С тех пор у некоторых стало наступать отрезвление. А другие все еще надеются, что вернется прежняя беззаботная жизни. Такая жизнь, когда на ремонт самой обыкновенной квартиры в почти отслужившем свой эксплуатационный срок панельном доме хрущевского периода, кидались такие деньги, на которые всего несколько лет назад до этого можно было купить не одну, а две-три такие квартиры. Такая жизнь, когда на покупку даже очень скромного жилья брались кредиты с шестизначными суммами в долларах.
Но этот период уже остался позади. Можно, наверное, все же реанимировать ту прежнюю атмосферу потребительского разгула. Но сохранить ее надолго, еще на годы, уже вряд ли удастся. Страна имеет колоссальный внешний долг. По состоянию на начало 2018 года он составлял $167,5 миллиарда. То есть приходилось примерно по $8 500 на каждого казахстанского гражданина.
Кстати, показатель соотношения валового внешнего долга к валовому внутреннему продукту у Казахстана самый высокий по СНГ – 105,9 процента.
То есть в действительности ситуация с этим вопросом у нашей республики аховая.
Столь большого общего внешнего долга нет ни у одной из развивающихся стран, коих в мире порядка полутора сотни. Да, есть большие задолженности у развитых стран, входящих в Организацию по экономическому сотрудничеству и развитию (ОЭСР). Но ведь они и правят миром. У них все высокие технологии, контроль за финансовыми и прочими рынками. К примеру, южнокорейцы имеют превышающий казахстанский показатель задолженности внешний долг в расчете на душу населения – $13 028. Это — порядка $664 миллиарда в общей сложности.
Но ведь Южная Корея привлекает такие колоссальные ресурсы, прежде всего, для того, чтобы развивать и в больших масштабах применять высокие технологии. Соответственно, привлекаемые извне и вкладываемые в такие дела заемные средства призваны обернуться с прибылью для всех. Как для внешних заимодавцев, так и для южнокорейских получателей займов.
Другими словами, для стран ОЭСР привлечение больших объемов денег извне – это нормальная практика, диктуемая именно высокой развитостью их экономик.
А на что ухнул Казахстан сопоставимый с южнокорейской аналогичной задолженностью внешний долг в размере десятков и десятков миллиардов долларов?
Да, доля самого государства в его валовом объеме была и остается незначительной.
Да, еще солидная часть заимствований извне идет на обеспечение развития нефтегазового и горнорудного секторов, являющихся локомотивами казахстанской экономики. Но это — так называемые «межфирменные» долги. В данном случае имеются в виду права требования зарубежных материнских компаний к своим действующим в Казахстане дочерним структурам. Но тут вот на что надо обратить внимание. Многие из тех транснациональных корпораций, чья деятельность у нас в стране решающим образом обусловила и обуславливает бурный экономический рост, финансируют работу своих казахстанских дочерних предприятий напрямую из-за рубежа. Отсюда вывод: нефтяные, добывающие и металлургические компании получают, как и прежде, подпитку в форме прямого и непосредственного иностранного финансирования или же финансируют свою деятельность за счет собственных средств. Другими словами, в обеспечивающих 90 процентов казахстанского экспорта в целом отраслях нашей экономики деньги для развития привлекаются извне. Туда же они вместе с заработанной прибылью и процентами потом уходят.
Но самая большая часть внешнего долга – это заимствования отечественных финансовых и предпринимательских структур. Именно она подстегнула потребительский бум в стране, где, за пределами вышеназванных двух секторов, производительность труда низкая и, соответственно, нет никаких объективных предпосылок для непомерного роста потребления в целом. Если, конечно, не учитывать те средства, которые привлекались в больших масштабах извне как внешние займы и распределялись уже внутри страны как непосредственно потребительские кредиты или шли, так или иначе, на то, чтобы способствовать потребительскому буму.
Так продолжалось несколько лет. За эти годы – как бы это удивительно ни звучало – никто на ответственном уровне не задался вслух вопросом: а куда мы идем, чем все это кончится?
Уже в соседней России самые простые экономические аналитики стали все чаще говорить о том, что Казахстан движется к дефолту. А у нас все так же продолжали говорить о бурном росте экономики, который улучшает в первую голову жизнь граждан Казахстана.
Верно, экономика, как и прежде, растет. Но уже уровень инфляции (7,1 процента в 2017 году) гораздо выше уровня роста ВВП (4,3 процента в 2017 году). То есть объективно уровень жизни не может расти больше. При таком соотношении динамики развития экономики и инфляции на это надеяться не приходится. С другой стороны, удивляться тут ни к чему. Страна сама практически ничего особенного, кроме сельхозпродукции и продовольственных товаров, не производит. Нефтегазовая отрасль и горнорудный сектор, дающие 90 процентов экспорта, находятся как бы за пределами отечественной экономики.
Страна уже сидит в кризисе, иначе как понять то, что при остающихся достаточно высокими ценах на энергоносители, цветные металлы и зерно она продолжает переживать непростые времена.
Из прежнего кризиса мы вышли в начале прошлого десятилетия с тем, чтобы войти в период высоких цен на энергоносители и обусловленной ими потребительской вакханалии.
Из нынешнего кризиса мы выйдем уже, пожалуй, с тем, чтобы вступить в период все большего и большего приспособления экономики и социальной жизни страны к все более ощутимым глобальным изменениям.
У китайцев, говорят, принято выражать свое недоброжелательство другому человеку таким пожеланием: чтобы жить тебе в эпоху перемен. Подобные времена мы все тут у себя в стране переживаем вот уже свыше четверти века. Уж и не знаю, кому надо было наслать такое на наши головы. Или судьба это у нас такая…
***
© ZONAkz, 2018г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.