– Сергей Борисович, в последние дни на российских федеральных каналах с утра до вечера обсуждают предложенные Путиным реформы. Вы один из самых активных участников этих дискуссий. И самый, наверное, концептуальный. Вы говорите, не больше не меньше, о смене эпох в истории России.
Сергей СТАНКЕВИЧ. (Фото: Марина Волосевич)
– Да, в самом деле, история развивается не как сплошной «бурный ледоход» событий, стихийно наползающих друг на друга, а через смену эпох, причём движущей силой перехода выступают фундаментальные перемены в государственном устройстве.
Внутри эпохи – как в исторической нише – люди находят себе место и источники доходов, создают семьи, обустраивают дома, налаживают жизнь, привыкают к власти и существующим порядкам, соблюдают правила и ритуалы, планируют будущее. Если жизнь устроена справедливо, законы и правила гуманны, а власть достаточно ответственна и приветлива к гражданам, то эпоха длится. Иногда даже сладкоголосые творцы говорят о «золотом» или «серебряном» веке. А если всё по-другому, то в обществе накапливается недовольство и зреет запрос на перемены. Зреет до взрывоопасного рубежа.
Если власти слишком долго игнорируют назревший запрос – происходит взрыв, разрушительная революция снизу. Если реакция властей своевременна и адекватна, вместо революции происходят реформы сверху.
Собственно, именно в этом и состоит сжатая политическая формула настоящего либерализма: реформы – своевременные и адекватные – вместо революции. Либерал – это главный враг революционера: своим реформаторством он делает революцию ненужной. А вот какой-нибудь жестокий сатрап и патентованный консерватор, напротив, – лучший друг революционера: он полностью дискредитирует режим, тупостью исключает компромиссы, а репрессиями провоцирует желанный для радикалов взрыв.
В конце 1980-х годов ХХ века патологическая неспособность КПСС вовремя и бережно реформировать советскую империю обрушила СССР.
В 1991-1999 годах мы в течение восьми лет пережили эпоху революционного (во многом катастрофного) перехода от советской империи к первой российской Республике. Завершение этой эпохи, как всегда, сопровождалось сменой задач и героев. В конце каждой революции на исторической сцене появляется он – консервативный консолидатор. Не обязательно буквальное повторение Бонапарта, но кто-то похожий. Тот, кто остановит революцию и разгребёт завалы. Эта роль выпала Владимиру Путину и он с ней в целом (не без замечаний) справился. Два десятилетия XXI века заняла путинская эпоха постреволюционной стабилизации. В результате наш новый государственный проект «Республика Россия» был сформирован в основных системных чертах.
К 2020 году стало ясно, что главные задачи «эпохи стабилизации» решены, а её социальные возможности исчерпаны. Мы надёжно защищены современным оружием и обеспечены всем необходимым, госбюджет в профиците, резервные фонды полны, но страна топчется на месте. Мы не развивается. Для новой эпохи необходимо новое целеполагание. И главное – новое качество управления. Исторический вызов, стоящий перед Россией, – перейти в режим справедливого, опережающего и безопасного развития.
Если Россия не совершит этот переход, если её элита попытается инерционно продолжить – уже как ритуал – прибыльную для узкого круга «консервативную консолидацию» (без Путина в роли президента), — нашу страну в самом щадящем случае ждёт эпоха застоя. А в худшем случае – бессмысленный и беспощадный бунт с чёрным переделом.
Если Россия сможет собраться для экономического и социального прорыва, которому должен предшествовать управленческий прорыв, то страну ждёт «эпоха роста». Тогда наша Первая республика вполне сможет войти в группу лидеров Большой Евразии и создать у себя, пользуясь китайской терминологией (а чем ещё пользоваться?) общество средней зажиточности. На это и стоит работать.
– Ещё вы говорили о появлении в России национальной идеи. Или национальной идеологии.
– Это правда. У нас стало появляться – пока эскизно – что-то похожее на национальную республиканскую идеологию. В ней три составляющих темы – ценности многодетной семьи, ставка на благополучное национальное домохозяйство и созидательный патриотизм. Последний не стоит путать с агрессивным охранительным «патриотизмом», запрудившим наши каналы массовой профанации. Патриотом вправе называться тот, кто поднимает и развивает свою страну, а не тот, кто с утра до вечера трубит о её величии и заливистым лаем гнобит каждого, не разделяющего захлёбный восторг.
Патриоты – это созидатели и ростовики, а не корыстно-восторженные охранители. Хотелось бы уже, чтобы настоящие патриоты составили кадровую основу в парламенте и правительство РФ.
– Вы до конца понимаете, что именно Путин предлагает сделать с Конституцией?
– Нам предстоит первая в истории современной России системная конституционная реформа. Замысел Путина достаточно прозрачен. Тип государственного устройства принципиально не меняется. У нас была сверхпрезидентская республика, теперь будет просто президентская. До сих пор у нас была правовая гегемония президента в политической системе. Чего стоит исключительное право президента назначать (после формального согласования со «своей» партией) и произвольно увольнять главу правительства, а также весь состав кабинета министров. Это ситуация меняется. Позитивное право утверждения главы правительства и состава кабинета министров передаётся Госдуме. А страхующее и контрольное право увольнять весь состав правительства остаётся за президентом.
Главный эффект этой операции: между правительством и Госдумой возникает тесная рабочая связка и взаимная ответственность. Теперь наша вечно правящая партия «Единая Россия» не сможет отделять себя от работы правительства и заниматься пропагандистским критиканством. Дескать, мы правительство не назначали, там оказались не те люди (например, «проклятые либералы»), они ведут страну к катастрофе, а мы не причём.
Госдуме и конкретно правящей партии большинства придётся сполна отвечать за все результаты работы правительства, утверждённого Госдумой. Отвечать в том числе перед избирателями на выборах.
Разумеется, этот сдвиг в балансе властей в треугольнике «президент – правительство – парламент» имеет глубокий смысл только если выборы в России станут, наконец, реальной конкурентной борьбой, а не фиктивной имитацией и манипуляцией, как ныне. Пока президент не проявил каких-либо намерений в направлении оздоровления избирательной системы. Может быть, это произойдёт в дальнейшем. Если нет, то вопиющая фиктивность российских выборов может в будущем стать политической бомбой, способной взорвать даже тщательно отстроенную и сбалансированную систему власти.
За всей этой «перестройкой 2.0», затеянной президентом Путиным, стоят по сути две идеи. Во-первых, перевести Россию в режим устойчивого экономического роста и социального развития и, во-вторых, обеспечить бескризисный транзит власти в стране в 2024 году. Обе задачи одинаково важны и составляют органическую связку: не будет роста – транзит будет трудным или совсем сорвётся.
– Вот эту модель – «новый президент при живом национальном лидере и сильном парламенте» – как раз сейчас активно обкатывают в Казахстане. Пока совершенно не понятно, что там будет дальше, когда в силу естественных причин президент и парламент останутся наедине. Но, в силу тех же причин, это с высокой вероятностью произойдёт в Казахстане раньше, чем в России. Поэтому, наверное, ценность казахского полигона для Кремля в среднесрочной перспективе будет только возрастать.
– Вообще проблема транзита власти представляет критическую сложность в постсоветских государствах с жёстко вертикальной иерархией, авторитарным персонализмом национальных лидеров, паразитарной элитой, управляемыми судами и манипулятивными выборами.
Во всех этих странах, кроме республик Балтии, далеко не случайно сформировались персоналистские режимы разной степени авторитарности и жёсткости. Самые жёсткие сегодня – в Туркменистане и Таджикистане. Помягче – в Грузии после Саакашвили и в Молдавии после Плахотнюка. Все эти режимы выстраиваются под главную персону – публичную или закулисную – и судьба государства оказывается тесно переплетена с судьбой властителя. Бывает, настолько тесно, что вынь из пирамиды опорную персону, и всё сооружение рушится до земли. В таких условиях каждый системный политический транзит – от старого властителя к новому и от эпохи к эпохе – неизбежно становится чрезвычайным и судьбоносным испытанием.
В Туркменистане в 2007 году переходный элитный сговор обернулся государственным переворотом. В Узбекистане, напротив, транзит был в 2016 году сравнительно безболезненно осуществлён путём реализации закулисного элитного контракта, скреплённого ещё при жизни «отца-основателя» государства Ислама Каримова. В сложных маневрах и мучительных раздумьях сейчас работают над проблемой транзита лидеры Таджикистана и Белоруссии. После внезапного падения закулисного властителя Плахотнюка зависла на долгой паузе ситуация в Молдавии.
Среди вариантов «транзита с гарантией» выделяется казахстанская модель, запущенная в 2019 году. Авторитарный лидер, собственноручно сформировавший политическую систему, заблаговременно перевёл страну в режим транзита в обстановке относительной стабильности, имея под рукой страхующие резервы и надёжные элементы силового контроля. Лидер передал пост президента преемнику, оставляя за собой достаточный потенциал влияния на тот период, пока система не адаптируется к смене персоны, а преемник не укоренится. В Казахстане эта модель работает пока без видимых сбоев, что не исключает непредвиденных трудностей в дальнейшем. В России, похоже, готовится нечто подобное.
Владимир Путин обладает ныне потенциалом неформального влияния на российское государство, многократно превосходящим любые конституционные полномочия президента, даже столь безбрежно очерченные как в Конституции РФ. Но и у этого потенциала есть свой срок годности. До 2024 года, когда Путин оставит пост президента, ему надо обеспечить бескризисный транзит власти по предписанному сценарию.
Путин не может произвести из себя десяток клонов, способных сесть на все ключевые позиции в государстве. Поэтому ему придётся деперсонифицировать режим: отобрать надёжных людей, заключить с ними контракты доверия и перейти к рассеянному командному контролю над политической системой.
Команда Путина (согласно его предполагаемому сценарию) должна надёжно возглавить следующие позиции: президент, председатель правительства, председатель Госдумы, председатель Совета Федерации, генпрокурор, председатели Конституционного и Верховного судов, секретарь Совета безопасности, председатель Госсовета, главы МИДа и силовых министерств, глава ЦБ РФ, глава ЦИК, руководство партии Единая Россия, топ-менеджеры крупнейших госбанков и госкомпаний, руководители федеральных телеканалов.
Вместе с опорными заместителями это почти две сотни человек. Они и составят в России «глубинное государство», призванное сохранить страну от потрясений и удержать её на многие десятилетия в избранном русле развития, кто бы ни прибивался к власти на волнах избирательных кампаний.
– Вы полагаете, это глубинное государство со временем станет «самоигральным»? Его неформальные лидеры не перегрызутся между собой, не будут воевать за авторитарное единоначалие? И где в этой матрице глубинного государства место для Путина после 2024 года?
– На мой взгляд, ему удобнее всего будет переместиться в Совет безопасности. Специальным конституционным законом за Путиным можно закрепить председательство в СБ РФ сроком на 5-10 лет с правом вето на федеральные законы и решения правительства РФ по перечню вопросов, относимых к широко понимаемой безопасности российского государства и стабильности конституционного строя. Для обеспечения беспроблемного транзита этого, пожалуй, было бы достаточно.
Конституционно ли это? В случае легитимации сценария через парламент могут быть вопросы. Всё же лучше прибегнуть к надёжному механизму полноценного референдума.
– Что вы скажете о смене правительства? В Москве не стихают восторги по поводу нового премьер-министра. Все видят, что на место плюшевого Медведева наконец-то пришёл серьёзный мужчина. Он налоговую службу отладил, глядишь, и Россию обустроит. Вообще, жизнь много раз показывала, что во внутренних делах Путин так себе руководитель. Что ему нужен рядом сильный премьер склада Столыпина. Однако такой премьер полюбился бы россиянам и обязательно выиграл у Путина следующие президентские выборы. Поэтому премьеры рядом с Путиным всегда были сами знаете какие. Но теперь, возможно, пришло время ставить в премьеры Столыпина. И пусть побеждает на президентских выборах-2024.
– Если бы не конституционная реформа как сверхважный повод, то смена всего правительства выглядела бы чрезвычайной репрессивной акцией: снимают тех, кто провалил дело и заслуживает наказания. Этого явно избегали. В привязке к конституционной реформе замена правительства внешне выглядит мирно и благостно. Команду Дмитрия Медведева благодарят, многих неплохо пристраивают. Вся операция подаётся как тренерское решение в хоккейном матче в кульминационный момент выпустить на лёд свежую «пятёрку».
Тем не менее, речь идёт не о персонах, а о давно назревшей принципиальной смене правительственного курса. Политика макроэкономической стабилизации, проводившаяся более 10 лет, до предела обескровила экономику, демотивировала бизнес и породила массовую нищету населения. Рецессия грозит перейти в спад. Широковещательные призывы «расти» встречаются с недоверием. Первый год объявленного «экономического прорыва» завершился без признаков прорыва. Если так же пройдёт и второй год, власть рискует столкнуться с реальным политическим кризисом.
Очевидна необходимость вместо выбывшей из игры команды «стабилизаторов» ввести в дело команду «ростовиков», способных реализовать принципиально иную экономическую стратегию: форсировать рост с упором на несырьевой реальный сектор, на создание рабочих мест и стимулирование доходов населения.
Вновь назначенный председатель правительства Михаил Мишустин, 10 лет проработавший главным налоговиком, наверняка видел, как налогооблагаемые производители в России гнутся и ломаются под бременем административно-силового произвола. Сейчас много говорят о том, как умело Мишустин собирал налоги с бизнеса и с населения. Видимо, это ему зачлось при назначении. Но рыночная экономика должна ещё и создавать добавленную стоимость, быть рентабельной, зарабатывать.
Нам надо побеждать в глобальной технологической гонке, успешно конкурировать на мировых рынках, где нас сплошь и рядом грубо дискриминируют. Кто всем этим способен заниматься?
Сможет ли правительство Мишустина обеспечить, наконец, переход России к эффективной политике экономического роста и социального развития, станет ясно достаточно скоро – уже по составу того «правительства прорыва», которое он возглавит.
***
© ZONAkz, 2020г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.