Возможно, данный текст выходит за рамки обсужденных нами парадоксов казахстанского правосудия. Однако, на мой взгляд, он необходим.
Во-первых, в силу того, что он демонстрирует тактику современных «охранителей» и их отношение не только к тем, кого они призваны защищать (в широком смысле, а не в качестве watch dog of power), но и к другим структурным элементам политической системы (в частности, к прокуратуре и суду) и, в конечном итоге, к закону.
Во-вторых, в силу того, что я долгие годы так или иначе был связан с системой обеспечения национальной безопасности, а потому не могу не сказать, о том, что мы имеем в реальности сегодня.
В-третьих, если сегодняшние реалии станут доминирующими, то это не может не сказаться на процессе демократической модернизации Казахстана и его конечном итоге – перспективе превращения в цивилизованное государство с высоким уровнем политической и правовой культуры.
Наконец, как аналитик, я не могу не задаваться извечным вопросом cui prodest? (кому выгодно?). Ответить на него непросто, но что-то подсказывает, что ответ может лежать на поверхности. Не мною замечено, что во всяком государстве существуют хитроумные ведомства, которые кормятся от пресечения злых антигосударственных умыслов, а потому без злоумышленников существовать не могут, а поскольку таковые попадаются нечасто, этим ведомствам приходится придумывать их самим и чтоб были пострашнее.
Это было всегда и везде, а потому и придумывались различные сдержки и противовесы, чтобы как-то ограничить аппетиты этих ведомств.
Вторая закономерность нашего времени заключается в том, что почти повсеместно в мире имеет место усиление позиций силовых структур, которые постепенно превращаются в новую, «неприкасаемую» ветвь власти, расширяя контроль не только за собственными гражданами, но и над другими ветвями власти.
Третья особенность – постоянно растущий объём информации и сопровождающие этот процесс требования ко всё большей информационной открытости. Во всяком случае, в современных условиях нужно очень постараться, чтобы скрыть ту или иную информацию. Особенно если она касается публичной политики (в том числе и персоналий этой политики) и международных отношений.
Наконец, вполне очевидно и доказано 30-летней практикой, что без внешнего вмешательства и внешней поддержки совершить государственный переворот, да и открыто побороться за власть в большинстве государств постсоветского пространства практически нереально. Парадокс ситуации заключается в том, что как не создает власть условий для собственной дискредитации, протестный потенциал от этого не растёт, или растёт очень медленно.
Причины банальны – отсутствие публичной политики и основательная «зачистка» оппозиционного политического поля. Говоря проще, отсутствие идей, а главное – людей, способных их артикулировать. Ту «бурю в стакане воды», которая имеет место в социальных сетях, а иногда на санкционированных властями митингах вполне можно погасить ненасильственными методами. Правда, при толково организованной кадровой и информационной политике.
Тем не менее, в Казахстане (и не только в нём) мы наблюдаем обратную ситуацию, связанную не только с выдумыванием различного рода злоумышленников, но и с усилением контроля над информационными потоками, а самое страшное – за знаниями и людьми, способными мыслить нестандартно.
А это говорит сразу о двух вещах. Первая – у власти (как бюрократического аппарата) «охранителей» недопустимо низко упал профессиональный уровень, если они не могут справиться с ситуацией несиловыми методами. И вторая, как правило тесно связанная с первой – численность их личного состава недопустимо завышена, давно пора разогнать лишних.
Второе не требует особых доказательств, достаточно взглянуть на штатную численность бюрократического аппарата и всех «силовиков», а также выделяемые на их содержание бюджетные средства. Особенно шокирующим это будет в сравнении со штатной численностью структур, создающих реальные материальные и духовные блага с их скудными бюджетами. Было бы неплохо приплюсовать к расходам на бюрократию и «силовиков» и расходы на различные мифические (надуманные далёкими от реальной жизни чиновниками и «силовиками») госпрограммы. Глядишь, вопрос о дефиците бюджетных средств решился бы сам собой.
Что касается профессионализма, то в его низком уровне мне, к сожалению, приходилось убеждаться неоднократно. Не стали исключением и мои многочисленные беседы с сотрудниками КНБ в ходе следствия и знакомства с делами моих сокамерников. Нельзя не сказать о том, что бывают исключения, но они встречаются всё реже. Катастрофическое снижение уровня и качества образования уже начинает давать свои ядовитые плоды. «Серость плодит серость» и она же заполняет все вакантные места, что более ужасно.
О не дозволяемых законом, но имеющих место методах психологического, морального давления, а иногда и физического воздействия, подтасовке фактов, подбросе «вещдоков», фабрикации уголовных дел и т.д. я скромно умалчиваю. Хотя всё это – очевидный признак растущего непрофессионализма.
Меня поразило другое. Та лёгкость, с которой следственные органы КНБ выдвигают обвинения в совершении тяжких и особо тяжких преступлений.
В своё время я тоже заканчивал ВКШ КГБ СССР, но нас учили, что преступник должен быть полностью изобличён, а факт его преступного деяния подтверждён совокупностью реальных (не предполагаемых или вымышленных) доказательств. Причём, поскольку речь шла о судьбе конкретного советского человека, от органов суд требовал убедительных доказательств события и состава преступления, и обязательного доказывания субъективной стороны, т.е. мотивов и умысла. И это в стране, политический строй которой сегодня характеризуется как тоталитарный!
Сейчас, похоже, правоприменительные органы такими «мелочами» не заморачиваются. Да и зачем, когда в прокуратуре и судах «всё схвачено», институт адвокатуры фактически недееспособен, а с мнением эксперта или свидетеля, если оно вдруг с позиции обвинения окажется неправильным, можно не считаться. При этом все огрехи и недоработки следствия и суда всегда можно скрыть, организовав закрытый процесс и лишив тем самым обвиняемого не только права на полноценную защиту, но и вообще права голоса. И это в государстве, Конституция которого декларирует демократическую перспективу развития и ее основные атрибуты – гласность, свободу получения и распространения информации, а также свободу слова.
По-видимому, звания и премии дают не за объективность, честность и совесть, а за умение принять «позу подчиненности». Именно по этой причине критерии оценки чекиста, в своё время выдвинуты Ф. Дзержинским – горячее сердце, холодная голова и чистые руки, сегодня не столь актуальны. И это трагично, поскольку предоставленная законом правоприменительным органам возможность распоряжаться чужими судьбами даём им право на ошибку.
Не могу с полной уверенностью сказать, чем руководствовались охранители в конкретно моём случае, но считаю необходимым сделать несколько моментов достоянием общественности, поскольку не могу исключить их тиражирования по отношению к другим казахстанским учёным.
Первое, в беседах с сотрудниками КНБ (а я никогда не отделял себя от этой структуры, поскольку полагал и продолжаю полагать, что обеспечение национальной безопасности, если не путать её с банальным стукачеством или доносительством – дело общее) мне неоднократно приходилось сталкиваться с тем, что они просто не понимают специфику научной работы и слишком переоценивают значимость и возможности КИСИ при президенте РК в процессе выработки политических и экономических решений.
Во всяком случае, большинству из них присуща навязчивая мысль о том, что, контактируя со своими иностранными коллегами, работая над совместными проектами и просто готовя статья и обзорные материалы по просьбе зарубежных коллег, сотрудники КИСИ способны раскрыть какие-то государственные секреты или могут быть завербованы спецслужбами иностранных государств.
Сотрудникам КНБ многократно говорилось о том, что шпионов и агентов влияния они ищут не в той структуре, приглядеться нужно не к тем, кто излагает свои идеи, а к тем, кто обладает допуском к секретной информации и распределению ресурсов, а также принимает те или иные решения.
Сотрудники КИСИ этими признаками не обладают. Говорю об этом со знанием дела, поскольку проработал в этой структуре 25 лет. Единственное, что их отличает работников КИСИ – глубокие знания предмета своих исследований, креативное мышление и навыки аналитической работы. Однако, это не является основанием рассматривать их всех как потенциальных «врагов народа». Смею заверить, что среди казахстанских учёных нет ОПГ и не нужно пытаться её искусственно фабриковать.
Мифом является и то, что КИСИ предоставляет своим сотрудниками эксклюзивную информацию или оказывает им поддержку в получении инсайдерской информации. Дело обстоит с точностью до наоборот. КИСИ использует информацию, предоставляемую его сотрудниками. Причем, эта информация собирается ими исключительно из открытых источников, в том числе и за счёт личных контактов со своими зарубежными коллегами, а потому не имеет никакого грифа секретности.
Именно поэтому имидж КИСИ – это научный авторитет (в том числе и международный) его сотрудников. Как говорится, не место красит человека, а человек – место. Причем, работали в КИСИ (из числа тех, кто был способен выдавать качественную продукцию) главным образом энтузиасты. Во всяком случае, если судить по стоимости оценки государством (в сравнении с аналогичными структурами, действующих при органах власти и управления, не говоря уже о частных аналитических структурах) их труда. Если стоимость труда доктора наук, потратившего не один десяток лет на получение соответствующего багажа знаний, приравняли к уровню заработной платы дворника или разнорабочего, имеющих в лучшем случае начальное образование, то это говорит в лучшем случае об одном – девальвации ценности образования и полученных знаний и неверно выбранных приоритетах развития страны.
Именно поэтому нет ничего удивительного в том, что многие (да почти все, кто имеет реальные знания) казахстанские (и не только) ученые, сотрудничая со своими зарубежными коллегами, получают за свою работу гонорары. Это не только вполне справедливо и не является нарушением действующего законодательства, но это – элементарная возможность зарабатывать на хлеб насущный и хоть как-то окупать затраченные на получения знаний усилия.
Тем не менее, в моём случае именно мои знания, а точнее, хорошее владение предметом исследований, диплом ВКШ КГБ СССР, а также тот факт, что я являлся сотрудником КИСИ, послужили в качестве главных составляющих обоснования моей вины.
При этом следствие ничтоже сумняшеся пошло на прямой подлог, предоставив на экспертизу в АП, МИД, Совет безопасности и в КИСИ в том числе и материалы, взятые с рабочего стола моего компьютера. Этот факт был подтверждён гособвинителем и сотрудником ДКНБ во время судебного следствия. Среди этих файлов были и материалы, которые готовились по заказу ИМЭП при Фонде первого президента – Елбасы, других казахстанских заказчиков, а также материалы, написанные для КИСИ. Естественно, все они были подготовлены на основе открытых источников, а потому не имели никакого грифа секретности. Во-вторых, к заказам моих китайских коллег они не имели никакого отношения, а потому и не отправлялись. Что такое научная этика, сотрудникам КСИСИ известно хорошо. Во всяком случае, тем из них, кто имеет за плечами солидный стаж работы в академических структурах.
Цель, думается, была одна, во-первых, подкрепить сомнительную доказательную базу моей вины неоспоримым «доказательством» передачи мною моим китайским коллегам материалов под грифом «ДСП», во-вторых, тем самым опорочить меня перед руководством КИСИ, АП, МИД, Совета безопасности, а заодно «доказать», что своими действиями я нарушил положения трудового договора, подписанного с КИСИ.
При этом ни следствие, ни суд даже не приняли во внимание того факта (подтверждённого моими показаниями и показаниями свидетелей), что сотрудники КИСИ не имеют допуска к информации, относящейся к категории гостайны. Гриф «ДСП» ставится на их работах руководством КИСИ, и это не только не согласовывается с автором, но автор об этом даже не информируется.
Не могу не отметить и того обстоятельства, что эта «странность» появилась в КИСИ лишь после его передислокации в Астану. Чем это было вызвано – неизвестно. Качество рабочих материалов КИСИ это не улучшило (по опыту знаю, что излишня секретность – очевидное свидетельство снижения качественного уровня аналитических материалов), но серьёзно осложнило работу научных сотрудников КИСИ, дав в руки «охранителей» лишний козырь.
Насколько поставленная цель была достигнута, сказать не берусь, но, судя по комментариям в интернете, моё реноме честного и порядочного человека, не способного к предательству, тем более своей Родины, разрушить не удалось. Тех, кто все-таки принял «позу подчиненности», не осуждаю. Свой выбор каждый делает сам. Однако не мною подмечено, что один из худших пороков человека – это трусость. Именно она является предтечей и подлости, и предательства.
Второе, навязчивая попытка следствия «доказать» субъективную сторону инкриминированного мне преступления. Почти месяц следователь выяснял мои познания в области разведки и контрразведки.
Что могу сказать. Учили в ВКШ КГБ СССР хорошо. И хотя я кое-что подзабыл, основы я помню. Как знаю и специфику работы китайских спецслужб, поскольку эти знания – составная часть моих знаний о Китае вообще. Тем более, что по роду моей деятельности читать приходилось много, а в публикациях не только по Китаю, но и по методам работы спецслужб в последние годы недостатка не наблюдалось. Причем, часть литературы, которая в 70е-80е годы имела гриф «секретно» и даже «сов. секретно», сегодня находится в открытом доступе.
Можно ли на этой основе делать вывод о том, что я, работая со своими китайскими коллегами (даже если их в КНБ подозревают в принадлежности к спецслужбам КНР), совершил преступление, квалифицируемое как измена Родине, поскольку «не мог не подозревать их в причастности к спецслужбам КНР», большой вопрос.
На мой взгляд, это – паранойя времен «холодной войны», помноженная на полное непонимание и незнание не только специфики работы спецслужб КНР, но и характера отношений между Казахстаном и Китаем. Не менее существенно, что с некоторыми из моих китайских коллег я знаком почти 30 лет, а знакомился с ними по просьбам и рекомендациям сотрудников КГБ – КНБ, когда работал в Институте Уйгуроведения АН КазССР. Получается, что и они не распознали в них сотрудников спецслужб КНР?! Смею заверить, что, в отличие от сегодняшнего дня, «старики» были настоящими профессионалами.
Казалось бы, всё это банальность, очевидная для любого профессионала. Но что можно объяснить человеку, который не хочет ничего понимать? Занимается софистикой и видит вокруг себя исключительно «врагов народа», а то ещё хуже – выполняет политический (не исключаю и иных вариантов) заказ.
Как ему объяснить разницу между научной работой и разведывательной информацией? Разницу между просьбой к специалисту подготовить статью на заданную тему и заданием агенту, не являющемуся специалистом в данной области знаний? Специфику работы спецслужб КНР в условиях доминантного контроля со стороны КПК и обязательности сотрудничества с ними почти всех научных учреждений и отдельных ученых? Как объяснить, что аналитика предполагает постоянный мониторинг различных информационных ресурсов, и этот мониторинг не тождественен шпионажу?!
Как объяснить, что мы в отношениях с Китаем и другими странами перестанем наступать на одни и те же грабли лишь тогда, когда будем лучшее знать и понимать друг друга, а сделать это без общения со своими зарубежными коллегами и без достижения взаимного доверия невозможно?!
Как объяснить, что сотрудничество казахстанских ученых со своими зарубежными коллегами – не измена Родине, а необходимая работа, направленная на повышение научного потенциала и авторитета Казахстана и его позитивного международного имиджа. Кстати, оговоренное в подписанных межгосударственных соглашениях и протоколах о намерениях, подписанных научными учреждениями двух стран?!
Как объяснить, что получение гонорара за работу, проделанную по заказу зарубежных коллег, чтение лекций в зарубежных ВУЗах или академических структурах – обычная практика, а не факт, свидетельствующий о состоявшейся вербовке. В противном случае, нужно обвинять в измене Родине не только всех учёных, но и часть политиков и госслужащих, которым закон также не запрещает заниматься этой деятельностью.
Как объяснить, что Китай не рассматривает Казахстан в качестве враждебного государства, а понимание происходящих в нём процессов направлено прежде всего на улучшение казахстанско-китайских отношений и своевременное решение возникающих проблем?!
Как объяснить, что национальные интересы Китая не обязательно вступают в противоречие с национальными интересами Казахстана? Что, работая прежде всего в национальных интересах Китая, китайские учёные и даже представители спецслужб КНР не преследуют цели нанесения ущерба интересам национальной безопасности Казахстана? Думаю, руководством КНР и КПК такая задача перед ними не ставится. Подобного рода идеи могут родиться только в головах глобалистов из Wall Street Journal, воспитанных исключительно на такого рода материалах «ученых» не отягощенных знаниями по данному вопросу.
Во всяком случае, мне не удалось никого убедить ни во время предварительного следствия, ни в суде. Хотя не могу поверить в то, что следователь и судья не понимали моих аргументов. Скорее всего, причина была в ином. Либо я стал «разменной картой» в непонятной для меня политической игре, либо имел место элементарный заказ, либо профессиональный уровень «охранителей» опустился настолько, что у них вновь возникло искушение поиграть «во врагов народа».
Третье. В этом контексте не могу не сказать о психологическом давлении, оказываемом на подозреваемых и подследственных, чего за 9 месяцев пребывания в СИ ДКНБ я насмотрелся достаточно. Это было и ограничение законного права на свидание; и предоставление права на общественного защитника; и ограничение права на передачи (не только продуктов, но и вещей); и сомнительные действия адвокатов (даже в том случае, если ты оплачивал его услуги); и моральные манипуляции. За 9 месяцев я сменил 10 камер, так что насмотрелся и наслушался.
Цель оказания психологического воздействия во всех случаях была одна – склонить к даче признательных показаний. Или к подписанию процессуального соглашения, что, по сути, одно и то же. А это свидетельствует либо об отсутствии реальных доказательств вины подозреваемого и подследственного, либо о низком профессионализме тех, кто должен был обеспечить эти доказательства в ходе доследственных оперативных мероприятий. Во всяком случае, некоторые дела достойны «Книги рекордов Гинесса» в разделе «несуразности».
Ко мне психологическое давление применялось в меньшей степени. Но, по-видимому, причина в том, что, во-первых, я сразу дал понять, что уже в том возрасте, когда даже неизбежной смерти перестаёшь бояться, а понятия честь и совесть приобретают поистине сакральный смысл. Во-вторых, рычагов давления оказалось не так уж и много, хотя, не могу не признать, что задействованы они были все по полной программе. Начиная с того, что со своим адвокатом я виделся только в кабинете следователя и в зале суда, а сестре так и не дали разрешения оформиться в качестве общественного защитника, а потому за 9 месяцев, проведенных в СИ ДКНБ, я видел её лишь дважды, да и то по разрешению судьи. Если это прописано в казахстанском уголовном законе, то его нужно срочно менять. Подозреваемый, подследственный и даже подсудимый ещё не есть осужденный, а осужденный – не всегда есть виновный. Зачастую бывает наоборот. Во всяком случае, в УИС где я отбываю наказание, таковые имеются.
Имели место и другие парадоксы. Пенсионный возраст я встретил в СИ ДКНБ. Новые правила оформления пенсии предполагают, что её начисление начинается с момента подачи заявления. Это заявление могло быть подано следователем, моим адвокатом или кем-то другим.
Однако, именно пенсия оказалась элементом давления на меня. По-видимому, еще до суда планировалось не только отправить меня в места заключения, но заодно и лишить заработанных пенсионных накоплений. Во всяком случае, об этом говорят как затягивание решения данного вопроса сотрудниками ДКНБ, так и приговор межрайонного суда, по которому я, в том числе, лишался гражданства РК и после отбытия наказания должен был быть выдворен за пределы Казахстана (куда и как, интересно?).
Насколько вопрос о лишении гражданства РК связан с вопросом о лишении человека, имеющего 45-летний трудовой стаж и награды за доблестный труд заработанной пенсии, сказать не могу. Просто не знаю данного законодательства. Но если это так, то это за гранью не только человеческой морали, но и всякой логики.
Любопытен и другой парадокс уголовного закона. Если на лишение наград, воинских и почетных званий и т.д. суд направляет представление президенту РК, то гражданства человек лишается единоличным решением судьи. Внеся в 2019 году соответствующие поправки в уголовный закон, законодатель существенно понизил ценность звания «гражданин Республики Казахстан», продемонстрировав своё отношение к собственным гражданам, за счёт собираемых с которых налогов он, собственно говоря, и существует.
Другой «подарок», преподнесенный мне не без помощи сотрудников ДКНБ – лишение меня единственного жилья и всего, что собиралось не только мной, но и моим отцом. Причём сделано это было в стиле рейдерского захвата образца начала 1990-х годов.
Ещё в мае 2019 г., когда ничего не было предрешено, а тексты моих статей и материалов находились на экспертизе в АП, МИД, Минсельхозе и Совете Безопасности, в КНБ, по-видимому, было уже принято окончательное решение о моём осуждении.
Во всяком случае, «Халык Банк», у которого моя квартира находилась в залоге и который до этого уже изъял по данному кредиту 120 тыс. долларов, прекращает процесс реструктуризации кредита (кстати говоря, обязательность которой обусловлена соответствующим указом президента), и выставляет квартиру на торги, чего он не делал с 2009 года, не смотря на мои неоднократные обращения.
Насколько все это соответствует казахстанскому законодательству, судить не берусь. По-видимому, «Халык-банку» дали понять, что со мной всё кончено, решение об этом принято, а потому у банка руки развязаны. Тем более, что это «Халык-банк», которому в отношении простых граждан дозволено всё или почти всё.
Дальше ещё интереснее. Я нахожусь в СИ ДКНБ, квартира продаётся с торгов всего за 50 тыс. долларов, а от сестры требуют очистить её в течение недели.
Результат – потерянная библиотека, состоящая из около 3 тыс. томов уникальных книг (слава Богу с своё время половину изданий успел передать в Национальную библиотеку); архив с уникальными документами, который мы с отцом собирали в течение 60 лет; архив отца по гомеопатии и фототерапии; редкие препараты и инструменты; коллекция китайского антиквариата и т.д. А ведь простых граждан обвиняют в совершении грабежа за меньшее. Но самое обидное, что за редким исключением, большая часть коллекции оказалась на помойке, поскольку для того, чтобы использовать эти артефакты по назначению, нужны соответствующие мозги, коими специалисты по рейдерским захватам не обладают по определению.
Да и Господь бы со всем этим, есть время собирать камни, а есть время разбрасывать их. «Халык-банк» получил своё и должен был закрыть кредит. Однако, вопреки, всякой логике, кредит так и остался висеть на моей шее, причём, не сократившись, а вдвое увеличившись. Как говориться, знай наших!
Иначе, как гневом «охранителей», назвать всё вышеизложенное я не могу. И гнев этот, по-видимому, был вызван тем, что не признав себя виновным в инкриминируемом мне преступлении, я, по их мнению, совершил нечто несуразное. Причем настолько ужасное, что непреклонный судья отвесил мне по полной из предусматриваемых данной статьей УК РК санкций для привлекаемых к уголовной ответственности впервые. Судила «тройка» как в своё время судили «врагов народа», и с тем же конечным результатом – билет в один конец.
По-видимому, своим «неправильным» поведением я разрушил какие-то далеко идущие планы или данные обещания, а, возможно, сломал чью-то политическую игру. Сие мне не ведомо, но то, что имел место заказ на моё удаление из научной и общественной жизни Казахстана, вполне очевидно, хотя пока и недоказуемо.
Но главное заключается в том, что такого рода процессы (судя по прессе) в последнее время входят в моду. Причём, не только в Казахстане, но повсеместно на постсоветском пространстве.
К сожалению, сложилась дурная тенденция. Если в возбужденном деле появляется подследственный, делается всё возможное, чтобы не только довести дело до суда, но и обязательно добиться обвинительного приговора.
Причин этого много. Назову лишь те, что напрямую связаны с парадоксами судебно-правовой системы Казахстана.
Во-первых, прекращение дела расценивается как брак в работе. А направляют дело в суд лишь с одной целью – создать некий демократическо-правовой декорум. В реальности по заказным делам суд превращён в фарс, и стал он таковым в том числе и по той причине, что нашей следственно-прокурорской системой суд не уважаем. И большая толика вины за это лежит на судейской практике, отвергающей оправдание, а также сопутствующей этой практике фактической импотенции адвокатуры, прекрасно осознающей, что ни о каком равенстве сторон не может быть и речи.
Именно поэтому «охранители» и уверены, что любое их творение закончится обвинительным приговором. Адвокат, даже «чёрный» (услуги, которого оплачивает сам подследственный), создаст видимость, что отработал свой гонорар, но особо усердствовать не будет. Судья же оправдать не посмеет, особенно если ему намекнут о последствиях такого своеволия.
Во-вторых, похоже, что именно числом обвинительных приговоров, да чтобы выглядели пострашнее, оценивается эффективность деятельности судебно-правовой системы, а заодно создается «объективная» основа увеличения выделяемых на ее содержание бюджетных средств. Как может отказать парламент, если за отчетный период обезврежено n-ое число террористов и экстремистов; пресечена деятельность контрабандистов и наркоторговцев; разоблачены госизменники и «враги народа». То, что доказательная база по некоторым делам оставляет желать лучшего, а некоторые дела попросту сфабрикованы, парламенту знать не обязательно.
Это очень тревожная тенденция, поскольку мы в очередной раз забываем собственную историю, а потому не делаем из ее горьких уроков никаких выводов.
А вывод прост – если вы называете себя охранниками общества и государства и берете на себя смелость именем государства вершить суд и решать чужие судьбы, то и сами должны быть кристально чисты и беспристрастны, а главное – строго следовать духу и букве Конституции и уголовного закона, который не может действовать избирательно или по чьей-то воле, пусть даже диктуемой благими пожеланиями или «особым видением».
Последними как известно, выстелена дорога в ад, а первое ведет к возникновению «касты избранных» и в конечном итоге – к диктатуре. Отдельно взятой структуры или личности – не суть важно. Важно, что и то, и другое имеет своим следствием импотенцию других властных институтов, отсутствие необходимых в эффективном и «слышащем государстве» сдержек и противовесов, а в конечной перспективе – крах государства.
Именно поэтому должен быть особый спрос с тех, кому много дозволено законом и кому обществом делегированы особые полномочия. А потому старый вопрос – Quis custodiet Ipsos custodes? (кто будет охранять охранников?), чтобы они не стали угрозой обществу и государству, – звучит сегодня очень актуально.
октябрь 2020
***
© ZONAkz, 2021г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.