Неделю назад известная телеведущая Татьяна Дельцова, презентовав наиболее значимые новости в вечернем выпуске, неожиданно сделала заявление, что на нее пытаются воздействовать неизвестными фармакологическими веществами.
Татьяна, расскажи, какие события в твоей жизни предшествовали, на твой взгляд, ситуации, которая вынудила тебя в прямом эфире сделать сенсационное заявление о том, что твоя жизнь в опасности?
— Я периодически попадаю в эпицентр политических событий. В 1999 году в составе казахстанской делегации я поехала в Лондон на конференцию, где впервые лично встретилась с экс-премьером РК Акежаном Кажегельдиным. Я, конечно, записала с ним большое часовое интервью. Мне было интересно, какой он человек, почему вокруг его имени у нас в стране столько шумихи. Это было личностное интервью о нем и его взглядах. И тогда Кажегельдин произвел на меня сильное впечатление как харизматичная личность, как умный, интеллектуальный собеседник и очень глубокий психолог. В какой-то степени я попала под обаяние его личности. И, приехав, всем об этом рассказывала. Руководство 31 канала меня вызвало и потребовало объяснений, как я попала на встречу с Кажегельдиным. Я объяснила, что это была моя первая поездка за рубеж, хотелось увидеть Лондон, а поездка была за счет моих отгулов. Я показала запись встречи, по общему с руководством мнению, интервью не задевало чьих-либо интересов, но было решено не выдавать его в эфир, поскольку герой был опальным политиком. Эту кассету, как мне стало известно, пытались получить для какого-то чиновника, но Арман отказал, поскольку это была моя личная кассета. За это интервью мне никто не платил, оно было сделано по моей инициативе совершенно бесплатно. Но этот случай породил массу слухов, что Дельцова – человек Кажегельдина, что Дельцова – оппозиционный журналист и что мне платят за это деньги. Но все это не соответствовало действительности! Кого-то раздражало, что я относилась с симпатией к Кажегельдину, открыто считала его уникальным и талантливым политиком и прилагала усилия, чтобы встретиться с ним. Через год я поехала в Париж, где вновь увиделась с Кажегельдиным. Впоследствии у меня были еще встречи в Вашингтоне и Лондоне, когда я приезжала не только в составе делегации, но и самостоятельно. Я не буду скрывать, что общалась с ним не столько как с политиком, но и как с человеком, который вызывал у меня большой интерес и симпатию. Я считала возможным позвонить ему и встретиться, чтобы поговорить или посоветоваться. В итоге мной заинтересовались и взяли на заметку. Всю серьезность и опасность ситуации я поняла только сейчас, а тогда не придавала этому значения. Главный редактор и журналист неоднократно встречается с опальным лидером оппозиции, — в этом усмотрели тенденцию.
Кто тебе сказал, что тебя взяли на заметку?
— Человек, которому я доверяю, вызвал меня к себе в 1999 году и прямо сказал, что мной заинтересовались спецслужбы, меня изучают и собирают информацию обо мне и моих близких со всех сторон. Тогда я отнеслась к этому достаточно легкомысленно. Ничего криминального в моей биографии нет, пусть изучают, подумала я. На что тот человек мне ответил: ““После того, как все соберут, тебя могут подставить!”. Только спустя почти 5 лет, я поняла, что многое из того, что он говорил, оказалось правдой.
Что оказалось правдой? Что о тебе можно было раскопать?
— Я работала в Москве до того, как стала журналистом, в студии Бахыта Килибаева, которая делала рекламные ролики для компании МММ. Это было еще в 1993 году, сразу после института. У нас были заказы не только от МММ, но и от \»Казкоммерцбанка\», фирмы “Алемсистем”, \»Бути\» и т.д. Я писала какие-то стишки для радиороликов, была референтом и делала любую другую работу, хотя даже не числилась в штате. У господина Мавроди возникли тогда проблемы. Во властных структурах считали, что он претендует на влияние во власти и есть люди, которые составили план, как его претворить. Этим заинтересовалась и российская контрразведка, тогда — ФСК…
Я находилась одна в офисе, когда соседи попросили открыть дверь. Оказалось, что за соседями стояли сотрудники налоговой полиции, которые провели обыск, изъяли документы, записали мое имя. Тогда была первая попытка склонить меня к сотрудничеству, которую я отклонила. Это и было время, когда я случайно впервые попала в эпицентр политических событий. Меня вызывали на допрос. Я ничего не знала, и у меня создалось впечатление, что в допросе принимали участие не только сотрудники налоговой полиции. Водитель такси, который меня вез с допроса, обратил мое внимание, что вокруг нас кружит машина ФСК. Я поняла, что лучше уехать в Алматы.
В этой истории ты не являлась носителем информации и не угрожала безопасности России. Но как развивались события в Казахстане для тебя?
— А в стране в то время происходит куча событий. Со временем ко мне как к журналисту стали испытывать интерес многие общественные деятели и политики, в том числе и оппозиция. В частности, в Лондон мы ездили вместе с Нурбулатом Масановым и Виталием Вороновым. Он тогда был адвокатом Кажегельдина, а я интересовалась, как продвигаются дела у опального политика. В Алматы тогда часто приезжал Рашид Нугманов. Я, как журналист, вникала в ситуацию. Нугманов объяснял политический расклад. Воронов как адвокат тоже мог рассказать много интересного. Вдруг Воронов начал меня предупреждать, что за ним идет слежка, он рекомендовал мне прекратить с ним общаться и звонить по телефону. Он боялся, что наши разговоры могут быть записаны, смонтированы и в искаженном виде представлены. Позже подобное действительно сделали с Масановым. Потом Воронов неожиданно публично заявил об отказе быть адвокатом Кажегельдина. Когда это случилось, я поняла, что на него, возможно, было оказано давление. Рашид Нугманов жестко оценивал его поступок, считал, что это предательство. Мы поехали к нему домой. Воронова тогда прослушивали, и он боялся что-либо объяснять. Но мы поняли все. Что мной двигало? Интерес к таким людям, как Воронов, которого было жаль, и неприятно за него, что он оказался в такой роли. Это было ужасно!
Ты не боялась, что подобная провокация могла случиться с тобой?
— Я не думала, что мне может грозить нечто подобное. Я же не была адвокатом политика. Только после случая с Вороновым и Дувановым стало понятно, как можно расправиться и замарать судьбу человека.
У тебя были запретные темы в новостях?
— Да, мне, например, тогда не рекомендовали давать сюжеты об Амиржане Косанове в эфир, поскольку нежелательно было касаться проблем РНПК. Но когда выяснилось, что в день рождения Акежана Кажегельдина забетонированы двери и разбиты окна сразу у трех политиков – Куттыкадама, Косанова и Масанова, то я решила, что сюжет интересен зрителю, и мы рассказали обо всех фактах того дня, когда проходил митинг оппозиции. Сюжет был объективный, дистанцирован от каких-либо симпатий. Газета “Экспресс К” тоже подробно изложила все те же факты, но им никто не делал замечаний, а меня уволили на следующий день. Потом в докладе Госдепартамента США за 2000 год была дана цитата Армана Байтасова, который признался, что увольнял меня под давлением власти. Он этого и от меня не скрывал, у нас были очень хорошие отношения. Позднее о ситуации с прессой в Казахстане и своем увольнении по политическим мотивам мне пришлось рассказать на слушаниях в Вашингтоне. Но жизнь научила, что всегда есть темы, которые мы не затрагиваем по рекомендации и в целях самосохранения.
А что происходило с тобой?
— После увольнения я была как в вакууме: без работы и без предложений. Тогда же я заболела. Мне порекомендовали врача, которая меня чуть не залечила. Оказалось, что какая-то инфекция дала осложнения и вызвала нетипичную, скрытую форму пневмонии, которую диагностировали только через месяц. К счастью, я вовремя сменила лечащего врача. Но потом ни с того, ни с сего пошли какие-то болячки. Меня начали преследовать болезни, а я не придавала этому значения. А теперь понимаю, что иногда мы болеем не только потому, что простываем, а потому что кому-то это надо. Те, кто попадал в такую ситуацию, знают, что я не вру. Для человека, далекого от подобных проблем, это звучит фантастично. Я не представляю, как я все пережила, и если теперь я живу с оглядкой, то к этому были приложены усилия.
Значит, поэтому ты решила сменить обстановку и уехала в Москву?
— Да, я работала в Москве на русской службе ВВС. И многих моих знакомых часто интересовало, не преследуют ли меня там спецслужбы. Казахстанцы приезжали и тоже время от времени интересовались моей судьбой. В частности, Сейдахмет Куттыкадам приезжал в Москву и спрашивал, все ли у меня в порядке в этом плане. Я всегда отвечала отрицательно, потому что не замечала ничего серьезного. Правда, однажды, накануне моей очередной поездки за границу, произошел странный случай. Это было вечером, в конце дня, я отправилась покупать одежду в универмаг “Московский”. В тот момент, когда я выбрала себе нечто подходящее, стали объявлять, что магазин закрывается, и попросили посетителей освободить торговые залы. Всех выпроваживали за исключением тех, кто определился в покупке. Мне разрешили примерить одежду. И вдруг продавщица спросила: “ Вы не одна? Вас ожидает мужчина! Он пришел вслед за вами и стоит”. Когда всех выпроводили, “топтун” оголился, и его заметила продавщица. Естественно, когда я вышла из примерочной, этот человек уже исчез. Позднее мне объяснили, что в Москве все работающие на зарубежную прессу журналисты стоят на заметке у спецслужб России. Но я и тогда не придавала значения этим фактам до тех пор, пока мое самочувствие снова не было выбито из колеи. В результате я сразу использовала метод очищения желудка через два пальца в рот и промывание водой. Однако интоксикация все равно длилась долго. И после этого я начала анализировать все факты и пытаться понять, что происходит вокруг меня.
Получается, что ты жила в некотором напряжении в течение последних лет? Ты кому-нибудь рассказывала о своих сомнениях?
— Нет, я не жила в напряжении. И подробно никому ни о чем об этом не рассказывала. Я осознавала, что простому человеку сложно объяснить какие-то вещи, и он может не понять сразу сути дела. Тем более, что у меня не было доказательств, хотя теперь я знаю, что их отсутствие — это не повод сомневаться в сказанном.
А как отреагировало руководство канала на заявление в эфире?
— После моего заявления в эфире руководство канала долго совещалось, и вечером следующего дня Виктор Климов сам мне позвонил и сообщил, чтобы я не волновалась, меня не увольняют, но отстраняют от эфира до выяснения обстоятельств. Руководство канала, действительно, назначило двух сотрудников частной службы безопасности для расследования. Они обещали по своим каналам проверить ситуацию и помочь мне. В тот же день я узнала, что Климов сделал заявление агентству “Интерфакс-Казахстан”. Фактически мой главный редактор сказал, что все, сказанное мной в эфире — полная ерунда, что это плод моего воображения, и, по его мнению, меня нужно отстранить от работы в кадре. Тем самым, на мой взгляд, он формирует общественное мнение заранее, не проверив факты.
Но многие действительно считают, что нет повода тебя преследовать. Кому ты представляешь угрозу, поскольку являешься ведущей канала, который перестал быть острым? Если выдавливать или преследовать, то логичнее делать это с журналистами “Республики”, последователями “Дата” и других оппозиционных изданий! Какой повод преследовать тебя, Татьяна?
— У меня есть свое мнение на этот счет. Я считаю, что журналиста могут преследовать не только за его взгляды. Мне кажется, что моя проблема вышла за рамки моей деятельности на \»31 канале\», она шире. Это уже не внутриполитическая, а внешнеполитическая проблема. И, возможно, речь идет не только о казахстанских спецслужбах. Журналиста, имеющего имя и связи, могут вербовать, шантажировать и использовать в самых различных целях. Тем более что современные технологии позволяют делать это изощренно и тонко. Я бы не хотела, чтобы меня использовали как люди самого Кажегельдина, так и люди, которые работают против него.
Источник: Сайт KUB.KZ
http://www.kub.kz/article.php?sid=8059