Огонь гражданской войны в Сирии высветил такую общую для стран СНГ проблему, как террористическая эмиграция. По самым скромным подсчетам, в сирийском конфликте и других горячих точках были задействованы не менее 5 тысяч выходцев с постсоветского пространства.
Глава Евразийского аналитического клуба Никита Мендкович в книге «Терроризм и “террористическая эмиграция” в России» отмечает, что «“умеренной” оппозицией в Сирии в 2016 году была захвачена большая коллекция документов ИГИЛ, включающая более 3,5 тысяч анкет, заполненных иностранными боевиками». Упомянутый источник помогает составить среднеарифметический портрет иностранного наемника ИГИЛ.
В следственных документах сирийских спецслужб нередко фигурируют имена уроженцев Казахстана. И важно не только проанализировать причины участия этих наемников в военном конфликте на Ближнем Востоке и понимать, какая роль им отводится в ИГИЛ. Важно еще и правильно и своевременно оценить степень угрозы, которую представляет террористическая миграция для национальной безопасности Республики Казахстан.
Немало информации к размышлению дают материалы допросов сирийскими спецслужбами Владислава Лапшова (Абу Ильяса ар-Руси). Это показательный пример, как человек, рожденный в СССР, переформатируется в джихадиста. Владислав Лапшов родился в 1981 году в Казахстане, в городе Абай. Его детство прошло в Саратове. Парень был исключен из школы за аморальное поведение — и его учителями стали исламисты. В юном возрасте он принял ислам.
История последующего приобщения Лапшова к джихаду имеет отношение и к нашей теме. В его показаниях неоднократно упоминаются выходцы из Казахстана, оказавшиеся в Сирии.
Например, Лапшов свидетельствует о том, как в 2014 году после изучения шариата новоиспеченные игиловцы две недели несли службу на газовом заводе возле Ракки: «Нас обучали Абу Мааз аль-Магриби и Абу Салах ад-Дин аль-Узбеки. Мы занимались физической и практической оружейной подготовкой. Нас учили пользоваться автоматами Калашникова, М-16, РПГ, пистолетами и ручными гранатами». Имена боевиков исчерпывающе говорят об их национальной принадлежности. Здесь упомянут выходец из Узбекистана.
Затем Абу Ильяса ар-Руси распределили в батальон «Хабир», состоявший преимущественно из уроженцев СНГ. «Батальон был расположен в городе Аш-Шаддад, — рассказывал Лапшов. — Я был назначен переводчиком арабского и русского языков и также ответственным за финансы батальона. Также я был ответственным за наличие и использование горюче-смазочных материалов, ответственным за расквартирование в этом батальоне. В этих должностях я пробыл примерно три месяца. Эмиром батальона был Абу Фаиз аль-Казахи. Его заместителем был Абу Дауд аль-Казахи». Здесь географические «признаки» в именах наемников указывают на выходцев из Казахстана.
Осенью 2017 года Лапшов сдался Силам национальной самообороны, попал в тюрьму города Аш-Шаддад. Был допрошен одной из сирийских спецслужб. И эти следственные материалы помогают нам составить представление об участии уроженцев Центральной Азии в ИГИЛ.
Например, выходцы из СНГ составляли основу Ас-Сабари» (в дальнейшем — батальон «Аль-Кадисия». В районе Талль-Афара располагались три батальона, укомплектованные преимущественно из представителей бывших советских республик. В батальоне «Омар ибн аль-Хаттаб» были собраны наемники разных национальностей: чеченцы, дагестанцы, казахи, узбеки, таджики.
В документах сирийских спецслужб, упомянут, в частности Султан Абдулвахид (арабское имя Абу Абдулвахид Шишани), родившийся в Казахстане в 1989 году. В ИГИЛ он служил боевиком министерства безопасности, под командованием началом эмира Абу Абдурахмана ат-Тамими. Еще один пример: Азбак Мухамедалиевич Дабир (арабское имя Абу Зейд ар-Руси). Служил в Гаранидже, под командованием эмира Шадата. В Сирии оказалась и его жена — казашка Дэльнар.
В 2018 году СМИ сообщали о том, что в ИГИЛ два влиятельных идеолога-толкователя Абу Анис Дагестани и Абу Усама (Абу Дунья) Казахи были объявлены предателями и врагами халифата. Конфликт этих выходцев из Дагестана и Казахстана с официальными представителями «Исламского государства», скорее всего, был связан с тем, что усиливалось их влияние на многочисленную аудиторию игиловцев, рожденных в СССР или в СНГ.
Службы безопасности халифата разыскивали этих идеологов-толкователей как одних из предводителей хариджитов (секта в суннизме). Игиловские мессенджеры и соцсети информировали сторонников халифата о том, что Абу Анис Дагестани и Абу Усама Казахи «нарушили присягу, данную ими халифу, а также дозволили кровь, имущество и честь мусульман халифата, несправедливо обвинив их в неверии».
В СМИ высказывались предположения, что таким образом зачищается идеологическая «площадка» джихадизма. Целью этой зачистки, видимо, было смещение «старых шейхов», замена их на новых идеологов джихадизма, которые более эффективно влияли бы на мусульманскую молодежь в России, Казахстане, Центральной Азии.
Глава Евразийского аналитического клуба Никита Мендкович считает, что не последняя роль этих уроженцев СССР и СНГ в ИГИЛ связана с тем, что в их странах с советских времен была сильная система всеобщего среднего образования. Это люди с базовой грамотностью. И выходцы с Ближнего Востока, хотя и лучше знают арабский язык, уступают уроженцам СНГ в других навыках и грамотности.
«Более того, многие из террористических мигрантов, как минимум, служили срочную службу в армии, — добавляет Н. Мендкович. — Что опять таки дает какие-то базовые навыки, полезные в условиях боевых действий. Я понимаю, что в том же Казахстане далеко не идеальная военная подготовка. Но, тем не менее, человек, который худо или бедно послужил в армии какое-то время, знает больше, чем человек, который в ее сторону даже не смотрел. И значит, у этих кадров есть больше шансов выдвинуться по иерархической лестнице террористов».
Эксперт также обращает внимание на определенного рода взаимовыручку, которая сложилась между несколькими тысячами террористических эмигрантов с постсоветского пространства. Ей способствует русский язык, который они все знают. «Им легче друг с другом общаться, — объясняет Н. Мендкович. — И возникает взаимовыручка, способствующая продвижению. Зачастую они руководствуются вполне практическими вещами: им удобней между собой общаться. Они считают, что их соотечественники лучше подготовлены и образованы, чем арабы. И, соответственно, своих начинают продвигать по службе. И так вплоть до высших эшелонов».
При этом эксперт отмечает, что есть и конкурентная борьба в этой среде. «Я слышал о жалобах террористических эмигрантов на то, что как раз выходцев с постсоветского пространства в некоторых отрядах и группировках зажимают, не дают им подниматься. Но это именно момент местнической борьбы. Этнические группировки, этнические сообщества борются за контроль над террористической организацией».
В статье, посвященной террористическим угрозам в Казахстане по состоянию на 2016 год, Никита Мендкович приводит некоторые официальные данные. В 2008—2013 гг. за преступления, связанные с терроризмом и экстремизмом, были осуждены более 300 человек. Из них 210 — в течение 2012—2013 гг., когда последовала реакция властей на усиление террористической активности в республике. Количество же выявленных в тот период экстремистов и террористов в Казахстане доходит до 500 человек.
В конце 2014 года КНБ Казахстана располагал данными о 303 выехавших в Сирию гражданах республики. Половина из них — собственно боевики, половина — члены их семей.
Помимо этого, 200 граждан Казахстана участвовали в боевых действиях в Афганистане на стороне террористической группировки «Исламское Движение Узбекистана».
Анализируя угрозу пять лет назад, Никита Мендкович писал: «По данным КНБ, только в одной Актюбинской области на учете в качестве «салафитов» стоят 1565 человек, 90 из которых числятся склонными к терроризму («являются потенциальными «джихадистами»). Данные по всему Казахстану недоступны, однако известно, что КНБ и МВД в рамках борьбы с экстремизмом ведут работу с сотнями людей. Например, известно, что за неполный 2015-й в республике было «профилактировано» 723 человека, «причастных к экстремистским действиям»… В соседнем Кыргызстане с меньшим в несколько раз населением на учете стоит 1866 человек приверженцев экстремистских религиозных организаций».
Обратим внимание на несоответствие между выявленными террористами и экстремистами (500) и осужденными (более 300). Возможно, эта разница (около 200 человек) вбирает в себя и боеспособную половину тех трех сотен людей, которые в 2014 году выехали из Казахстана в Сирию.
Глава Евразийского аналитического клуба так объясняет эти нюансы: государства СНГ и государства ОДКБ имеют разную нормативную базу. В связи с этим состав преступления, за который можно человека арестовать и покарать, начинается в разные моменты времени для различных стран. Если в Узбекистане запрещено и преследуется законом уже хранение и ознакомление с экстремистскими материалами, то в России и Казахстане официально карается только распространение таких материалов.
«Поэтому те, кто еще не набрал состав преступления, могут быть только профилактированы спецслужбами, — говорит Н. Мендкович. — По закону их нельзя арестовать. Собственно говоря, этим обусловлены многие случаи, когда не была предотвращена террористическая миграция».
Особенности этой ситуации: если человек выезжает в Сирию, то до тех пор, пока он официально не признается, что намерен там участвовать в войне или в совершении террористических актов, с ним формально по закону ничего сделать нельзя. По законам Казахстана это не запрещено. Человека можно предупредить об уголовной ответственности. Можно начать его оперативную разработку. Но арестовать и посадить его нельзя.
«Событие преступления, когда человек начинает совершать противоправные деяния, наступает только уже на территории Сирии, — продолжает Н. Мендкович. — И здесь возникают определенные проблемы с арестом этого человека, который находится на контролируемой боевиками территории. Преследование становится возможным только по мере восстановления контроля над этой территорией легальным правительством, официальным Дамаском».
Основными мотивами для террористической эмиграции становились как социальные (проблемы самореализации и социальной мобильности, реакция на жизненный стресс), так и идейные.
Основу террористической эмиграции составляли мужчины до 35 лет, у которых по тем или иным параметрам, как они сами считают, не сложилась жизнь.
«Это субъективный критерий, — отмечает Н. Мендкович. — Большинство из них не находится в состоянии нищеты. Они имеют ту или иную работу. Или, во всяком случае, у них есть возможность найти какой-то заработок… Но они считают, что их жизнь не сложилась, и винят в этом существующую систему. На это их часто ловят вербовщики. Они говорят: «Да, у тебя всё плохо, и в этом виновата система, которая не соответствует нашим представлениям. У нас вот всё правильно, по нашему прочтению священных писаний. Приезжай к нам, и здесь ты зацветешь». Это стандартная формулировка. Зачастую такому обращению предшествует какой-то жизненный кризис».
Эксперт приводит такие примеры: человек уходит к террористам после того, как у него сорвалась спортивная карьера из-за травмы. Он не смог вернуться в профессиональный спорт, был завербован и уехал за рубеж. Либо человека выгнали из учебного заведения. Он понял, что сталкивается с перспективой неквалифицированного труда, и стал в этой ситуации винить всех, кроме себя.
«Есть более тонкие ситуации, — рассказывает Н. Мендкович. — У человека нет проблем с работой. Но, как бывает в условиях Казахстана, он заключил брак не по любви, а просто потому, что сговорились семьи. Живет, никакого развития и перспектив не видит. Для счастья ему этого не хватает. И человек начинает искать себя. В таком состоянии люди сплошь и рядом становятся добычей тоталитарных сект. Или начинают пить, употреблять наркотики».
Эксперт считает, что террористическая миграция в нашу эпоху — это просто еще одна из форм реакции на депрессивное состояние или психологический кризис. «Раньше люди пили, употребляли наркотики, происходил какой-то бытовой криминал, думали уйти в тоталитарную секту. Сейчас появляется новая опция: уход к террористам. Тем более что террористы работают очень активно, вербуют людей через Интернет, массово просеивают целевые категории молодежи. И определенная часть народа им попадается в психологически уязвимом состоянии».
При этом Н. Мендкович подчеркивает: всё, что говорится о психологическом портрете террористических эмигрантов, не означает ни в коем случае, что сами люди, которые уезжают в «террористическую командировку», освобождены от ответственности. Это взрослые люди, которые являются медицински вменяемыми. И все они понимают, что едут для участия в преступной деятельности.
«Они все прекрасно знают, что собираются присоединиться к террористической организации, запрещенной в их стране, — Н. Мендкович — Да, у них есть там какие-то побудительные корни, мотивы, бывают какие-то ситуации, которым можно посочувствовать. Но если человек в результате какого-то жизненного кризиса становится убийцей, преступником, — этот жизненный кризис не делает его невиновным. Мы лишь можем говорить о том, как минимизировать число подобных ситуаций. Теми же, кто стал частью террористической миграции, должны заниматься спецслужбы и суды. Их нужно преследовать по закону».
***
Фото: ia-centr.ru
© ZONAkz, 2021г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.