, на пикировании отцепляя по три-четыре бомбы, включили для страха сирены. Земля содрогалась от взрывов, доносились стоны раненых. Я вскочила на ноги, оказалось, что осколки  перебили ремни санитарной сумки…

***

Услышав по радио, что Бауржану Момыш-улы присвоено звание Героя Советского Союза (хоть с опозданием), я была очень рада! Это был мой первый командир полка, в котором пришлось служить до Победы!

Первая встреча с Момыш-улы состоялась под Холмом, в деревне Василево, где стоял полк и санитарная рота. Тогда стоял 1942 год, мы – деревенские девчонки – стирали бойцовское белье. Деревни наши были уже сожжены. Оборона нашего полка располагалась в  шести километрах от Холма – деревня Снегирево.  Нас пригласили в санитарную роту, которая располагалась в лесу. Нам сразу сказали, что мы теперь будем санитарками, станем обслуживать раненных бойцов и командиров. Новеньких распределили: трое дежурили в стационаре, а мне сказали, что я буду работать в перевязочной, делать перевязки раненным, хотя я не умела этого делать. Сказали: «Вот фельдшерица Зоя, она вас всему научит». Но кроме этого нужно было знать еще и воинский устав.

Нам выдали брюки б/у и гимнастерки, которые не прилегали к нашим шеям, противогазы, вещевой мешок, санитарную сумку, плащ-палатку, саперную лопатку. И стали мы жить по уставу: в 6 часов утра – подъем, в 11 часов вечера – отбой. Учились как ходить по-солдатски, как гранату бросать, как на посту стоять – роту охранять. Пока боев не было, каждый день шли занятия по уставу. Конечно, не обходилось без слез. Вскоре мы приняли присягу. Вот тут и произошла первая встреча с командиром полка Бауржаном Момыш-улы. Он приехал к нам в роту с адъютантом Николаем Синичко. Наш дежурный скомандовал: «Смирно!». Пока дежурный отдавал рапорт, все вставали по стойке кого где застала  команда, пока не приказали «Вольно!». Старшина Пятков построил нас – девчонок – и представил. Сказал, что это наше «пополнение».

Мы стояли, словно вросли в землю. Командир полка подошел, поздоровался, скомандовал «Вольно!». Он был стройным, подтянутым, с боку висела сабля, на сапогах блестели шпоры. Момыш-улы прохаживался взад и вперед, говоря четко, понятливо, а нас пробирала дрожь. Он говорил: «Вы – теперь бойцы Красной Армии. Скоро будет сильный, трудный бой, будет стоять шквальный огонь. На вас возлагается задача выносить с поля боя раненных бойцов и командиров». Мы стояли, ни живы – ни мертвы, словно приклеились друг к другу плечами. Хоть мы уже и видели бои, раненных, пожары – было страшно. После этого разговора мы пришли в свой, сделанный из еловых веток шалаш и задали «ревока». Хотели даже убежать, но начальник ППС полка Смирнов Я.М. сказал, что везде стоят заградотряды.

Шло время, изо дня в день мы подтягивались и стали настоящими бойцами. Каждый день осваиваешь, отрабатываешь быстро и четко, как перевязать раненного, как остановить кровотечение, сделать укол, как наложить шину, как вынести с поля боя раненного. Хотя мы и стояли в обороне, но раненных 2-3 человека за каждую ночь будет – то разведка наша с боем, то немцы забросают минами. Война мне потом снилась 15 лет, засыпала и тут же просыпалась, сердце стучало, сама себя успокаивала: «Слава Богу, что во сне».

И еще одна встреча была незабываемая для нас – девчонок. Это произошло где-то в сентябре месяце. Бауржан Момыш-улы отдал приказ старшине роты Пяткову подстричь всех девчонок под мальчика, потому что каждый день были занятия с противогазами. Но старшина выполнил приказ неправильно. Он пригласил полкового парикмахера, и нас всех подстригли «под машинку». Я помню, это было в лесу, посадят на пень срезанной ели, пять минут, и голова голая – «под Котовского». Но ведь это же были девчонки! И, конечно, без слез не обошлось! Тоня Белекова забежала в блиндаж, упала на нары и начала рыдать, мы никак не могли ее успокоить. У нее волос был волнистый, когда она одевала пилотку, было любо-дорого смотреть! Б. Момыш-улы узнал, что старшина Пятков не просто нас подстриг коротко, а обрил наголо и тем самым нарушил приказ. Командир полка сам приехал в роту, чтобы успокоить нас, обрил себе голову под бритву, а нам раздал по шоколадке. Старшине сказал: «Будешь 5 суток на гауптвахте». И после, когда бывал в роте, обязательно спрашивал: «Ну, как, Ольга, волос растет?» Снимал фуражку и говорил: «А у меня быстрее растет». Это он так подбадривал нас.

И еще помнится, под Холмом с конца февраля и до 8 марта наша дивизия пыталась перерезать шоссе Холм – Старая Русса. У немцев было сильное укрепление там, где лесной массив прилегал с одной и другой стороны к шоссе. А где он отступал на 200-300 метров – там наш полк занял оборону. Нам – четырем девчонкам – по приказу командира полка Момыш-улы нужно было направляться в батальоны, чтобы перед боем подшить  подворотнички тем бойцам, которые сидели в боевом охранении. Не помню, в какой мы попали батальон. Нас сопровождал ст. лейтенант роты. Было тихо, ни одного выстрела. Нам, чтобы попасть в боевое охранение, нужно было преодолеть небольшую поляну, где не росло ни кустика. Командир роты предупредил нас: чтобы не заметили немцы, нужна маскировочка и ползти необходимо по-пластунски. Конечно, он отвечал за нас, да к тому же нельзя обнаруживать боевое охранение – не было ни траншеи, ни блиндажей. Бойцы сидели за кустарником и выложенным из снега бруствером. Там находились по три бойца. При них ручной пулемет и гранаты (обычные и противотанковые). Через 15 метров другой такой же бруствер за кустами. Мы пришили, бойцам подворотнички и петлицы на гимнастерки и шинели пришили. Разговаривали шепотом. Уже начало смеркаться и мы вернулись в роту.

В 4 часа утра пошли в наступление батальоны. Нам сказали быть готовыми к приему раненых. Трое суток пытались перерезать шоссейную дорогу, но не удалось – немцы были сильно укреплены. Раненных получилось очень много, пришлось работать день и ночь. Немцы изрешетили весь лес минами и пулями. Мы старались быстрее перевязать раненных, переодеть, напоить чаем, и  каждому бойцу давали по 100 грамм водки. Помню, до самого утра перевязывали. Было много носилочных, раненных в ноги, приходилось многих перетаскивать на себе. Помню, один боец в ногу раненный, голень перебита, говорю ему: «Хватайся за шею». А он отвечает: «Нет, сестра, я буду за плечо держаться»! Я разозлилась и ему: «Так сколько же мы так прыгать будем, ведь еще столько раненных?!» Так и работали – согнешься до земли, а я еще и ростом мала была, и никакой силы не жалеешь. Все отдавали раненным, чтобы им полегче было!

Помню, уже утро наступило, руки все в крови и халат тоже, вышла из палатки. Пришел почтальон полка Купреев, принес письма, газеты и мне еще сказал: «Танцуй!» Поднял треугольник кверху, но потом мне отдал. Письмо оказалось очень печальное. В нем мне братишка писал, что убили отца, чтобы мы приехали хоронить. Помню, упала я на плечи почтальона и начала рыдать, кричала, что отца у меня больше нет. Купреев начал меня успокаивать, что, мол, это же война! Я рассказала, что дом сожжен, старший брат погиб под Ленинградом, мы – три сестры – на фронте, мама осталась одна с маленьким братишкой, их отправили в Чувашскую АССР. Слезы лились, перепутались с солдатской кровью. Купреев сказал: «Успокойся и иди умойся, нужно принимать раненных, они нуждаются в твоей помощи».

Перерезать шоссе так и не удалось и полк отвели назад. Вспоминаю как нас (девчонок) выстроил майор Зубков – парторг полка – поблагодарил за службу и нам вручили гвардейские значки. Мы стали гвардейцами. А еще сказали, что двоих девчонок представили к награде. Им вручили медали «За боевые заслуги» в честь 8-го марта. Командир полка Момыш-улы привел фотографа из дивизии и с нами сфотографировался, но мы эти фотографии так и не увидели.

В октябре 1943 года дивизия пошла на Великие Луки, нам сказали, что командир полка уезжает в Алма-Ату. Уже на фронте нам показали ленту с приездом Момыш-улы в Алма-Ату, его встречу с семьей и друзьями. Мы радовались за командира полка.

Полк принял подполковник Курганский И.Д., который геройски погиб, освобождая Прибалтику в начале августа 1944 года. Это была печальная картина: все тело командира искалечено, оставалось только лицо не раненным. Пришлось использовать 2 кг ваты, чтобы закрыть раны, и чтобы не кровоточило. Это все стоит перед глазами: смерть командира,  Героя Советского Союза.

Затем полк принял Шапшаев И.Л. – тоже отважный боевой командир, Герой Советского Союза. Он был ранен в окружении, в которое дивизия попала в конце марта 1945 года – перебиты левая рука в предплечье. Мне также эта картина врезалась в память. Он сидел молча, бледное лицо, черная шевелюра волос развалилась во все стороны, не стонал. Его перевязали, обезболили, руку у нас сохранили, но кость была перебита – зашинировали. А я думала: «Сколько у людей терпения!». Я поражалась, а сердце сжималось и текли слезы. Сколько раз я видела картину, как раненные с зашинированными ногами ползли по полю боя, уставшие, грязные, измученные. Их спасали только солдатская и офицерская стойкость и мужество. Они все были героями. Честь и слава им!!! А мы, оставшиеся живыми, должны не забывать своих товарищей!

Победа! Какая она была радостная! Но у меня большой радости-то и не было. Ехать было некуда – дом сожжен. Мать с братишкой жили в солдатском блиндаже. Демобилизовалась, заскучала. Куда теперь идти солдату? Спасибо Турову В.И., он предложил поехать к его родным, к маме и сестрам. «Они тебя примут, – говорил он. – Хотя и сами живут бедно». Я согласилась поехать в Алма-Ату. Меня приняли хорошо, спасибо им! Ходила в военной форме год. В ноябре 1945 года меня взяли лаборанткой в Академию наук – тогда это был еще филиал (Кирова-Красина). Все секторы находились в одном здании. И попала я к Наталье Федоровне Литвиновой. Она – старший научный сотрудник, кандидат наук, физиолог. Женщина полюбила меня как свою родную дочь.

Как-то уже в феврале 1946 года я с 3-го этажа спустилась на 2-й с ведром, чтобы набрать воды в секторе микробиологии. На втором этаже располагался и отдел кадров. Там-то и произошла еще одна встреча. Только я спустилась, как вижу: стоит в военной форме, в шинели-папахе Бауржан Момыш-улы. Он тоже взглянул на меня, но я быстро вернулась и пришла в лабораторию, говорю Наталье Федоровне: «Я воду не набрала, потому что там в коридоре стоит наш полковник Бауржан Момыш-улы». Она мне посоветовала пойти и спросить у управляющего делами, это Б. Момыш-улы или нет. Я спустилась снова на второй этаж. Но там уже никого не было. Зашла к управделами. Это была милая пожилая женщина. Она мне хорошо запомнилась. Я у нее спросила: «Вот сейчас в коридоре мужчина стоял, это, случайно, не Бауржан Момыш-улы?» Она мне отвечает: «Да, это был он. А откуда Вы его знаете?». Я сказала, что он – наш командир полка. «А он и сейчас здесь, – сказала она. – В 6 комнате. Он там работает, там его музей».

Я собралась с духом, так как знала его таким строгим, постучала в дверь. Он сказал: «Да, войдите!» Я вошла. Он меня поднял и давай кружить – узнал. Потом начал расспрашивать, как я сюда попала, сообщил что он здесь работает. В комнате все книги были расставлены по полкам, их было очень много. Вот здесь он как раз нашел фотографию и подписал ее: «8-е марта 1942 г., район Чекуново». Спросил, где я работаю, не обижают ли, а потом пригласил меня к себе домой, познакомиться с его семьей. Меня отпустили с работы. Мы шли пешком, я помню: я – маленькая, на мне пальтишко, перешитое из английской шинели, валенки, купленные на барахолке и грубо связанный шарфик.  Представляю, как я выглядела рядом с ним! Нам встречались ученые, останавливались, разговаривали с ним по-казахски, он отвечал: «Фронтовой солдат из-под Холма».

Жил он тогда на Фурманова. Внизу был магазин, на втором этаже располагалась квартира семьи. Мы зашли. Момыш-улы представил меня жене, матери, и сынишка у них был небольшой: «Это – полковой боец, медицинская сестра, которая спасла жизнь очень многих наших бойцов».

Его жена приготовила обед. Я такого никогда раньше не ела и даже не видела: что-то было мясное, красная и черная икра,  и еще он налил по маленькой рюмочке красного вина, и сказал: «Теперь можно выпить и за встречу, и за Победу!»

Когда я собралась уходить, он дал мне две телеграммы, чтобы я отправила их в Москву и принесла ему квитанции. И он сказал, что всегда рад меня видеть, чтобы я заходила, если даже его не будет дома, то его жена меня всегда встретит и будет рада. Но больше я с командиром полка до 1981 года не встречалась. В 1981 году проходила встреча в Казахском Драматическом театре имени Ауэзова по поводу празднования 40-летия формирования Панфиловской дивизии, и там я его снова увидела.

Турова

О.А. Турова

Фронтовой подруге

Ольге Ивановне Денисовой посвящается

 

Помню грозный день военный

В сорок третьем с пополненьем в полк сестра пришла.

В серенькой шинели, четким шагом, отдавая рапорт строго,

К командиру подошла – это была Ольга, медсестра!

Так собрались нас, три Ольги, на дороге фронтовой.

В блиндаже мы вместе спали на ветвях из ельника,

На дорогах, на привалах кучкой вместе мы дремали,

Рвались пули и снаряды рядом за спиной.

Но не долго мы дремали – слышен раненного стон:

«Помогите, медсестрички!» – В бой вступил наш батальон,

Началась канонада, тут спешить на помощь надо,

Стоны раненных солдат не дают и подремать!

В нашей роте, между прочим, незаметны были мы,

Но уж раненным солдатам мы во многом помогли…

 

Вот пришел конец войне,

И разъехались три Ольги по разрушенной стране.

И у всех на гимнастерках ордена-медали в ряд

Жарким пламенем горят.

Трудно было на войне, но не легче было после.

Мы трудились вдвойне, забывая о себе.

Годы быстро пролетели, и как будто  устарели

Тот час обе мы с тобой.

Оформляемся на пенсию с седою головой.

***

© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.