— Сергей Владимирович, возможен ли в Казахстане грузинский вариант смены власти?
— Грузины – это звучит гордо. Происшедшее в Грузии в ноябре 2003 года – это пример того, как должны поступать Граждане, если власть их обманывает. По сути, Грузины просто-напросто прогнали президента, возомнившего, что он может обманывать свой народ, воруя голоса на выборах. Я специально говорю Грузины с большой буквы в знак уважения к тем, кто на площадях и улицах Тбилиси отстоял свое право на демократию, кто преподал урок остальным гражданам СНГ, как нужно поступать с зарвавшимся правителем.
Не секрет, что избирательная урна в руках могильщиков перестройки – так я называю бывших лидеров коммунистического режима – превратилась в палочку-выручалочку, при помощи которой они могут оставаться у власти сколько угодно. Хотя по большому счету, проблема здесь не столько в президентах и их совдеповско-номенклатурном прошлом, сколько в нас самих. К сожалению, мы не грузины и даже не азербайджанцы.
Можно долго объяснять корни нашей политической индифферентности и гражданской покорности, а также, почему мы позволяем власти нами помыкать и издеваться. Но это вряд ли оправдывает нас как граждан, не способных влиять на свою власть и в случае необходимости ставить ее на место. Поэтому нас можно запросто “мордой об забор” на тех же выборах, или диктуя, что можно читать или смотреть через регламентацию деятельности СМИ. Пока нашей гражданственности хватает только на то, чтобы поворчать на власть, посетовать на свою ментальность и успокоиться — мол, ничего не изменишь. Спасибо грузинам, что показали нам пример истинной гражданственности и того, как нужно поступать с президентами, забывшими, что источником власти является народ.
Вспомните, как нерешительно, а порой откровенно испуганно комментировали события в Тбилиси в провластных казахстанских СМИ: в них, как в зеркале, отразился страх власти, увидевшей в этом очень опасный прецедент. Действительно, эти события могут явиться толчком для переосмысления некоторых политических стереотипов в общественном сознании, послужить примером для оппозиции. Грузия продемонстрировала вариант, которого больше всего боятся президенты, ставшие на путь узурпации власти. Безусловно, о прямых параллелях говорить не приходится: разная ментальность населения, различные уровни экономического положения. Важно другое – произошла ломка очень важного психологического барьера: люди увидели, что граждане могут менять своих президентов даже вопреки воле последних. Очевидно, что в Грузии в противостоянии власти и оппозиции правда была на стороне последней. Это осознавалось грузинским народом, это понимало международное сообщество.
Думаю, что согласие президента Шеварднадзе на аннулирование результатов голосования было бы оптимальным вариантом, с точки зрения сохранения его легитимности в глазах народа и предотвращения опасного политического кризиса. Но он не пошел на это, продемонстрировав свою причастность к фальсификации итогов голосования. В глазах нации он был преступником, и поэтому действия оппозиции были поддержаны большинством населения. Думаю, что, с правовой точки зрения, действия оппозиции были абсолютно оправданными. Президент, отказавшись содействовать установлению законности и справедливости, сам оказался вне правового поля. В этой ситуации пенять оппозиции на то, что она действовала не всегда политическими методами, абсолютно неправомерно. Она действовала в тех рамках, которые ей определила власть.
Очевидно, что правитель, создавший законы, при помощи которых и даже в нарушение которых ограничиваются права и свободы граждан, теряет свою легитимность и, соответственно, права требовать законопослушания граждан. К числу примеров ограничения свобод, в частности, относятся существующие выборные процедуры, в результате которых голосование граждан и механизмы контроля над властью превращаются в инструмент укрепления власти в руках одного человека. Ясно, что при таком порядке правители могут править бесконечно долго, правда, уже не в качестве избранников народа, а узурпаторов власти. В этой связи возникает вопрос, как же тогда их менять (а то, что менять надо – это очевидно, так как вытекает из сущности создаваемых ими систем). Возможно ли вообще, оставаясь законопослушными гражданами, не прибегая к политическому экстремизму, добиться отставки того или иного лидера, прикипевшего к власти? Эксперимент, проведенный грузинской оппозицией, поддержанный другими грузинами, показал, что выходы из подобных политических коллапсов, все же, имеются. Дело за малым – стать Гражданами, как это сделали Грузины. И тогда, может быть, о нас тоже кто-нибудь напишет с большой буквы.
— Верите ли Вы в объединение прогрессивных сил Казахстана и, соответственно, выдвижение единого кандидата от оппозиции на будущих президентских выборах?
— Можно только надеяться, что благоразумие и политическая трезвость возобладают, и люди смогут преодолеть все свои амбиции. Хотя, конечно, у демократов главная проблема – это разобщенность. Лично я пока сомневаюсь, что это может произойти.
— Ваше отношение к последним политическим событиям в Казахстане: съезду партии “Ак жол”, объединению в один блок Компартии, партии патриотов и “Ак жол” и так далее?
— Откровенно говоря, я об этом не знал. Но если это произошло – это первый шаг по направлению к объединению. Хотя я очень смутно представляю, как может откровенно правая “Ак жол” плечом к плечу бороться за власть с откровенно левыми коммунистами. Это очень сложно представить. Но, тем не менее, это дает повод для каких-то надежд, что блок оппозиционных сил в Казахстане может состояться.
— Ходят слухи о возвращении в Казахстан Акежана Кажегельдина. Как Вы относитесь к таким прогнозам?
— К слухам я всегда отношусь очень осторожно. Я очень осторожно отношусь и к этому слуху. Это возможно только в том случае, если будут найдены компромиссы между ним и президентом.
— Какие газеты доходят до зоны, что читаете, что смотрите по ТВ?
— Все каналы, которые принимаются в Алматы, принимаются и здесь. Но, как я понял, в последнее время телевидение очень ангажировано, и, собственно говоря, смотреть нечего. Информацию я оттуда не черпаю. Иногда удается разжиться газетами более-менее неформального плана. Я имею в виду оппозиционные. Иногда доходит газета “Время”. Я считаю, что это профессиональная газета из всех, которые есть. Вот и все источники информации.
— Как Вы относитесь к засилью российских радио, ТВ, газет на казахстанском рынке СМИ?
— Как такового, засилья нет. Есть просто проявление слабости наших СМИ по сравнению с российскими. Надо журналистам лучше работать, и тогда никакого засилья не будет. Я считаю, что наша пресса уступает по большинству параметров, особенно публицистика, информационные программы. Но если произойдет постановка своеобразного информационного железного занавеса, вот тогда казахстанской прессе совершенно точно придет “труба”, потому что мы будем вариться в собственном соку. И в силу того, что лучшее все равно будет рассасываться Россией и Западом, мы потеряем СМИ, превратим их в нечто придаточное в отношении российских и прочих. Так что конкуренция – это очень здорово. Хотя в российской прессе есть свои проблемы, и, в общем-то, Россия при Путине идет по тем же стопам, что и мы, начиная с 1996 года.
— Как Вы относитесь к заявлению Дариги Назарбаевой, что она взяла бы Вас к себе на работу?
— Я не понимаю, о какой работе идет речь. Я не давал повода к тому, чтобы меня трудоустраивали. Не просил никого, поэтому мне странно узнавать об этом.
— Нет ли у Вас ощущения, что Вы отстали от жизни, ведь политические процессы в стране в последнее время ускорились?
— Да, конечно, у меня именно ощущение того, что я нахожусь в изоляции. И на самом деле это не ощущение, это факт. Поэтому я стал меньше писать, у меня практически не выходят материалы. Конечно, я имею свое мнение, но чувствую, что, скорее всего, оно ошибочное из-за недостатка информации.
— Как Вы относитесь к словам, что тюрьма – это школа жизни? Чему Вы научились в зоне?
— С точки зрения жизненных моментов, возможно, для кого-то она является школой. Для большинства людей, которые попадают сюда, на зону, я думаю, это действительно так. Крепкие люди становятся (если их не ломают) еще крепче, а слабые – слабыми. В общем-то, многие не выдерживают. Я не думаю, что для меня тюрьма — школа. Я достаточно взрослый, чтобы меняться, что-то приобретать. Думаю, что это определенная ступень в моей жизни, которая, конечно, меня немного задержала и в развитии, и в плане моего творчества.
— Спасибо за интервью.
***
Интервью было взято по телефону