У меня всегда найдется ярлык для другого, предполагаю, что данный процесс зеркальный (данное обстоятельство не противоречит динамической смене “наклеек” на людях, с которыми вступаешь в тот или иной формат коммуникации). Сложности начинаются тогда, когда нужно определиться с собственной идентификацией. В свете последних событий на постсоветском пространстве (войны имеют свойство катализировать множество процессов), приходится констатировать, что я в сухом остатке “совок”, только на более высокой фазе социальной и исторической эволюции. Наподобие того, как человек является апгрейдом обезьяны.
Нурбулат Эдигеевич Масанов (возможно, ушедший из жизни согласно Божественному замыслу, но для меня нестерпимо рано) называл меня маргиналом. Целиком и полностью согласен с Учителем, но это слишком общее определение. Все равно, что сказать “землянин”. Земляне ведь разные, маргиналы – тоже. Сам себя я долгое время отождествлял с либералами, потому что ценил и уважал свободу. На этой почве, например, даже в суровые советские годы никогда ничего не имел против проституток (не путать с политическими!) и не считал их доходы нетрудовыми. Это ведь тело конкретного человека и он сам вправе решать как с ним поступать. Одновременно с этим поддерживаю кастрацию насильников, если вина доказана по всем канонам следствия и суда, а не как у нас.
Когда Империя Зла с какой-то неестественно малой кровью и легкостью необычайной испустила дух – я над ее бренными останками не горевал. Помнил дефицит игрушек, сладостей (шмотки меня интересовали мало), двоих “ментов” (один мне – тогда еще третьекласснику – запрещал рвать черешню на территории милицейского участка, а другой в тот же год забрал полпачки “Космоса”, которую я подобрал на асфальте), цензуру, загрязнение окружающей среды (я с детского сада переживал за природу) и “железный занавес”.
“Свободный мир” на руинах тоталитаризма поначалу не радовал. Безденежье, веерные отключения электроэнергии, разгул криминала, уничтожение природы только усилилось. Потом он стал напрягать еще больше. “Невидимая рука рынка”, о которой знал еще из трудов Адама Смита, все делала так, как будто ее смонтировали по Программе форсированного индустриально-инновационного развития. Свободная конкуренция и свободное предпринимательство год за годом не то что не могли пробить для себя дорогу – они на глазах затухали под ударами монополистов, контролирующих органов и прочих вещей, сопутствующих феномену “агашки”. В силу профессии особо угнетало отсутствие свободы слова. Усвоенные либеральные флюиды требовали гавкать на свору тех, для кого казнокрадство стало смыслом и условием существования, но они ощетинились таким количеством защитных кордонов и контрмер, что ни сидеть в тюрьме, ни валяться на койке в реанимации не хотелось.
Делегаты и миссионеры из форпостов либерализма по факту против местных реалий ничего не имели и не имеют. Мол, раз у вас так получилось, что все природные ресурсы утекают на Запад задарма, вырученные на них деньги тоже – то это ваши проблемы. Пройдет пара-тройка поколений и станете жить как люди. Но вот именно в ресурсе времени ничего хорошего и не проглядывается. В большую жизнь вышло поколение, которое не было даже октябрятами (“если любят труд ребята – значит это октябрята”) и самим своим видом показывает как деградировали системы образования и вообще социализации. Доступные “ответственным потребителям” технические гаджеты базовые пробелы в знаниях о мире и людях не компенсируют. Наоборот, человеческую энергию – самый ценный ресурс – с помощью современных технических средств и манипуляционных технологий становится все легче направлять куда попало.
Само определение “либерализм” стали навешивать на предельно спорные вещи. Классический либерал конца XIX – начала XX века был бы неприятно удивлен, что если не поддерживаешь гей-парады, то уже не либерал. Подмена понятий приняла колоссальный масштаб, хотя раньше “свобода” и “извращения” все-таки четко различались. Педерасты и лесбиянки – это объективная реальность, в том числе биологическая. Я против советской законодательной нормы об уголовном наказании за мужеложство, но и нельзя патологию и норму уравнивать в правах. Из-за того, что сбивается базовый принцип, в дальнейшем теряются основы для критериальности. То есть пропадает инструмент различения что такое хорошо и что такое плохо.
Фильм “Ворошиловский стрелок” Станислава Говорухина стал для меня одним из рубежей кризиса того, что сейчас называют “либерализм”. В одной либеральной тусовке мне чуть ли не с истерикой доказывали необходимость решать проблемы через суд. А я твердо убежден, что когда полиция и суды разложившиеся сверх всякой меры – очевидных преступников надо “нейтрализовывать” всеми доступными средствами. В жизни нет универсальных формул и в 99 случаях человека убивать нельзя, а в 100-ом ты просто обязан это сделать вне зависимости от того, как на подобное смотрит уголовный кодекс. Поэтому и героя Михаила Ульянова из “Ворошиловского стрелка” и женщину из Иркутска, которая в реальной жизни застрелила из обреза охотничьего ружья насильника своей дочери, оправданного в зале суда, я категорически поддерживал и поддерживаю.
Смотря на взросление своих детей я невольно сравниваю его со своим и приходит осознание, что жизнь изменилась, но лучше не стала. Меня школа так не калечила запредельными нагрузками по учебникам и методикам от Тупого и Еще Тупее. В системе здравоохранения меня лечили, а не вредили, попутно искусственно отнимая время у родителей (нужно иметь недюжинное здоровье, чтобы ходить не то что лечиться, а хотя бы за бумажками в типовые лечебные заведения). За педофилию тогда были не такие смешные сроки (да и выжить в местах лишения свободы с такой статьей было проблематично). Я никогда не был ярым поклонником музыкальной культуры, но Кончита Вурст не могла бы победить на “Песне года” в СССР. В такие минуты “совок” начинает активизироваться в сознании и подсознании
Когда общаешься с теми, кто в советские годы работал на серьезном производстве, то у них ностальгические коды еще мощнее. Муляжи вместо очистных систем на шахтах, работа за копейки в условиях систематического нарушения техники безопасности, отсутствие социального пакета и вообще каких-либо социальных гарантий в принципе у работяг беспрерывно будят воспоминания. “Совок” явление с плюсами и минусами. Когда варишься внутри него, то в силу свойственного человеческой натуре гена неудовлетворенности обращаешь внимание на минусы. А когда на дворе причудливая смесь феодализма с капитализмом периода глобализации – есть возможность осознать, что бесплатное жилье от государства с символической квартплатой платой за него – хорошее явление.
Вот так я с одной стороны “возвращаюсь в основание”, а с другой перехожу в “совка” новой фазы. Я против того, чтобы государство мыло человека в бане, стригло в парикмахерской или развлекало его игрой на бильярде, как при Советском Союзе – это нужно отдать частнику. Но трудовое законодательство без уравниловки и сверхэксплуатации, социальное обеспечение (особенно уязвимых слоев населения), инвестиции в человеческий капитал, ликвидация дискриминации, обуздание монополистов, правопорядок – этим государство обязано заниматься. Не должно быть тысячекратной разницы в доходах между богатыми и бедными, а государство обязано быть заточенным на развитие в нормальном понимании этого слова. Проблема в том, что на всем постсоветском пространстве только Беларусь более-менее похожа на приемлемую модель, да и там Александр Лукашенко не вечен, а что будет после него – только время покажет. За образец хотелось бы чего-нибудь вроде Швеции или Нидерландов, но без культа педерастов (причины смотрим выше).
***
© ZONAkz, 2014г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.