Пролог
…он хрипло выпускал пар в морозный воздух. Прокуренные легкие, казалось, были охвачены огнем. Видавшие виды стоптанные башмаки скользили по обледенелому тротуару. Он нырнул в подворотню, перемахнул через низенький забор палисадника и упал в сугроб. Как же хотелось сейчас ему стать крошечным, не больше муравья, чтобы забиться в какую-нибудь щелку.
Топот тяжелых кованых сапог становился все ближе. Он принял позу зародыша, вжался в сугроб в надежде, что преследователи его не заметят.
Обладатели сапог остановились на входе в подворотню. Он слышал их тяжелое дыханье, скрип льда под подошвами, негромкие переговоры. Кажется, они не заметили, куда он исчез.
И тут он громко икнул. Но в этот момент тишина разорвалась взрывами многочисленных петард, китайских хлопушек, фейерверков, пьяными криками, лаем собак, хрустом и скрипом снега под подошвами людей, вываливших на улицы с бутылками шампанского или водки.
— Ушел, сука! – перекрывая весь этот хаос крикнул один из преследователей.
— Ниче, найдем падлу, порвем! – отвечал ему второй. — Кажись, он дальше побежал.
Что ответил третий, человек в сугробе уже не слышал, потому что преследователи бросились по улице, превратившейся в один миг из пустыни в вавилонское столпотворение. Человек в сугробе пошевелился, кряхтя, поднялся, показал вслед исчезнувшим обладателям кованых сапог согнутую в локте руку, и, икая, отправился в противоположную сторону.
Так начинался Новый год, 1997 от рождества Христова…
Глава первая,
которая начинается в вытрезвителе,
а заканчивается полнейшим расстройством
Александр Викторович Шмелев, в миру Сашка-Шмель, очнулся оттого, что кто-то лупил что есть мочи по железу. Грохот, поднятый неизвестным, но весьма талантливым мучителем, ворвался в Сашкины уши, разорвал барабанные перепонки, сплющил мозги. Шмель открыл красные глаза, и разглядел в тусклом свете далекой, как Полярная звезда, лампы огромное количество людей. Он не успел подумать, кто эти люди, почему они все забрались в его комнату, что случилось со светом и много других мыслей, как раздался громкий крик, приглушенный каким-то препятствием:
— Подъем, “синяки”, на выход!
Люди зашевелились, заскрипели пружинными кроватями, кто-то заперхал, кто-то закряхтел. Сашка, не вставая, огляделся. И обнаружил, что то место, где он находится, совсем не похоже на его пусть и убогую, но все же родную квартиру. Это место напоминало больше могильный склеп и темницу в средневековых крепостях. Далеко на стене под потолком находилась крошечная зарешеченная бойница. Свет давала единственная лампочка Ильича, которая тоже была зарешечена. В противоположной стене обнаружилась тяжелая железная дверь, которая с мерзким скрипом начала отворяться. На пороге появился хмурый амбал, для смеху обтянутый серым мундиром на два размера меньше, чем следовало.
— Выходи по одному, — скомандовал амбал. – В туалет…
До Сашки наконец дошло, что он находится не в средневековой тюрьме и даже не в гестапо, а в обыкновенном вытрезвителе. Это обстоятельство оптимизма ему не прибавило, тем более что Шмель не помнил, как сюда попал.
Выйдя в холодный коридор, продуваемый северными ветрами, специально завезенными местной милицией, Шмель вначале хотел обойтись без туалета. Однако мочевой пузырь был с ним не согласен, поэтому Сашка поплелся в сортир. Безразмерных калош, обычно стоящих у входа в уборную, Шмелю не досталось, поэтому пришлось босиком топать по подозрительно влажному кафелю к вожделенным писсуарам, вделанным в пол. Совершив утренний ритуал, Сашка попил воды из-под крана ржавого умывальника, выбрался из туалета и потопал к другой камере. Там уже собрались его похмельные собратья по несчастью. Самые ушлые заняли железные нары вдоль стен. Амбал в маленьком мундире вызывал по списку собравшихся, названные исчезали, потом появлялись уже в верхней одежде.
Очередь дошла и до Сашки. Завершив трудный процесс одевания в морозильной камере – иначе эту комнатку и назвать нельзя, – зашнуровав стоптанные, видавшие виды башмаки, вдев с третьего раза ремень дрожащими то ли от холода, то ли от алкогольного истощения пальцами, натянув зимнюю курточку, на правом рукаве которой красовалось засохшее пятно пищевого происхождения, Сашка был препровожден к столу дежурного. Дежурный оказался женщиной, бесформенной помятой массой, засевшей за конторкой. Женщина взглянула на Сашку брезгливо-заспанными глазами и поинтересовалась, куда гражданин Шмелев может позвонить, чтобы за ним приехали и привезли штраф. Сашка ее любопытство не удовлетворил, молча набрав на крутящемся диске допотопного аппарата номер телефона своего друга Алибека Бекхожина, носящего прозвище Бек.
После третьего гудка в трубке раздался сонный голос Бека. Сашка вкратце изложил суть проблемы, назвал сумму, которую нужно заплатить за ночлег владельцам “мотеля”, получил уверения, что Бек через час будет, и повесил трубку. Взгляд женщины изменился, теперь в нем появилась какая-то ненависть к Сашке, при ней пренебрежительно отозвавшемся о ее месте работы. Сашка прошел обратно в камеру, сел на корточки у окна, закрытого дырявым металлическим листом, и погрузился в дрему.
Бек явился через пятьдесят минут. На улице он угостил друга сигаретой, дал прикурить, сунул бутылку минералки, и они покинули гостеприимный приют.
— И че, ты ни фига не помнишь? – во второй раз переспросил Бек, отрывая Сашку от похмельных дум. Минералка бродила по организму Шмеля, активизируя непереварившийся за ночь алкоголь. Вместо ответа Сашка отрицательно качнул головой.
Ну, брат… — протянул Бек. – С чего начать – с хорошего или плохого?
— А было и хорошее?
— Да. Теперь нам в кулинарку лучше до следующего года не приходить.
— Почему?
— Ну, вчера им много убираться пришлось, хотя это еще Ленка руку приложила. Ее очень впечатлило, как ты от закуски избавился.
— А плохое?
— Тут, брат, надо присесть. Помнишь такого типа – Алима?
— Да, мудак редкостный.
— Кроме того, он еще и район держит. Так вот, ты этому мудаку стольник баксов должен. Можешь уже за российским гражданством идти.
— С хера ли я ему стольник должен? — похолодел Сашка. Похмелье вдруг показалось весьма незначительной деталью.
— А вот так, брат. Ты ему вчера на ботинок наблевал, когда мы в детском саду водку пили с ним и его отморозками. Из горлышка пили, между прочим. Сам ему предложил – типа, мы, “коробкинские”, и тосол пить можем, не разбавляя. Короче, на пластическую операцию тебе денег точно не хватит, а гражданство можешь получить, как политически угнетенный. Типа, притесняют тебя, и все такое. Ну че, пошли в посольство?
— Да хорош прикалываться. Че мне теперь делать-то?..
— Вазелином жопу мазать…
Глава вторая,
где главному герою делают предложение,
от которого трудно отказаться
Спасение к Сашке пришло в лице давнего приятеля по кличке Фуфел. На самом деле приятеля звали Сергеем, но за глаза не иначе как Фуфелом его никто не величал. В описываемый нами период Фуфел являлся неудачливым владельцем компьютерного клуба. Впрочем, все деловые начинания Сергея оказывались в итоге пшиком. Он торговал на базаре женскими колготками и мужскими кальсонами. Потом пробовал себя на поприще сутенера, собрал местных пьянчужек, а после три недели валялся в травматологическом отделении – это были последствия встречи с конкурентами, давно освоившими рынок платных сексуальных услуг. Пробовал толкать анашу на районе, но после двух суток в камере предварительного заключения понял, что наркотики и он не созданы друг для друга. Теперь вот появился этот клуб, хотя история умалчивает о том, где Фуфел нашел средства для его открытия. Клуб находился в подвале одного из тех стареньких двухэтажных домишек на окраине города, которые не разваливались только из-за того, что были покрыты тоннами грязи и обляпаны птичьим пометом. Клуб не приносил совершенно никакого дохода, так как люди, обитающие в низах, были абсолютно уверены, что тратить деньги на всякие сомнительные развлечения вроде сетевых компьютерных игр – дурное дело. Мамы запрещали ребятишкам играть там даже бесплатно, потому что среди населения разнесся слух, будто компьютеры радиоактивны, выжигают глаза, испепеляют кожу и от них выпадают волосы на теле. В доказательство приводили пенсионера дядю Васю, который был безбров, абсолютно лыс, и вся кожа его была покрыта темными пятнами. На самом-то деле дядя Вася работал в свое время на атомном реакторе и о компьютерах знать ничего не знал, однако антиреклама сделала свое дело. Фуфел целыми днями просиживал в клубе, с тоской глядя на темные мониторы, и подсчитывал убытки. В конце концов в голове его зародилась идея.
— Значит, Саня, ровно в 23.00, в новогоднюю ночь, ты должен будешь вытащить из клуба все коробки. Я компы заранее разберу, внутренности выну и сложу в эти коробки. Ты их вытащишь и спрячешь в подвале соседнего подъезда. Вот тебе ключ от этого подвала, а вот тебе ключ от моего клуба…
Шмель грустно молчал. Отказаться можно было, но тогда возможность достать деньги где-нибудь еще представлялась и вовсе туманной. А Фуфел за легкое дело обещал двести “зеленых”.
В поисках денег Шмель, сидя дома у Бека, обзвонил всех своих близких и не очень знакомых. В ответ на просьбу занять хоть сколько-нибудь он получал лаконично-стандартное: “Ты мне знаешь, Шмель, скока должен. Когда отдашь?”. Бек предложил продать что-нибудь. Саша только расхохотался истерически. Все, что можно было продать в его квартире, было уже давно продано – оставались лишь голые стены, старый черно-белый телевизор, который даже на запчасти соглашались брать, если только Сашка чего-нибудь подкинет шуршащего, да продавленный и в нескольких местах прожженный диван, на котором после тяжелого трудового дня спала его мать, работавшая медсестрой в больнице.
Короче, денег не было даже на вазелин. Шмель с каждым днем, приближавшим Новый год и час расплаты, мрачнел все больше. И тут появился Фуфел с выгодным предложением.
— Только, Серега, чтоб без всяких там накладок было. А то я прошлый Новый год из-за тебя в сугробе встретил. А мог бы и в морге, если бы в школе бегом на короткие и длинные дистанции не занимался.
— Не дрейфь, Саня. Я сам издали прослежу – мне светиться не стоит, сам понимаешь – чтоб все гладко прошло. Сигнализацию я отключу, а как только ты свою миссию выполнишь – включу и дверь открою, чтоб менты приехали. Ну как, замазали?
— По рукам, — Саня вздохнул и рукопожатием заключил сделку с дьяволом в лице Фуфела. Фуфел же мысленно прогнал в голове ту сумму, которую он получит за страховку от кражи имущества.
Приятели сверили часы…
Глава третья,
в которой говорится,
что не вся халява одинаково полезна
31 декабря пришло как-то неожиданно, вынырнув из предпраздничной сутолоки, подбивания итогов за год, рождественских пьянок. Фуфел утром напомнил о себе и своем деле кратким появлением в Сашиной квартире, украшенной самодельными гирляндами и маленькой искусственной елочкой, маковку которой увенчал одноразовый шприц, – за неимением звезды. Часы еще раз были сверены, и Фуфел исчез, оставив после себя суровый запах мужского одеколона и лужицы в прихожей от стаявшего с ботинок снега.
В обед завалились друзья-приятели Шмеля – Бек, Ленка, бывший одноклассник Вовка, Алмас, живший во дворе по соседству, где располагалась местная помойка. От них ощутимо пахло праздничным перегаром, в руках все, кроме Ленки, держали пакеты, в которых что-то приятно звякало и вкусно шуршало.
— Ну, ты с нами идешь? Ленкины предки свалили на Новый год в санаторий, хата свободна! – радостно оповестил Сашку Бек.
— Не, не могу. У меня дела еще, а с вами как забухаешь…
— Сашка, заболел, что ли? – Ленка сложила красивые пухлые губки бантиком, прикоснулась ими ко лбу Шмеля, проверяя температуру.
— Шмель, ты гонишь?.. – Вовка нетерпеливо дернул пакетом.
— Не, давайте, я потом приду, ночью…
— Поздно будет! – и Алмас алчно сверкнул глазами.
— Короче, Саня. – перебил всеобщий галдеж Бек. – У тебя есть выбор: ты переступаешь с нами порог этой квартиры, переходишь, так сказать, Рубикон, и у тебя будет халявная водка, халявная жрачка, халявная анаша и незабываемая встреча Нового года…
— Или остаешься, — подхватил Алмас, — и тогда у тебя не будет халявной водки, халявной жрачки и анаши, и ты ляжешь спать один, — он скосил глаза на Ленку, — в пустой квартире, как дурак.
Напряженная борьба с самим собой длилась очень долго. По истечении пяти секунд Сашка сделал шаг навстречу халяве…
…Шмель очнулся оттого, что в зале громко заржал Вовка, звеня посудой. Ленка сладко ворочалась рядом, посапывая и причмокивая. Сашка собирался уже было снова закрыть глаза, как вдруг его словно толкнуло изнутри. Фуфел! Он бросил взгляд на будильник со светящимся циферблатом. Была половина двенадцатого.
— Твою мать! – и с этим воплем Сашка резво оделся и бросился прочь из квартиры, отмахнувшись от друзей.
Через пятнадцать минут он был на месте. Еще на бегу достал из кармана ключ и с третьей попытки угодил в замочную скважину. Ключ не повернулся. Сашка дернул за ручку. Дверь оказалась открытой. Душераздирающее зрелище предстало перед ним – весь пол был усеян осколками разбитых мониторов, валялись как попало стулья и столы, белые обои на одной из стен украшало выполненное огромными буквами слово “хуй”. Вдруг вблизи раздался пронзительный вой сирены. Сашка бросился бежать…
…В то время, когда Сашка видел десятый сон, Фуфел, притаившийся за скрипучим сараем, уже был на взводе. Прошел час “Х”, а Сашки все не было. Фуфел нервно дергал рукой, поглядывая на часы. Когда стрелки показали пятнадцать минут двенадцатого, Фуфел не выдержал. Крадучись, подобрался он к двери клуба, достал ключ, открыл дверь. Он перенес коробки с компьютерными кишками в подвал соседнего подъезда, вернулся в клуб. И тут в Фуфела будто бес вселился. Он валил на пол мониторы, столы и стулья, пинал их ногами. Потом маркером нарисовал матерное слово на стене и успокоился. Включил сигнализацию и, заботливо прикрыв дверь, отправился встречать Новый год. Только он исчез со двора, появился Сашка-Шмель…
Эпилог
…он хрипло выпускал пар в морозный воздух. Прокуренные легкие, казалось, были охвачены огнем. Видавшие виды стоптанные башмаки скользили по обледенелому тротуару. Он нырнул в подворотню, перемахнул через низенький забор палисадника и упал в сугроб. Как же хотелось сейчас ему стать крошечным, не больше муравья, чтобы забиться в какую-нибудь щелку.
Топот тяжелых кованых сапог становился все ближе. Он принял позу зародыша, вжался в сугроб в надежде, что преследователи его не заметят.
Обладатели сапог остановились на входе в подворотню. Он слышал их тяжелое дыханье, скрип льда под подошвами, негромкие переговоры. Кажется, они не заметили, куда он исчез.
И тут он громко икнул…
Так начался очередной Новый, 1998, год в жизни Александра Викторовича Шмелева, Сашки по прозвищу Шмель…