Довелось побывать в Москве, на Международном экономическом форуме государств-участников СНГ «Диалог интеграций СНГ, ЕАЭС, ШОС, БРИКС». Наша секция называлась «Энергетика в эпоху перемен», тема же, которую мне предложили сами организаторы еще в приглашении, звучала так: «Энергетика Казахстана на развилке между зеленой и атомной». Что полностью соответствовало тому, о чем не раз говорил последние уже года два, по крайней мере. Хотя в начале выступления сказал, что название «Энергетический колхоз «Евразия» то же бы подошло.
Само выступление ниже, а перед этим скажу, что заседание получилось эдаким … многоплановым.
Вначале два француза один за другим хором жаловались, на какие проблемы они попали с атомной энергетикой: все капитально устарело, категорически необходимо обновлять, а компетенции и производства во многом утеряны. Сотрудничество с «Росатомом» — прервано полностью. Выручают пока Узбекистан и Казахстан, своими поставками урана. Представитель Узбекистана рассказал, как трудно они пережили зиму, и какие сейчас сложности с газовой отраслью, давно пережившей лучшие времена и ныне пытающейся удерживать падающую добычу. От России были не энергетики, а атомщики, — рассказывали про электронный коллайдер, поиск новых источников и способов получения энергии.
А про электроколхоз «Евразия» вот такой текст.
***
Развилка, к которой подошла электроэнергетика Казахстана в физическом смысле определяется исчерпанием как генерирующих, так и сетевых мощностей. Так, в прошедшую зиму максимум нагрузки достиг 16,5 ГВт, из которых собственно казахстанские электростанции смогли покрыть только 15,2 ГВт, а 1300 МВт пришлось привлекать из России. И это не просто проблема дефицита, а именно развилка, причем даже не чисто электрического, а если хотите, мировоззренческого масштаба, масштаба выбора дальнейшей судьбы не только электроэнергетики, но и всего государства Казахстан, и не только его.
Проиллюстрируем это утверждение таким объективным обстоятельством: располагаемая мощность электростанций Казахстана числится величиной 18,2 ГВт, тогда как фактическая генерация в пиковые часы составляет упомянутые 15,2 ГВт, иногда на 200-300 МВт выше. Причем зазор в 3 ГВт не случайно совпадает с как раз достигшей такой величины мощностью солнечных и ветровых электростанций, интенсивно вводимых все последние годы. Собственно говоря, никакой иной генерации, кроме ВИЭ, в Казахстане и не вводится. Причем солнечные и ветровые установки вводятся, совершенно удивительным образом, без элементарных накопителей, которые позволяли бы переносить наработку на вечерние пиковые часы или оплаты затрат на регулирующие мощности. И уж подавно перед инвесторами в альтернативную генерацию даже не ставится вопрос о зимнем дублировании. При том что Казахстан не Калифорния, у нас зимой солнца на небе не бывает неделями, а половина страны может быть охвачена буранами.
Политическая линия на продвижение «зеленой» энергетики реализуется государством через «условных покупателей» в роли которых используются традиционные ГЭС, ГРЭС и ТЭЦ, которые потом перекладывают такие затраты в свой тариф. И здесь интересно привести численные соотношения, раскрывающие даже не энергетическую или экономическую, а где-то даже геополитическую подоплеку. Предельные тарифы для традиционных электростанций Казахстана таковы, что примерно половина выработки укладывается в стоимость 4-7 тенге за кВт-час, а вся выработка, с запасом, в усредненные 10 тенге. По курсу, округляя, это примерно 2 цента, и еще примерно столько же забирают высоковольтные и распределительные сетевые передачи, запомним.
Стоимость же принудительно оплачиваемой альтернативной выработки за 2022 год, например, колебалась по месяцам от максимальных 67 тенге до минимальных 20 тенге и в среднем составила сильно больше 30 тенге за кВт-час, то есть как минимум в три раза выше.
И еще: рекордно низкая величина тарифа победителя одного из последних тендеров на ветровую электростанцию составила 12,5 тенге за кВт-час, и это, как с гордостью сообщили организаторы, близко к мировому рекорду. Но и такой рекорд, к тому же «очищенный» от затрат на накопители и зимнее дублирование, все равно выше, чем тариф любой из наших традиционных электростанций.
Сравним казахстанские 4 цента за кВт-час с европейскими, например, тарифами на уровне от 10-15 центов и выше. А ведь электроэнергия, это не просто самый необходимый как экономике, так и населению любой страны товар, но и один из самых высокотехнологичных в мире. Применительно к специализированному на сырьевом экспорте Казахстану можно смело утверждать, что более высокотехнологичного производства у нас нет. И оно, это наше казахстанское производство, еще и самое конкурентоспособное в мире по стоимости своей продукции. Не удивительно, что есть силы как у нас в стране, так и за рубежом, заинтересованные в «подтягивания» стоимости базовой генерации, для начала, от 2 центов хотя бы до рекордных для солнечной и ветровой энергетики 3-4 центов. А там, глядишь, можно будет пойти и на штурм европейских тарифных рекордов. Продвижению же таких планов способствует альянс как местного коммерческого, так и внешнего геополитического интереса.
Развернем теперь тезис о самом конкурентоспособном в мире казахстанском производстве электроэнергии: он справедлив и в отношении наших соседей. Более того, — только в технологической и геополитической совокупности с ними.
Поясняем: технологически общей энергосистемы в Казахстане пока нет, она официально делится на Западную, Северную и Южную энергетические зоны.
Запад – это дуга длиной в полторы тысячи км, тянущаяся от Актау на юге – фактически анклава, до Атырау, имеющего соединение с Астраханью, далее Уральск, имеющий связь с Балаковской АЭС и Актюбинск, связанный с российской системой Южного Урала. Своей генерации на стороне Казахстана в принципе хватает, но устойчивость обеспечивается именно совместной работой.
Северная энергетическая зона Казахстана – это технологическое целое с Уральской, Западно-Сибирской и Алтайской энергосистемами Российской Федерации. У нее тоже пока хватает своей генерации, но поддержка частоты и вообще устойчивости все более зависит от РАО ЕС.
А вот южнее Караганды и все полторы тысячи км до Алматы – в энергетическом смысле – пустыня. Как и в географическом смысле тоже. Алматы – это оазис в энергетической пустыне, к которому с Севера тянутся две «караванные тропы» в виде ЛЭП-500 мимо Балхаша и еще одна длинной восточной дугой через Семипалатинск и Усть-Каменогорск. Пропускная способность этих «троп» близка к предельной.
От Алматы дальше на юг тянется своя «караванная тропа» ЛЭП-500, но ведет она … в Киргизию. Что же касается собственно Южно-казахстанских областей, то Тараз и Шимкент находятся в казахстанском сегменте уже Центрально-Азиатского кольца, между киргизскими и узбекскими его частями. Причем на узбекской стороне к кольцу примыкает и Таджикистан.
Такую общую энергетику мы унаследовали от СССР, со всеми ее преимуществами и недоделками. При этом общей проблемой становится исчерпание как генерирующих, так и сетевых мощностей, у всех участников, кроме России. Россия сохраняет высокий профицит, но дальше Северной энерго-зоны Казахстана его передавать нечем. Иллюстрация: в январе 2022 года случилась системная авария: из-за выпадения мощностей на Сырдарьинской ГРЭС «погас» не только Узбекистан, но и Киргизия и юг Казахстана, авария докатилась даже до Красноярской ГЭС, где отключились 400 МВт. Причин две: исчерпанность мощностей и отсутствие общей диспетчеризации и противоаварийной защиты.
Что касается недоделок: для Казахстана принципиально важно построить опорную электростанцию посередине энергетической «пустыни» — в районе Балхаша. Только это позволит надежно соединить Северную энергетическую зону с Южной. Если отбросить «зеленое» баловство, но и не дразнить мировое сообщество углем, то вариант один – это АЭС.
Для Узбекистана столь же принципиально строительство своей АЭС, снимающей проблему дефицита как генерации, так и топлива.
Киргизии же очень не помешала бы достройка Камбаратинского каскада, прежде всего ГЭС-1, что дало бы сразу крупную прибавку и базовой генерации, и еще более дефицитной маневренной. Плюс, там тоже заговорили о своей АЭС, средней мощности.
Что характерно: в энергосистему отдельно взятого Казахстана блоки АЭС единичной мощностью по 1200 МВт по соображением диспетчерской устойчивости не умещаются, максимум 500 МВт. И точно также АЭС в Узбекистане элементарно не вписывается в отдельно взятую энергосистему Узбекистана. Зато обе эти станции, работая в общей системе диспетчеризации и защиты, великолепно дополняли бы друг друга.
Точно также если бы все стороны общим «колхозом» скинулись бы на Камбаратинскую ГЭС-1, а заодно и Рогунскую ГЭС в Таджикистане, общие затраты, равно как и результирующий тариф были бы минимальными, а укрепление конкурентоспособности и экспортного потенциала – максимальным.
Теперь что касается стоимости кВт-часа атомной электроэнергии: это вопрос не экономический, а политический. Равно и как вменяемый нам извне «зеленый» вариант, — выбор между ними, это выбор Казахстаном своего места в быстро меняющемся сейчас мире. Что же конкретно до экономики, не трудно сформулировать технико-экономические условия, при которых атомная генерация впишется, допустим, в 15 или 20 тенге, и будет при этом окупаемой. И уж подавно атомная выработка априори дешевле «зеленой», стоит только вспомнить о суточных накопителях и зимнем резервировании.
Если говорить о стратегическом выборе Казахстана перед энергетической развилкой, принципиально важно дать ответы на два вопроса: источники финансирования и производственная база.
Правительство, признавая критический износ в электроэнергетике и необходимость нового строительства, официально провозглашает политику «тариф в обмен на инвестиции». Однако решать проблемы национальной инфраструктуры за счет роста стоимости ее услуг, это путь к национальному … самоубийству. Тем более, что средств в необходимом электроэнергетике объеме попросту нет у ее потребителей. Их вообще нет в действующей пока экономической модели, в которой национальная валюта тенге не обладает кредитным и инвестиционным потенциалом. Ставка сделана на иностранные инвестиции, а кредитования энергетики осуществляют Европейский банк реконструкции и развития, такой же Азиатский и Евразийский банки, с Банком развития Казахстана на подхвате. Означенный же банковский пул принципиально не кредитует угольную и вообще традиционную энергетику, только «зеленую». И это еще один загоняющий в ВИЭ механизм.
Условия внешнего кредитования, например, со стороны «Росатома», возможно, будут лучше. Но Казахстану пора и самому создавать источники вне-тарифного и некоммерческого инвестирования собственной инфраструктуры, в национальном ли, или в евразийском формате. Важно быть внутри совместного проекта, а не покупающей чужие услуги «независимой» стороной.
То же касается и производственной базы: только та страна может иметь современную энергетическую инфраструктуру, которая способна сама производить основное оборудование для нее, комплектующие и запчасти, сама обеспечивать эксплуатацию, текущие и капитальные ремонты, сама готовить научные и инженерные кадры. Сама – в смысле участия в том производственном, научно-техническом и валютном пространстве, в пределах которого обеспечивается реальный суверенитет энергетической, как, впрочем, и транспортной, коммунальной, образовательной и вообще любой инфраструктуры.
В заключении такое общее соображение-пожелание. Учитывая, что определение дальнейших перспектив электроэнергетики Казахстана теснейшим образом завязано на такие же перспективы Киргизии, Узбекистана и Таджикистана, а все вместе – на энергетику Российской Федерации, и что собственно электроэнергетика столь же тесно завязана на вопросы использования горных рек и равнинной мелиорации, на общие для всех вопросы газо- и углеснабжения, правильным было бы создать Межгосударственную комиссию СНГ или ЕАЭС по вопросам электроэнергетики, водного и газового хозяйства Центральной Азии и России. В мандат такой комиссии могла бы входить, для начала, разработка Генеральной схемы электроэнергетического, водного и газового хозяйства на перспективу 5-10-25 лет, а по ходу дела комиссия могла бы заняться и реализацией такой схемы.
***
© ZONAkz, 2023г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.