1
Ну, сидим однажды, что называется, узким кругом, разговоры разговариваем, выпиваем — был грех. Во главе стола Дарига Нурсултановна, потчует всех и слушает.
И был средь нас юноша скромный, воспитанный, учтивый, улыбчивый. Смазливый, как говаривали когда-то. Он из провинциального далёка явился и напоминал молодого пса, учуявшего сладостный дух вечно текущей власти. Он трепетал ноздрями и прядал нежными хрящиками ушных раковин.
К слову сказать, всё у него получилось. Сегодня парень обретается в стратосферных чертогах Акорды, и я не удивлюсь, если в будущем взойдёт на президентский престол.
Но вернёмся в прошлое.
Застольный трёп бывает прихотлив, и в тот вечер он увяз в злокачественной хляби тайных служб. Я завёлся, утверждая, что брезгливое отношение к бойцам невидимого фронта есть следствие русского либерализма, претерпевшего от политического сыска что в романовской России, что в сталинском СССР. В иных же странах рыцари плаща и кинжала едва ли не гордятся подобным извивом своей карьеры. Сомерсет Моэм работал на МИ-5. Ле Карре был кадровым офицером разведки, а сочинитель шпионских детективов Богомил Райнов, служивший в Лондоне в должности атташе по культуре, наверняка был связан с болгарскими спецслужбами. Как, вероятно, и Юлиан Семёнов, отец бессмертного Штирлица.
Юноша слушал меня с широко распахнутыми глазами, затянутыми холодком вопросительного недоумения. И вскоре незаметно покинул тусу.
Когда расходились, ДН, улучив момент, тихо спросила: «Ты над ним издевался?». От удивления я не нашёлся с ответом. Дарига продолжила: «Он же о-дэ-эр…».
Выяснилось, что это «офицер действующего резерва», то есть завербованный. Не доверять известию у меня не было оснований, в то время конторой заведовал её супруг, Рахат Алиев.
Ну и ладно.
Позже и меня пытались вербануть: явился посланец Алиева и выложил на стол четвертушку стрёмной, почти обёрточной бумаги, где было пропечатано, что я даю согласие на высокое звание ОДРа. Оставалось лишь подмахнуть. Я повертел бумажку в руках и отложил её в сторону. В глазах посланца сгустился ужас. «Не подпишешь? — шёпотом спросил он. — Шеф меня сожрёт. И ты рискуешь…» Я отшутился, но кошки на душе скребли, отказывать лампасному зятю было не принято.
А мы с этим посланцем были банными приятелями и вскорости повстречались в Арасане. После третьего захода на полóк припали к пиву. Отдышавшись, я спросил не без робости, как, мол, шеф отреагировал на мой отказ? Он неожиданно рассмеялся и ответил: «Да никак! Сказал: не хочет? Ну и хрен с ним!».
Бог миловал.
Вообще, это дело полюбовное. Хочешь быть шпионом — будь им, сказал когда-то себе подросток Путин, вглядевшись в кино про щит и меч. И, возмужав, постучался в органы. И ему открыли.
2
Поэтому, впервые услышав, что Акежан Магжанович Кажегельдин, премьер-министр времён ранней независимости, в юности своей служил агентом наружного наблюдения, в просторечьи топтуном, я никак не возмутился и брезгливого негодования не выказал. Смышлёный паренёк из семьи сельских учителей, он тоже выучился в педвузе, но хотел распорядиться своей судьбой как-то иначе, поярче. И тоже, как Путин, постучался в КГБ. Они с ВВП, кстати, ровесники.
Штирлиц не вышел ни из того, ни из другого, құрдастар угодили в расходную ведомость сбитых лётчиков, но по общему результату получили неслабые зачёты. Рахат же Мухтарович шпионскому делу не учился ни дня, зато у него имелся кумир — Рудольф Абель. Он читал его, как Откровение Иоанна Богослова. Оказалось, этого недостаточно, чтобы стать президентом.
Но сыскной кураж — на уровне топтуна и соглядатая — был ему знаком. Он ловил кайф, просматривая оперативное видео, где призраки, похожие на фрондёров того времени, услаждались плотскими радостями с дамами специального назначения. Это мне рассказывали в Арасане конторские, входящие в его ближний круг. Наша банная туса ими заметно прирастала. Между прочим, неплохие были парни. Полагаю, Рахат намеренно обкладывал меня этими «агентами». Так, на всякий случай. Вдруг по пьяни да в бане язычок у меня развяжется, как шнурок, и я ляпну что-нибудь еретическое супротив его тестя. Но я хоть и не Абель, да лишнего не скажу, клещами не вытянешь.
3
Документы, свидетельствующие о былых связях Кажегельдина с КГБ, добыл Рахат и пустил их в оборот, когда противостояние премьер-министра и президента стало лобовым. Алиев ожидал всенародного возмущения, но его бомба не взорвалась. Советскую «контору глубокого бурения» боялись, но втайне уважали, считалось, что дураки в ней не водятся.
Терещенко, большой, тучный, медлительный, смахивающий на главного агронома совхоза «40 лет без урожая», был, что называется, «не орёл». И его стремительно, как чёрт из табакерки, сменил Кажегельдин: пружинистый, как бандитский кнопарь, искрящийся, как бенгальский огонь, многоречивый, как Троцкий, ироничный, как Радек и умный, как… Чёрт знает, кто. На мой литературный глазок, он порой казался мне немыслимым сочетанием Чацкого, Хлестакова и Егора Гайдара. Его человеческое и речевое поведение было подобно проникающей радиации, насмерть поражающей клетки мозга несчастного реципиента.
Я, бывало, усердно слушал его марафонские монологи — вместе с Витей Кияницей мы часами торчали в кабинете нового премьера — а он говорил, говорил, заливая рассудок словесными массами, из которых ускользал смысл. И наступало наваждение, похожее на обморок. Похоже, он владел приёмами гипноза, а мы ему были нужны для тренировочных упражнений.
4
Этот сюжет сложился зеркально: Кунаев, заприметив в Караганде плакатного красавца с идеальной пролетарской анкетой, за руку перетащил Нурсултана через несколько обязательных ступеней во власть и усадил в кресло Предсовмина; то же самое позже позволил себе Назарбаев в отношении бойкого и задиристого Кажегельдина, спешно сделав его премьером. И в обоих случаях протеже предсказуемо восстали против своих покровителей.
Назарбаев по-детски обиделся на своего ставленника, наивно ожидая от него вечной благодарности — так же трогательно надулся когда-то Плеханов на неукротимого симбирца Ульянова, который, перешагнув через пиетет, решительно задвинул Георгия Валентиновича в дальнюю кладовку истории.
На обиженных воду возят.
Заметив, что уступает конкуренту, Назарбаев напрягся, но под его президентским смокингом топорщился мешковатый костюм партократа, риторика которого держалась на жонглировании цифрами. Это делало его похожим на гастролирующего фокусника на сцене районного дома культуры, ловко оперирующего арифметическими кунштюками. И эта монотонность начинала прискучивать публике.
Ещё ему очень вредили стремительно бегающие глаза — туда-сюда…
Мне не по силам разобрать на молекулы премьерство Кажегельдина, кишка тонка. Экономика для меня — птичий язык, скрывающий уголовную феню катáл, прохиндеев и уличных крупье, зазывающих на шарик-малик. Все их действия для меня, люмпен-интеллигента, сводятся к нехитрой формуле: вор у вора тырит дубинку. Однако иллюзии животворящего рынка из моей башки к тому времени ещё не выветрились, и сокрушительный идиотизм происходящего казался мне неизбежным, но преходящим. Я смутно сознавал, что волею случайных обстоятельств нахожусь внутри крупного кипеша, забродившего в брюхе истории. И когда-то он, выдавившись наружу, станет её окаменевшим дерьмом. Возможность наблюдать вблизи протагонистов и антагонистов этой драмы я способен был оценить.
Мне казалось, что столкновение Назарбаева и Кажегельдина неизбежно, но благотворно. Однако протагонист решил иначе — он от честного мáхача уклонился, а соперника из страны выдавил.
5
И здесь появляется титр: 20 лет спустя.
Беседы с Кажегельдиным, которые вёл Борейко на своём канале, напоминали спиритический сеанс, было в них что-то потустороннее. Всё же двадцать лет изгнания — не баран чихнул. Впрочем, Акежан Магжанович даже отдалённо не напоминал призрак. Возраст не оставил на нём своих меток, более того, оказался ему к лицу. Темп речи замедлился, но фразы приобрели логическую завершённость, хорошо ограненные высказывания стали близки к письменным, но сохранили обаяние живого разговора. Я смотрел, внимал и диву давался.
Если у Остапа Бендера был один подопечный, которого комбинатор раскручивал на лимон, то у Кажегельдина таких корейко — вагон и немаленькая тележка. И сидят в этом дембельском составе обладатели громких имён — прежде всего, чады и домочадцы NN. Бывший премьер даром времени не терял. Папки, способные подорвать веру в человечество, собраны.
Почти одновременно прилетел чёрный лебедь из Лондона; Маргарет Ходж, депутат британского парламента, огласила свой список, совпадающий с кажегельдинским ноздря в ноздрю. Труба Гиперборея раскалилась от лайков просмотров, рядовые пользователи комментировали самым крупным калибром, а журналисты безмолвствовали. Почти все.
У Токаева теперь полны руки козырей, а с какого зайти неясно: у противников все карты краплёные, и на каждой скалится цветной джокер. Токаева долго считали непроходной пешкой, а он добрался до поля превращения, но ферзем не стал. Solus Rex, одинокий король с ничтожно малым полем для манёвра.
Мне кажется, ему нужен Кажегельдин, который может обернуться и ферзем, и джокером, и вообще устроить любой флеш-рояль. Он знает требуху гнилого бизнеса изнутри, он может распутать все минированные схемы, не перепутав красных и синих проводков, поставить на Zero и снять кассу.
Что им движет? Месть? Желание реванша? Не знаю.
Может быть, всё гораздо проще, и сложнее, но другой фигуры для создания результативного дуумвирата не вижу. Если Токаев терапевт, то Кажегельдин хирург, и они оба нужны стране, которая корчится на госпитальном одре — буквально.
А не то эти ОДРовцы скоро очухаются и перейдут в контратаку.
Они вылечат. Уже лечат.
В ноябре 2001 года я снимал финальную сцену документального сериала к 10 летию Независимости. Ну, решил, что нужно показать роды. Как бы символ и так далее. На первых едва в обморок не грохнулся, потом привык. Снимали всю ночь. Под утро родила молодая, очень красивая казашка, мальчуган из неё просто выскочил, сопровождаемый потоком околоплодных вод. Она, решил я. Стоп, снято! Но акушерка шепнула: девочка подписала отказ от ребёнка, он внебрачный. Жаль. Но тут роженице положили малыша на грудь, и её лицо вспыхнуло счастьем. Понимаю, это штамп, но не знаю, как сказать иначе.
Она отозвала свой отказ.
Теперь тому малышу 21 год. Надеюсь, с ним всё в порядке, его не подстрелили в проклятые январские ночи, не пытали в околотке, не держат в переполненной камере, не изводят допросами.
Впрочем, как знать.
Кім біледі.
***
© ZONAkz, 2022г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.