Двенадцать

О несомненной пользе рисовой диеты

«Это чорт знает что такое, — проворчал вполголоса Иван Федоровичточно пятьдесят лакеев вместе собирались сочинять и сочинили».

 «Идиот». Достоевский Ф.М.

Был такой южнокорейский режиссёр — Син Сан Ок. Плодовитый господин, писал сценарии, снимал коммерчески успешные картины. Фестивали, призы, красивая жена-актриса, жизнь удалась. В 1978 году его, зазевавшегося в Гонконге на гоу-гоу, похитили агенты северокорейских спецслужб и бросили в тюрьму, где держали на диете «из травы, соли, риса и партийно-идеологической обработки». По ночам приходили крысы необыкновенного размера, нюхали воздух и уходили прочь. Син Сан Ок силился вспомнить, у какого писателя читал про таких же крыс, и не мог – в голове звенело от голода. Так прошло четыре года. Однажды утром Син Сан Ока помыли, постригли, одели в чистое, усадили в лимузин между двумя головорезами и куда-то повезли. Доставили в роскошную резиденцию, провели по анфиладе залов и втолкнули в скромно обставленный кабинет, где, заложив руки за спину и задумчиво глядя в окно, стоял плотного телосложения мужчина в костюме «сафари» и сандалиях на босу ногу. Мужчина обернулся. Режиссёра прошиб холодный пот. Перед ним стоял тот, чьими портретами были увешаны все общественные учреждения, чьё имя в газетах набиралось жирным шрифтом, чей день рождения стал одним из двух государственных праздников. Яркая звезда Пэктусана и Направляющий солнечный луч. Отец народа и Солнце Коммунистического будущего, как его тогда величали.

Ким Чен Ир.

Диктатор мягкими шагами подошёл к насмерть перепуганному режиссёру, поправил средним пальцем очки на переносице и, слегка подавшись вперёд, доверительно произнёс: «Имеющиеся кинематографисты КНДР делают поверхностные работы. У них нет никаких новых идей».

Эту историю я вспомнила, посмотрев новый фильм Акана Сатаева «Путь лидера. Астана». Режиссёр Сатаев, безусловно, рисковал. В творческом смысле. Слишком мала дистанция, отделяющая день сегодняшний от тех времён, когда принято было решение перенести столицу. Всего двадцать лет. Очень трудно имитировать недавние события, когда ещё живы-здоровы многие участники событий. А что может быть сложнее, чем снимать кино про здравствующих?

Поскольку физиономии действующих лиц знакомы зрителю до малюсенькой родинки на носу, то ему предстоит пережить аттракцион почти детского угадывания.

Это Аскар Мамин, что ли? Да ну, не может быть. У Мамина лицо умное. Одухотворённое. А у Масимова пышнее усы. Зато как похож актёр, играющий покойного Ни! А кто это в очочках? Неужели Своик? Очочки похожи. А этот дяденька с брюзгливо опущенными уголками рта – Кажегельдин? Да ну…

акан сатаев путь лидера

Образ президента лепится приёмами, каковые используются в сказках и былинах. Стать, начальственный голос, насупленная бровь. Краски на своё полотно Сатаев бросает размашисто, тяжёлыми масляными мазками. Не кисточкой орудует, а мастихином. Тяп-ляп – вот вам и образ. Не забыть нам любимые лица, не забыть нам родные глаза.

Вдоволь наглядевшись на движущихся восковых персонажей, зритель вправе задаться вопросом – а дальше что? Жанр фильма обозначен как драма. Если это драма, покажите нам её. Зритель помнит, сколько было маленьких трагедий и мелодрам из-за переноса столицы. Как глухо роптали послы и атташе. В южной столице им жилось приятно, легко. На выходные — в горы, дышать благорастворением воздухов. А в степи – куда? К волкам? Нешуточное бурление наблюдалось и в популяции начальников. Сколько распалось номенклатурных браков, сколько жизненных укладов обрушилось! Городские хроники помнят все эти истерические эпопеи. Но то были наблюдения частные, литературой и кинематографом неотрефлексированные. Жёны скандалили: только-только наладился бизнес (перепродажа европейских тряпочек по сумасшедшим ценам), а тут изволь – живьём в белую могилу. Как там жить без стилиста Русланчика, без массажистки Эллочки, без нумерологини Клары! Клара, положим, и по Skype наврёт с три короба, а без маникюрши Аллочки — как? Правда, находились и благоразумные семейства, решавшие проблему полюбовно. В осведомлённых кругах ходила история о том, как один весьма почтенный ағай уговорил супругу из Алматы и токалку из Акмолы оставить бабьи раздоры и мирно обменяться бизнесами и квартирами. Во – сюжет!

И как ликовала, впрочем, тихо, интеллигентно, подавляя злорадный смешок, алма-атинская либеральная тусовка. «Слава богу, уберутся с глаз долой «эти», дышать легче станет». Мечталось, что поражённая в правах «Алматушечка», сбросив кургузый чиновничий пиджачок, воссияет свежими красками. Дышать легче не стало.

Смог, сэр.

Авторы фильма несколько даже демонстративно «не помнят», что Астана сложилась вовсе не на голом месте, а в пределах отстроенного города с названием Целиноград, которого в кадрах фильма почти нет. Есть пустынные бреги Ишима, поросшие камышом, где за размашисто шагающим президентом неуклюже семенит свита из нескладных мешковатых мужчинок в плащах не по размеру. В этой массовке прячется саботажник, роль которого исполняет актёр, притворяющийся Кажегельдиным. Он изредка появляется на экране и вещает зловещим голосом птицы Гамаюн: «Скоро все развалится, и это хорошо. Чем хуже, тем лучше». Нарочито тёмный, форсированный грим отсылает к исконно казахскому прозванию. Қара бет – называют людей с нечистой совестью.

Но обывательские тревоги человечков свиты кажутся мелкими и смехотворными. Министры и депутаты иногда возражают президенту, дескать, денег же нет, Нурсултан Абишевич! А он им – найти! Министру финансов – где чек, который тебе султан Омана подарил?

У них же не спроси вовремя, они и чек зажилят. Ушлый народ. Получается, без президентского окрика его королевская рать и шагу не ступит, и палец о палец не ударит?

Инфантильные герои, инфантильное кино. Какое время, такое и кино – вялое, подобострастное, пустое, плоское. Даже шуточки, которыми перекидываются персонажи, и те тоскливые. Актриса, изображающая Коржову, Наталью Артёмовну, жеманится с затхлым гимназическим кокетством: «У меня сосед — министр внутренних дел!». Свита озорно хихикает.

Смертельной скукой веет от плохо загримированных, будто пылью припудренных лиц.

Один там только молодец – Джаксыбеков, Адильбек Рыскельдинович. Бодрый такой, деловитый. Неутомимый, как советский вентилятор. Я подсчитала, сколько раз за 95 минут экранного времени персонаж, изображающий президента, называет его имя.

«В области есть первый зам, Джаксыбеков, он из местных и в республике его хорошо знают». Раз.

«Да, знаю Джаксыбекова. Я же сам его сюда направил». Два.

«Как раз этим будет заниматься Джаксыбеков». Три.

«Давай, Адильбек, начинается твоя ответственность». Четыре.

«Мне надо ещё с Джаксыбековым поговорить». Пять.

«Адильбек, садись. Первым акимом будешь ты. Работать умеешь, опыт есть». Шесть.

«Адильбек, нам нужно место для проведения мероприятий!». Семь.

«Адильбек, зови в Астану бизнесменов!». Восемь.

«Адильбек, выдели им хорошие участки в центре!». Девять

«Адильбек, отработай с архитекторами!» Десять.

« Адильбек, обсуди с народом!». Одиннадцать.

« Адильбек, ты всё успеваешь?».

Двенадцать раз. Тогда как Сара Алпысовна скромно появляется в кадре раза три и тихо, с голубиной кротостью, удаляется.

Если вы дисциплинированный и вежливый зритель, и выдержали эту му́ку до финала, то, конечно, увидели в заключительных титрах – автор сценария А. Джаксыбеков.

***

Всепобеждающий Стальной Полководец (ещё один титул Ким Чен Ира), потчуя гостя чаем, любезно попросил его сварганить для северокорейского народа что-нибудь эдакое, духоподъёмное. Сущий пустячок, пару-тройку агиток. «Гость» с радостью согласился (ещё бы) и наваял их аж семь штук. Особенно он угодил Солнцу Нации (тоже титул) блокбастером о мифологическом чудовище, коммунистическом варианте Годзиллы. Сюжет картины разворачивается в Корее, в четырнадцатом веке. Чудовище Пульгасари, вставшее на сторону крестьян-повстанцев, убивает тирана-императора и разрушает его дворец. Освобождённый от гнёта народ ликует, бросая в воздух бамбуковые шляпы и выкрикивая лозунги чучхе жанғыру.

Эффектное получилось кино. Может быть, дело в рисовой диете?

***

© ZONAkz, 2018г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.