Начало см. здесь.
***
Часть 2. В языковом вопросе “на правительство надежды никакой”…
За последние полтора десятилетия было столько разговоров, подталкивающих казахстанцев и, прежде всего, русскоязычных казахов к изучению государственного языка, и столько инструкций, обязывающих человека, делающего карьеру в системе государственной власти РК, знать его. Сотни тысяч часов курсовых и кабинетных уроков, оплаченных (что следует отметить особо) главным образом государством, зримых положительных результатов не дали. Практически никто из тех изначально русскоязычных казахских государственных и общественных деятелей, кто на виду у общественности, так и не заговорил хотя бы относительно свободно по-казахски. Можно было бы подумать, что государственный язык сложней китайской грамоты и речи будет.
Однако факты говорят о том, что это вовсе не так и что причина тут в ином. За последние полтора десятилетия десятки и десятки иностранцев из дальнего зарубежья, никогда прежде даже не слышавших живой казахской речи, сумели достаточно хорошо освоить наши язык и письмо. В основном у них для этого ушла пара лет пребывания и обучения здесь. Причем большинство из них приехало сюда не со специальной целью всецело сосредоточиться на освоении казахского языка, а просто воспользовались возможностью изучать его в дополнение к своим основным занятиям. Мол, раз находимся здесь, почему бы не попробовать освоить местный язык. То есть они так же, как и наши высокопоставленные русскоязычные чиновники из казахов, могли посвящать казахскому лишь свободное от основной деятельности время.
Тем не менее, у иностранцев насчитываются десятки и десятки примеров успешного опыта, а у нашей русскоязычной административной и предпринимательской элиты – ни одного. Автору, наверное, тут могут возразить, называя имена таких широко известных казахов из так называемого русскоязычного “нового поколения”, которые весьма неплохо говорят по-казахски. К примеру – Нурлана Смагулова, основателя частной компании “Астана Моторс” и бывшего до недавнего времени руководителя государственной “Продкорпорации”. Да, такие люди там есть. Но они изначально знали наряду с русским и казахский язык, а не выучили его за годы государственной независимости. Это может подтвердить любой, кто знаком с ними издавна. А вот те из русскоязычных казахов на государственной службе или в национальных компаниях, кто сформировался как личность, не владея родным языком, до сих пор не знают его в такой степени, который в принципе обязателен для соответствия официальным языковым требованиям, заложенным в Конституции и соответствующих законах. И едва ли эта ситуация может измениться в обозримом будущем. То есть прогресс не предвидится.
А вот для вышеназванной категории иностранцев, которых ни законы, ни их служебный или социальный статус императивным образом не обязывают знать государственный язык РК, такой прогресс явно никакой проблемы не составлял и не составляет. Они как поднимались с нулевого уровня знания казахского до весьма свободного владения им за сравнительно короткие сроки, так и продолжают делать это беспрепятственно поныне. Некоторые из них уже широко известны здешней публике.
В ходе вышеупомянутой Недели языков народов Казахстана, проходившей в последней декаде прошлого месяца, по каналам “Хабара” и Caspionet вновь демонстрировался небезызвестный у нас в стране фильм об иностранцах, которые освоили казахский язык. Один из них — молодой японский экономист. Он в этом деле продвинулся настолько далеко, что ему некоторое время назад даже доверяли вести популярную казахоязычную программу “Бармысын, бауырым?” на “Хабаре”. Однако снискавший такое признание представитель страны Восходящего солнца, который не только умеет свободно излагать свои мысли на государственном языке, шутить и петь по-казахски, но и также играть на домбре, полагает, что его уровень – это вовсе не образец в деле изучения иностранцами казахской речи и казахского письма.
Он уверяет, что некоторые его друзья, венгры и поляки по национальности, добились куда более существенных успехов. По его словам, эти ребята в своей казахской речи используют столько народных поговорок, пословиц и фразеологических оборотов, что ему становится по-доброму завидно. Этих самых венгров и поляков в том фильме не показывают. Но не верить казахоязычному японцу мы не можем. Сомнения же в свете увиденного и услышанного в этом фильме вызывает другое – то, что сопоставимый успех в деле изучения нашего государственного языка в принципе не достижим для выросших в русскоязычной городской среде молодых элитных казахов. И это – не просто сомнения, а большие сомнения. Ну, не глупей же они самых обыкновенных молодых японцев, венгров и поляков, которые без особого напряжения осваивают за короткий срок не свои родные языки, а именно их, этих самых элитных казахов, государственный язык! Тем более, рассматриваемая категория ныне элитных представителей титульной нации Казахстана в подавляющем большинстве своем является детьми тех, кто родился и вырос в сугубо казахских аулах и только впоследствии переехал в город и обосновался там.
То есть в их семьях казахский язык звучал с самого детства. Мало того, родители многих из них были именно специалистами от казахского языка. И не просто специалистами, а выдающимися мастерами. Скажем, отца того же Е.Идрисова, прежнего замминистра и министра иностранных дел и нынешнего посла РК в Великобритании и Северной Европе, почитают как учителя целый ряд нынешних признанных мастеров казахской журналистики. У отца К.Токаева, прежнего премьер-министра и нынешнего главы МИД РК, как у основоположника одного из современных жанров в казахской литературе перенимали полезный опыт многие молодые писатели. А их сыновья в начале 2002 года в качестве руководителей правительства и внешнеполитического ведомства стояли, образно говоря, насмерть ради недопущения казахского языка в дипломатическую сферу.
Выше мы уже говорили о том, что у нас в Казахстане и коллизия законов, и вытекающее из нее противоречие между законодательными требованиями и реальной практикой могут игнорироваться в случаях, когда властям предержащим удобно не обращать на них внимания. Тот же МИД палец об палец не ударил за пять лет существования Закона “О языках”, то есть c 11 июля 1997 года (когда он был подписан президентом РК Н.Назарбаевым и вступил в силу) вплоть до начала 2002 года (когда настал черед принимать Закон “О дипломатической службе”), несмотря на то, что он объявил казахский языком международных отношений Республики Казахстан. Документ этот состоит из шести глав. И последняя из них целиком посвящена регулированию языкового вопроса в дипломатической сфере. Глава VI так и называется – “Использование языков в отношениях с зарубежными странами и международными организациями”. Статья 27 тут озаглавлена “Язык в международной деятельности”. Процитируем эту статью целиком, чтобы нас не обвинили в том, что мы вырвали из контекста какой-то кусок и нарушили тем самым ее смысловую целостность: “Деятельность дипломатических представительств Республики Казахстан и представительств при международных организациях осуществляется на государственном языке с использованием, при необходимости, других языков. Двусторонние международные договоры заключаются, как правило, на государственных языках договаривающихся сторон, многосторонние международные договоры – на языках, определенных по согласию участников договора. Официальные приемы и другие мероприятия с представителями других государств в Республике Казахстан проводятся на государственном языке с переводом на другие языки”. Ну и где тут та юридическая лазейка, которая позволяла бы увильнуть дипломатическим работникам РК от обязательства знать и использовать в своей работе государственный язык?! Ее нет. Действующий с 1997 года Закон “О языках”, казалось бы, не оставил системе МИД никакой возможности игнорировать казахский язык. Министерство иностранных дел РК при прохождении этого документа через Парламент никак не возражало против изложенных выше языковых требований, хотя — как это было подтверждено его последующей практикой — ни в малейшей мере не собиралось соблюдать их. Более того, осенью того же 1997 года МИД перед передислокацией из Алматы в Астану избавилось от почти всех своих работников, являющихся профессиональными знатоками казахского языка (У.Есдаулет, Т.Туякбай и другие). То есть внешнеполитическое ведомство, возглавлявшееся тогда, как и сейчас, К.Токаевым, в своей кадровой политике вызывающе демонстративно пошло вразрез с относящимися к дипломатической сфере требованиями вновь принятого тогда Закона РК “О языках”.
Такая подрывная в отношении государственного языка линия МИД нашла еще раз подтверждение в ходе рассмотрения проекта Закона “О дипломатической службе” в 2002 году. Это ведомство, представляя правительство в Парламенте, добилось исключения из него статьи с формулировкой “человек, поступающий на дипломатическую службу, обязан знать государственный язык”. Министерству иностранных дел оказалось проще отменить Закон “О языках” в части, касающейся внешних сношений, чем хотя бы просто выступить в качестве государственного лоббиста, пробивающего вопрос налаживания прямых казахско-иноязычных лингвистических связей. И что удивительно (а может, и неудивительно), народные избранники с ним согласились.
Вопрос о государственном языковом лоббисте в сфере международных отношений нашего государства мы поднимаем тут неспроста. Это тоже заложено в Законе “О языках”. Там в статье 23 сказано так: “Государственный и все другие языки в Республике Казахстан находятся под защитой государства. Государственные органы создают необходимые условия для функционирования и развития этих языков” (“Глава V “Правовая защита языков””). Иными словами, закон требует, чтобы государственные органы и, прежде всего, правительственные ведомства выступали лоббистами государственного и других языков. Каждое министерство – в своей отрасли. В частности, МИД РК обязано выступать лоббистом создания необходимых условий для функционирования государственного языка в сфере внешних сношений РК, для развития его связей с языками других государств. А на самом же деле оно выступает лоббистом недопущения государственного языка РК в систему международных отношений Казахстана. Нонсенс?! Досадное исключение из практики деятельности государственных органов страны? Похоже, что нет. Язык по соответствующему закону находится под защитой государства. Под государством мы здесь в Казахстане понимаем, прежде всего, вертикаль исполнительной власти. Высшее выражение государственной власти – это в реальных условиях нашей действительности правительство. Обратим внимание на то, как оценила его деятельность в отношении государственного языка известная казахская газета “Туркестан” в своем материале, посвященном празднику языков народов Казахстана (№40 (534) от 30 сентября 2004 г.). Уже одно только название дает почти исчерпывающий ответ на вопрос о вкладе правительства в развитие казахского языка – “НА ПРАВИТЕЛЬСТВО НАДЕЖДЫ НИКАКОЙ. Что нам теперь делать?”. Далее автор материала Е.Капкызы более чем убедительно доказывает вынесенный в заголовок тезис о бесполезности оглядок на правительство по вопросу государственного языка. И действительно, что теперь делать?! Вывод о том, что питать надежды на реальное содействие развитию казахского языка и укреплению его роли в общественной жизни со стороны государственной власти не стоит, — это уже общее мнение не только национальной журналистики, но и всей казахской культурно-творческой общественности.
Но публично спрашивать за язык с нее строго и тем более бросать ей в лицо обвинения никто в этой общественной среде не смеет. Вот что, к примеру, говорит в заключение вышеназванная Е.Капкызы: “В ходе демонстрировавшегося по национальному каналу “Казакстан” телемарафона “Повышение статуса государственного языка – наш гражданский долг” — поднималось множество насущных языковых проблем. Но как только разговор зашел о том, что ключ от их решения находится наверху, он утратил свою остроту”. Она открыто признает то, что ратующей за казахский язык публике не хватает смелости спрашивать с властей. А раз так, то получается, что действенной группы общественного давления на государство в вопросе продвижения казахского языка как не было, так и нет поныне. Пока она не появится – ситуация не изменится. В общем, власть устроилась очень удобно. Она позволяет себе не только игнорировать государственный язык, но также и сформировала и поддерживает ситуацию, при которой исключается всякая публичная возможность строго спрашивать с нее за это.
Вот, к примеру, в те же дни, когда отмечался праздник языков народов, представительство “Майкрософт” выступило с сообщением о том, что компания собирается создать версии двух своих программ на казахском языке. Причем не за счет государства РК или каких-то местных бизнес-структур, на свои средства. Компьютеры с программами “Майкрософта” в государственных учреждениях Казахстана используются с момента обретения республикой государственной независимости, то есть с 1992 года. Тогда их стали покупать в массовом порядке для государственных нужд. В 1997 года была принята государственная программа компьютеризации школ в РК и были выделены под нее десятки миллионов долларов. А вот дать от имени государства заказ на изготовление казахских версий компьютерных программ того же “Майкрософта” за прошедшие почти полтора десятилетия так и не удосужились. Теперь за это взялась в конце концов сама американская компания. Для вышеназванного проекта она предполагает потратить всего сотню-другую тысяч долларов. От государственной власти ее казахстанское представительство хочет только одного: разработки и утверждения глоссария компьютерных терминов на казахском языке. Их должно быть порядка 3 тысяч. На казахском языке этих терминов нет до сих пор. Правительству и его структурам все недосуг организовать их разработку и утверждение. А вы попробуйте спросить с них за это и посмотрите, что у вас получится!
Да что тут говорить об этом, если у нас само правительство и министерство в лице их руководителей спокойно идут на шаг, подпадающий под действие статьи 24 (“Ответственность за нарушение законодательства о языках”) Закона “О языках”, которая, напомним, гласит “Отказ должностным лицом в принятии обращений граждан, мотивированный незнанием государственного языка, а также любое препятствование употреблению государственного и других языков в сфере их функционирования, влекут за собой ответственность, предусмотренную законодательством Республики Казахстан”. Господа К.Токаев и Е.Идрисов попали под действие этого положения, когда они выступили против обязательства знания дипломатами государственного языка. Само это выступление должно было автоматически повлечь за собой их привлечение к ответственности по закону. На деле же власти вняли их требованию и освободили дипломатов от “обременительной” обязанности знать язык государства, который они за рубежом официально представляют. Удивляться тут, в общем, ни к чему. Народная мудрость гласит: “Своя рука — владыка” или “Рука руку моет”. Аргументом добивавшихся недопущения государственного языка в свою сферу руководителей внешней политики РК тогда, на 11 году государственной независимости Казахстана, было то, что-де работать в МИДе будет некому, если всех там обязать знать казахский.
Про других наших дипломатов не можем утверждать что-то однозначно, а вот то, что статья с формулировкой “человек, поступающий на дипломатическую службу, обязан знать государственный язык”, будь она принята и соблюдена неукоснительно, поставила бы под большое сомнение дальнейшее пребывание Е.Идрисова, да и самого К.Токаева в системе этого ведомства, — это наверняка. Знали эти господа, за что бились тогда в Парламенте. Е.Идрисов возглавлял МИД РК в 1999-2002 г.г., когда его прежний и нынешний патрон К.Токаев уходил руководить правительством. За все это время он ни разу не отметился публичным выступлением на казахском языке. Даже пару фраз по-казахски хотя бы на ходу не сказал тележурналистам. А раз так, то глупо было ожидать, что он допустит узаконение казахского языка в своей отрасли. Что называется, умрет, но не допустит. Ибо ведь в противном случае сам кончится как дипломатический работник РК. Ясно, что он ни за что не захотел смириться с такой перспективой. Власть имущие у нас в Казахстане все могут. Если им мешает закон – они его отменяют для себя. Конституцию — тоже. Главное для всех законов в РК – это то, чтобы они не мешали власть имущим…
К.Токаев в системе руководства МИД и правительства РК с самого начала. С того же времени действует законодательное требование, обязывающее прежде прочих его и ему подобных официальных представителей высокого ранга знать государственный язык. Но К.Токаев впервые по-настоящему оказался вынужден говорить публично хотя бы иногда и хотя бы только для журналистов лишь в начале 2000 года, когда он утвердился в должности премьер-министра. Он, признанный специалист по иностранным языкам и международным отношениям, с момента перехода на службу в МИД Казахстана имел почти 10 лет времени на изучение государственного языка своей родной страны. Весь этот срок эта задача императивным образом стояла перед ним постольку, поскольку он с самого начала стал представлять Казахстан официально на различных встречах. С его опытом воспитания отцом, настоящим казахом по языку и культуре, с его богатой практикой освоения других языков и культур и прекрасно тренированной памятью профессионального дипломата, К.Токаеву, казалось бы, ничего не стоит уверенно заговорить на родном языке своих отца и матери, коль скоро этого требуют законы и порядки страны, доверившей ему столь высокую должность. Ведь первый премьер-министр РК С.Терещенко (первый и пока единственный из не казахов на этом посту) столкнулся с обязанностью выступать на государственном языке в первый же год независимости Казахстана. Но это для него не оказалось проблемой. Свою устную разговорную казахскую речь он быстро совершенствовал до такого уровня, что очень скоро стал не только отвечать на вопросы журналистов, но и выступать даже на больших международных конференциях. И это производило очень благоприятное впечатление.
Пришедший к руководству правительством спустя 8 лет после обретения государственной независимости К.Токаев так и оказался не способен произносить достаточно длинные речи на казахском языке. Да и совсем короткие интервью журналистам у него получались тоже очень плохо. Но глава правительства обязан хотя бы иногда на публике говорить по-казахски, если к нему на этом языке обращаются. Как говорится, положение обязывает. Но К.Токаев к такому обязательству премьер-министра оказался практически не готов. Говорил он перед камерой и микрофоном тележурналистов по-казахски всегда на один-единственный манер. Держал заранее заготовленную короткую речь, с неподвижным лицом и взглядом, уставившись глазами на какую-то точку впереди себя. Слова произносил крайне невнятно. Невольно напрашивается сравнение с человеком, впавшим в сомнамбулическое состояние. Одним словом, эти короткие речи по-казахски даются К.Токаеву так, что тяжко смотреть на него зрителю по телевидению. Хочется, чтобы поскорей прекратил говорить и таким образом закончил мучить и себя, и тех, кто смотрит на него. По сравнению с таким его лепетом выступление любого из известных нам по телевидению казахоговорящих иностранцев выглядит образцом ораторского искусства.
Возьмем немецкую журналистку Б.Брауер из того же фильма, шедшего по каналам “Хабара” и Caspionet. Она находится в Казахстане сравнительно недавно. Пишет на экономическую тему для крупнейших американских и английских изданий. То есть ей знать казахский язык тогда, когда тут на нем из известных авторитетов от экономики практически на профессиональную тему никто не говорит, как мы все понимаем, далеко-далеко не обязательно. Но она все же научилась. В телефильме ее показывают сперва говорящей по сотовому телефону с кем-то там, наверное, далеко за рубежом по-английски, а потом она, убирая аппарат, заговаривает на казахском. Отвечает на вопрос, зачем ей понадобилось изучать этот язык. Речь у нее получилась недолгой. Но видно, что она, в отличие от того же К.Токаева, может говорить по-казахски без заранее заготовленной речи. То есть она на ходу думает и формулирует свой ответ. Все ее эмоции при этом — у нее на лице. То есть ее речь – это живой и естественный казахский язык. И им она владеет куда лучше, чем недавний премьер-министр и нынешний глава МИД РК. Почему так получается? Дело, видимо, в добровольном выборе. У той же Б.Брауер добрая воля в отношении казахского языка есть, а у К.Токаева – нет. Даже острая, казалось бы, служебная необходимость не смогла подвинуть последнего серьезностью засесть за изучение казахского языка. А предположение, что он может быть просто недоступен ему, — это, конечно, совсем несерьезно. И вовсе глупо оправдывать того же К.Токаева таким образом. Это – не аргумент.
Окончание следует